Расходились молча. Димка пялился в стену, пока родители обувались, и вышел первым, коротко кивнув Матвею. А его маме и папе больше не сказал ни слова.
Сегодня, спустя три с половиной месяца после отъезда Агеенко, Матвей сидел за столом в своей комнате, тупо смотрел в телефон, где под его сообщениями так и не появилось отметки о прочтении. «ВКонтакте» Димона тоже не было, уже сутки. Может, с ним что-то случилось? Попал под машину, лежит в больнице весь в гипсе и поэтому ничего не может написать? Или он просто забыл про Матвея? Куча времени прошла, у Деймона появились новые друзья. Они там, рядом. С ними в любой момент можно сходить в кино, посмотреть ролики на ютьюбе, поиграть в футбол. Или в хоккей. Это ж всё-таки Канада.
Забыл. Наверняка. Матвей захлопнул учебник, который открыл десять минут назад, но так и не прочитал ни одного параграфа. Ну и пусть. Ладно. Он стянул джинсы, носки, снял футболку. От бордового трикотажа остро и опасно пахло хорьком.
Глава 2. Чай
отька, доел?
Сегодня на ужин рис и сосиски. Они слишком долго кипели: мама складывала бельё в стиральную машину и забыла про готовящийся ужин, так что теперь сосиски раздулись и изогнулись, как червяки. И рис переварен, размазня какая-то уродская. Хотя настоящая еда редко выглядит красиво. В одном видео на ютьюбе показано, как фотографируют еду и снимают рекламные ролики. Сметану там изображает клей ПВА, мясной фарш нарезанная подкрашенная губка, а мороженое делают из смеси муки и жирного крема. Гадость. А все смотрят, верят и слюнки глотают.
Моть? Устал? Бледный опять какой-то. И задержался сегодня, мы с папой уже поужинали, а Илюши нет до сих пор, мама моет посуду, тревожно посматривая через плечо.
Нормально я, просто поздно запись закончилась. Матвей сунул в рот последний кусок сосиски и поставил тарелку в раковину.
Чаю сам себе нальёшь? Возьми чашку. А пряники я сегодня шоколадные купила.
Опять пряники. Почему в их доме не бывает ни печенья, ни зефира какого-нибудь, ни пирогов? Пряники эти уже в глотку не лезут.
Не хочу пряников, просто чаю попью. Мам, Матвей сел за стол, а сколько чашек чая ты можешь выпить подряд?
А почему ты спрашиваешь? голос у мамы усталый.
Ну скажи. Потом объясню.
Ладно. Смотря каких чашек. Если мою любимую, с маками, то, наверное, парочку осилю.
А три? Матвей всё-таки взял пряник, посмотрел на него, понюхал и положил обратно в пакет.
А ты Патриарха, кстати, поливал сегодня?
Нет, забыл.
Ладно, я сама тогда. Мама с бутылкой отстоянной воды подошла к окну, отодвинула штору, что-то зашептала столетнику.
Мам! Ну скажи, три чашки выпьешь?
Да почему ты спрашиваешь-то?
Потому что сегодня к нам приходил человек, который может выпить семь чашек чая подряд!
Вообще-то у помощника администратора (именно такую должность занимал Матвей) не так уж много работы: принести-унести, встретить-проводить, расставить-протереть мебель в студии. Но поручение ему мог дать всякий, кто старше по должности, а значит, любой сотрудник программы. Чаще всего он помогал редакторам по гостям. Приглашённых людей приходилось сопровождать в гримёрку и до туалета, усаживать на положенное место в студии, поить чаем или кофе перед началом интервью.
Иногда гости отказывались от любого угощения, а просто сидели и ждали своей очереди. Большинство выпивали по одной чашке. Но даже в страшном сне Матвей не мог себе представить, что ради одного человека он будет семь раз мотаться между гримёркой и студией, столько же раз кипятить электрический чайник, заваривать пакетик, вынимать, укладывать на блюдце ложку и кубики сахара.
Мам, семь чашек это сколько получается? Вот эта банка, которую ты сейчас вымыла, литровая? Значит, он выпил литра два, не меньше. Как он не лопнул только?! Я бы, наверное, умер от такого.
А кто это был-то? мама наконец закончила возиться с посудой и подсела к столу.
