Идти надо, как аршин заглотив! учил он морских курсантов, понятно говорю?
В ответ молчание. Все устали и обозлились сами на себя и на все командование.
До четвертой шеренги, где стоял Леша Морозов, донесся запах хорошего коньяка, которым, видимо, в перерывах грелся начальник. Морозов вдохнул этот приятный запах, и ему стало слегка смешно. Он, опустив голову, даже улыбнулся. В ночном морозном воздухе запах чувствовался очень хорошо. Сосед Алексея толкнул его карабином и тихо прошептал:
Эх, отлить бы, а то еле ноги переставляю! Боюсь, описаюсь от усердия!
Морозов тихо вздохнул про себя и почувствовал, что очень устал, что очень хочется спать, но еще больше тоже хочется в туалет.
И он посочувствовал себе и соседу, понимая, что ничто не может спасти от позора описаться. Представил себе мокрые, заледеневшие брюки и даже вздрогнул.
Укоряющими взглядами смотрели на курсантов их начальники, которые тоже, видимо, уже устали и от того, как пройдет следующее прохождение, зависело, когда полк ляжет спать. Но казалось, что при таком подходе придется маршировать до утра.
Ну, что вам не хватает, моряки, чтобы хоть раз пройти нормально? спросил внезапно генерал-полковник, вглядываясь в глаза первой шеренги. Видимо, внутренне почувствовал уже какое-то безразличие и фатализм со стороны моряков. Он вдруг понял, что моряки из принципа готовы ходить до утра.
Что вам не хватает, моряки? повторил он, что надо сделать, чтобы вы прошли нормально?
Товарищ генерал! Писать хочется! раздался внезапно чей-то голос из задних шеренг.
Все замерли, ожидая шторма.
Генерал нахмурил брови, посмотрел внимательно на начальника училища, тот покраснел и лишь пожал плечами, показывая выражением лица: «Что, мол, с этих придурков возьмешь? Вот и будем мучиться до утра».
Генерал оглядел тоскливо площадь, посмотрел на сопровождавших его офицеров, потом посмотрел в сторону Мавзолея и Кремлевской стены и внезапно скомандовал:
Быстро, бегом! Кто хочет! К кремлевской стене и назад в строй!
И тут беззвучно морские курсанты с карабинами рванулись к стене.
У передвижных ограждений, огораживающих у стены мемориальное кладбище, стояли несколько милиционеров, ожидавших, видимо, окончания тренировки.
И когда внезапно огромная черная масса из четырехсот человек в черных бушлатах и бескозырках с карабинами в руках с примкнутыми штыками молча рванулась к Кремлевской стене, они, понятное дело, испугались. Возможно, что они вспомнили о революционных матросах, взявших Зимний дворец и поэтому также молча побежали в разные стороны.
Разбросав по пути металлические заграждения, оставшиеся без охраны, курсанты по первой траве подбежали к стене и несколько сотен мощных струй ударили в древнюю Кремлевскую стену. Потоки жидкости стекли вниз, скрываясь в специальных ливнёвках.
Через пять минут полк опять стоял в строю, поправляя бушлаты, бескозырки и ремни.
Генерал-полковник и все офицеры молча наблюдали за происходящим. Было непонятно: осуждают ли решение генерал-полковника офицеры училища, но лица у всех были недовольные.
Когда все встали в строй и привели себя в порядок генерал-полковник глубоко вздохнул, покачал головой и громко сказал:
Посмотрим, как вы теперь пройдете! хмыкнул и чему-то улыбнулся он и, развернувшись, молча пошел в сторону Мавзолея. За ним подобострастно побрела его свита, видимо, обескураженная таким решением начальника.
Офицеры морского полка заняли свои места.
К торжественному маршу, на двух линейных дистанция, первый батальон прямо, остальные напра во! раздались который раз с Мавзолея знакомые команды.
Вдоль линии прохождения побежали линейные из числа кремлевского полка, вынужденные вместе с моряками делить тяготы ночных прохождений. Можно было представить, как они этих морских недотеп, неспособных нормально пройти, ненавидели. Возможно, что они тоже хотели в туалет.
Морозов стоял и думал об этом и от этих мыслей ему стало веселей. С получением команды «АРШ» он вместе со всеми ударил ботинками по кремлевской брусчатке с подковами и прибитыми под подошву металлическим ромбами.
Громкий одновременный цокот более восьмисот ног разбудил засыпающую площадь.