Актёр один. Как его там?.. Забыл. На «сэ» начинается или на «кэ». Не помню. Бандитов играет и полицейских, большой такой, огромный прямо. Я боялся, под ним кресло в студии сломается, оно аж застонало. Думаю: ну всё, сейчас пол потрескается, и эта туша на нижний этаж вместе с мебелью провалится. Да ни фига! Сидит себе, пыхтит, чай хлещет и потеет, как кабан.
Моть, ну что ты так о взрослом и заслуженном человеке?
Ладно. Спасибо, пойду я. Заниматься надо.
Так всегда: только начнёшь с родителями разговаривать как с нормальными людьми, они тут же воспитывать начинают. А потом нудят: ну почему ты нам ничего не рассказываешь?
А Димон так и не ответил и даже не прочитал. Получается, был друг и сплыл. Да и пусть. В этот раз он плакать не будет, наплакался уже.
Агеенко улетели двенадцатого июля, и это был худший день за всю жизнь Матвея. Вернее, он так думал, пока не наступил сентябрь. А ведь пока длилось лето, всё вроде бы наладилось, насколько вообще могло наладиться в этой ситуации. С Димоном они списывались и созванивались по двадцать раз на дню. Бóльшую часть каникул Матвей провёл в Москве (за исключением двух недель с родителями в Анапе), так что рассказывать другу особо было нечего. Ну, трубы у них во дворе ремонтировали, вырыли на газоне две огромные ямы, и в одну из них съехала на тонких лапах маленькая собака. Склон крутой, земля осыпается, собака сидит внизу, голову задрала и смотрит круглыми глазами. А хозяйка, заполошная тётка, поверху бегает, верещит: «Арчи, деточка, не бойся! Арчи, солнышко моё, я тебя спасу!» Шаг вперёд сделала, плюхнулась на задницу и съехала вниз, как по горке зимой. А Арчи, кажется, и не боялся совсем. Он, может, специально в траншею спрятался, чтоб хозяйкиного визгливого голоса не слышать.
Когда Матвей эту историю Димону рассказывал, тот хохотал так, что со стула свалился и телефон выронил. Поэтому видно ничего не было, а только слышно, как Димка хрюкает и икает от смеха.
После, когда Димон успокоился, провёл Матвею видеоэкскурсию по своему новому дому. Ходил везде с телефоном, показывал. «Вот, говорит, гостиная, телевизор вчера купили и диван. Я сам выбрал расцветку как футболка, которые у нас с тобой одинаковые. Теперь кухня. Дурацкий цвет у мебели, да? Но маме нравится. Раковина как в американском кино возле окна. Можно мыть посуду и смотреть, как у соседей на лужайке девчонка с собакой играет. Сейчас их там нет, но я тебе потом фотку пришлю: собака точно такая, как твой папа говорил, лабрадор! Представляешь? Может, потом и мы заведём. А вот моя комната, на втором этаже. Небольшая, но это ничего. Стол, кровать и шкаф помещаются. Туда в угол думаем книжный стеллаж поставить, в выходные поедем покупать. А там в окне вышка для флага. Не видишь? Потому что далеко. Ну ладно, потом фотку пришлю. Это на школьном стадионе. Я ходил туда, смотрел, как пацаны в футбол играют, только не в наш, а в американский. Не, я пока ни с кем не познакомился. Не хочется что-то»
Было приятно, что Димка не торопится заводить новых друзей, хоть эта приятность немного попахивала подлостью. Димону там всё с нуля начинать: и школа новая, и одноклассники; всё вокруг незнакомое, ко всему нужно привыкать, даже, наверное, к еде. А Матвей дома. Деймон уехал, но в классе есть нормальные пацаны, можно подружиться с кем-нибудь. С Вовкой Охотниковым, например, или с Серёгой Ячным. С Ячным даже лучше.
Все оптимистичные планы рухнули в первый же день. Матвей, наверное, и сам был виноват: подставился. Не стоило приходить в школу с похоронной рожей. Но ещё на линейке ему стало так муторно, что на хлопанье одноклассников по плечам и ржание над их идиотскими шутками не было сил.
Окончательно он сломался на уроке истории. Их бывшая историчка, та самая, что придумала им с Димоном прозвище, вернулась в школу после двухлетнего (кажется) перерыва. Вошла в кабинет с улыбкой, сказала, что соскучилась и что теперь, когда её ребёнок начал ходить в детский сад, она будет очень рада три раза в неделю видеть свой любимый класс. Прошла по рядам, с каждым, кого помнила, здоровалась, а с новенькими и с теми, кого подзабыла, знакомилась заново.
Некоторые, кстати, так изменились, что и Матвей смотрел на них, как на пришельцев. Катька проколола в каждом ухе по три дыры, Игорёк накачался и побрился налысо, а Ольга стала выше всех девчонок в классе и покрасилась в розовый. Просто не узнать её. А когда-то ходила с Матвеем в один детский сад и была похожа на персонажа манги, только со светлыми волосами.
Но Матвея историчка узнала сразу. Подошла, уставилась на свободное место рядом с ним и говорит с ехидной улыбочкой:
Мэтт, я вижу, на месте. А Деймон где? Неужели опаздывает? Вы, похоже, за время моего отсутствия изменили своим привычкам и ходите теперь по одному. Или его на съёмки в Голливуд срочно вызвали?
Пустое сиденье рядом с самого утра представлялось Матвею чёрной дырой, в которую провалился Димон. Глупость, конечно, но он по-настоящему чувствовал, как оттуда тянуло холодом и морозило правую руку и щёку. Мёрзло даже ухо. Может, потому, что перед первым сентября мама отправила его в парикмахерскую и там неприятная тётка с холодными руками изуродовала его, как бог черепаху (такое определение стрижке дал Илья, и Матвей в кои-то веки искренне согласился со старшим братом).
За три часа он почти привык к тому, что некого тихонько пихнуть ногой, если стоящий у доски ляпнул глупость. Что не с кем сверить ответ уравнения. Что никто посреди урока не сунет ему в руку шоколадную ириску. Интересно, а в Канаде они есть эти липкие, выковыривающие пломбы конфеты, которые Матвей не любил, но ел, потому что Димону они нравились?
На словах исторички про Голливуд все заржали, и только Ольга, обернувшись со своей парты, посмотрела на Матвея с сочувствием. А он, не поднимая головы, попросил разрешения выйти.
Он был уверен, что никто ничего не заметил, но на перемене, проходя по коридору, услышал сказанное полушёпотом «Тётя Мотя». Один голос, потом ещё один, и опять: уже почти мужские и ломкие, хрипло-петушиные. Громче всех прозвучал совсем писклявый голосок, будто в толпу подростков затесался первоклассник. Принадлежал он Серёге Ячному, которого ещё вчера Матвей считал нормальным пацаном.
Ячный всю жизнь, с первого класса, был самым хлипким и тощим. Он, кажется, совсем не рос, выглядел сейчас лет на двенадцать, не больше, и уже три года носил одну и ту же синюю куртку (если только родители не накупили ему одинаковой одежды на всю оставшуюся жизнь).
Услышав голос Ячного, Матвей в первую секунду даже посочувствовал ему: такому маленькому и жалкому, наверное, ничего не остаётся, как прибиться к кому-нибудь. Иначе слишком страшно. Но Ячный почти без паузы повторил: «Тётя Мотя, Тётя Мотя! Платочек дать, слёзки вытереть?» Стоящие рядом пацаны загоготали, и уверенный низкий голос (через буханье сердца в горле, в ушах, во всём теле Матвей его сначала не узнал) одобрительно сказал: «Смотрите-ка, Ячный у нас нормальным челом становится. Возьмём его? Приходи вечером на Крышку, Серёга».
Пустырь за гаражами, где вечно кто-то тусил, называли Крышкой всю Матвееву жизнь, задолго до того, как рядом с ним появились крытые зелёным пластиком машиноместа. Может, потому, что посреди пустыря торчал бетонный колодец с неподъёмным чугунным люком. Если смотреть на конструкцию издалека, она была похожа на горлышко огромной бутылки, зарытой в землю. Матвей с Димоном на Крышку не ходили незачем было. Да их и не звали, по правде говоря.
«Тётя Мотя!» снова пискнул Ячный, и Матвей развернулся к нему, сам не зная зачем. Можно было, конечно, вмазать ему с размаху, впечатать в стену, вбить кулаком в рот ненавистные звуки. Драться Матвей не любил, но считал, что умеет. К тому же справиться с Ячным, который был на голову ниже и килограммов на пятнадцать легче, не стоило вообще ничего. Ткни его пальцем он и загнётся. Только что это изменит?