«Цок-цок-цок!» гремели железки и подковы. Казалось, древние башни и стены Кремля, видевшие стрелецкие восстания, всех царей и даже Наполеона, удивляются необычности происходящего.
И-и-и раз! прокричали вторая и третья шеренги, поравнявшись с линейными, и курсанты дружно замаршировали мимо Мавзолея, повернув голову направо и четко фиксируя каждый взмах рукой на одном уровне. Где-то на Мавзолее Алексей увидел генерала, который придирчиво рассматривал наши молодые и разгоряченные лица. Мавзолей уплыл медленно куда-то назад.
Конечно, лица курсантов он не видел, но видел и фиксировал равнение в шеренгах, равнение бескозырок, равнение по диагоналям, равнение взмахивающих рук.
Мавзолей пролетел незаметно и остался позади.
И-и-и раз! раздалась команда второй и третьей шеренг, отменяющая равнение направо, и курсанты замаршировали дальше к храму Василия Блаженного или, как он назывался официально Храм покрова Пресвятой Богородицы, построенного в честь взятия Казани войсками Ивана Грозного.
Начальник училища и его заместители выбежали из строя вправо и легкой рысцой припустили к Мавзолею, видимо, получать очередной нагоняй от генерал-полковника.
Карабин у плеча Алексея привычно давил слегка вниз. Правая рука сама находила его цевье, делая отмашки.
«А как хорошо и тепло в постели, а мы тут маршируем!» мелькнула предательская мысль и куда-то сама исчезла.
Правое плечо вперед! скомандовал наш начальник факультета и, как бы придерживая нас обеими руками, слегка отведя их в стороны, стал заводить батальон на положенное нам место. Где-то сзади разворачивался так же второй батальон первого факультета.
К ноге! звонко щелкнули приклады карабинов о московскую брусчатку, клац!
Сразу стало легче. Алексей выдохнул.
Вольно! правая нога автоматически расслабилась, и мы все выдохнули набранный еще перед прохождением воздух.
Два батальона, стоявшие в три часа ночи у Храма Василия Блаженного, ждали резолюции генерал-полковника.
Наконец он показался в районе Мавзолея и направился к морскому полку. Издалека было видно, как он на ходу о чем-то советуется со своим окружением, курсантскими начальниками, резко размахивая руками. Видимо, он уже принял решение. За ним бежала свита, не попадая в его длинные шаги. Среди серых шинелей черными пятнами выделялись морские начальники.
Завалили опять! тихо вздохнул сосед Алексея. Более четырехсот глаз с волнением всматривались в приближающиеся командование. Прожектора ярко освещали всю Красную площадь. И вдруг они погасли и лишь осталась пара прожекторов, направленные в лицо стоявшим у храма курсантам.
Из-за света прожекторов огромные тени начальников выглядели даже не реально.
Начальник 1-го батальона капитан 1-го ранга Шульц, как командир 1-ого батальона скомандовал:
Равняясь, смирно! Для встречи слева на кра-ул!
Курсанты дружно подняли карабины на уровень груди и стали есть глазами, как положено по уставу, подходившее командование.
Начфак, приложив руку к козырьку и выпятив вперед грудь, направился было докладывать. Генерал-полковник досадливо высоко отмахнулся рукой от него, как от мухи, и остановил его рвение.
Не надо! Не надо! Вольно, полковник! Вернее, капитан, э-э-э, какого у вас там ранга. Все! Спасибо! он махнул рукой и добавил еще что-то явно непечатное.
Скорее всего, он устал не меньше курсантов.
Вольно!
Вольно! скомандован командир батальона. К ноге!
Глухо и единым стуком хлопнули карабины о бессловесную брусчатку.
Строй замер в ожидании резолюции.
То, что часть прожекторов уже погасли, настраивало курсантов на хороший лад.
Генерал-полковник прошелся вдоль строя в одну сторону, потом в другую. Видимо, думал, что сказать. Затем вышел к середине нашего строя, снял фуражку и платком вытер околыш ее внутри.
Несмотря на довольно прохладную погоду, всем было жарко. Курсанты молча ждали резолюции. Казалось, что они сделали все, что могли, и лучше пройти уже не смогут. Так же напряженно ждали резолюции высшего командования и офицеры, вглядывавшиеся в темноте внимательно в лицо генерала.
Генерал-полковник нахлобучил одной рукой на голову фуражку-аэродром и улыбнулся, а затем, выждав небольшую паузу, внезапно сказал:
А что, моряки, вот так бы и надо было сразу! Извините, не знал, что вам надо было просто отлить