Весь класс давным-давно был в курсе, что он ненавидит проклятую «Мотю» до трясучки и злых слёз. Так обращаться к себе он позволял только родителям и брату, да и то от безысходности. Как им запретишь?!
Димону он тоже разрешил. Потому что Димон был почти братом, а может, даже лучше. Но ни разу, ни разу, ни разу тот не назвал Матвея Мотей! И остальных отучил: пару раз цыкнул на одного, дал подзатыльник другому, погрозил кулаком третьему. И постепенно дурацкое прозвище все забыли так думал Матвей до того самого дня, первого школьного дня без лучшего друга.
Ну что, Палеев, будешь Ячного бить? Докажешь, что ты мужик, а не Тётя Мотя? уверенный голос, как можно было сразу догадаться, принадлежал Максу Раскатову, самому высокому и сильному в классе. Учился Макс так себе, не лучше Матвея, но вёл себя как самый умный. Вот, кстати, будет вам обоим испытание: Палеев пусть двинет Ячному, Ячный даст сдачи, а мы посмотрим. Выдержишь, Тётя Мотя, тоже можешь вечером прийти на Крышку. Так и быть, подберём тебя, раз дружбан твой тебя кинул.
Матвей стоял перед Ячным, смотрел ему прямо в лицо. Серёга, вопреки ожиданиям, глаза не опустил, но его зрачки метались туда-сюда, как испуганные крысы в клетке. Подумав немного, Ячный сжал кулаки, выставил их перед грудью, будто собирался боксировать. Это было смешно, и Матвей рассмеялся: и над Ячным, и над собой, таким же ничтожным, ни на что не годным без кого-то сильного рядом. Оказывается, его не трогали только из-за Димона. А теперь его нет ни в этой школе, ни в этом городе, ни в стране. Ни в убогой Матвеевой жизни.
Ну что, Палеев? Давай уже, а то звонок скоро.
Кажется, вокруг них собрались все. Стояли, смотрели. Одни скалились, как акулы, другие спокойно ждали развязки.
Оставьте его в покое! пробравшись через толпу, рядом с Матвеем возникла Ольга. Матвей, они тебе что-то сделали? Пойдём отсюда, а?
О! У Тёти Моти новая защитница объявилась! Раскатов оживился. Серьёзно, Палеев? Спрячешься за спину девчонки? Хотя она ничего
Да пошёл ты! выкрикнул Матвей в лицо Максу. И ты отстань, чего лезешь, куда не просят!
Он буром прошёл через толпу и, не оглядываясь, направился к выходу. Ольга осталась где-то сзади и ничего не сказала, а Макс крикнул в спину:
Палеев, надумаешь Ячному в морду дать приходи на Крышку!
Ничего этого Матвей Димону не рассказал. И в школе он больше не появлялся: не потому, что боялся Макса, а просто не шли туда ноги. Утром, когда все собирались на работу, тоже изображал активность: вставал-умывался-одевался, иногда даже выходил из дома, но потом возвращался, ложился на свою кровать и спал. Когда звякал телефон, просыпался, отвечал Димону.
У друга, кажется, всё было хорошо. В школу в этом году пришло много новичков, в том числе русских. Учиться было легко: «Я даже не ожидал, что почти всё буду понимать!» По выходным они с родителями осматривали город, и Димка слал гигабайты фоток и видео, которые Матвей поначалу скидывал в родительский комп, а потом стал удалять сразу после просмотра. Интересно, рассказал Димон кому-нибудь из новых приятелей про него, Матвея? Про лучшего друга, который остался за океаном и жизнь которого развалилась на такие мелкие кусочки, что вряд ли когда-нибудь соберётся в единое целое?
Безнаказанно прогуливать уроки удалось всего три недели. Он так и не понял, почему в школе его не хватились раньше. Видимо, никому не пришло в голову, что Палеев на такое способен. Но потом классная забеспокоилась, не слишком ли долго Матвей болеет, и позвонила маме; та, в свою очередь, потребовала, чтобы папа пораньше пришёл с работы «для важного семейного разговора». Как назло, Илья в тот день тоже явился домой не к полуночи, а прямо к ужину.
Мама, как настоящий разведчик, молчала до последнего. Разогрела еду, всех покормила, налила чаю. Но когда Матвей, с трудом осилив половину привычной порции и традиционно отказавшись от пряников, собрался идти к себе («уроки надо делать»), мама его остановила: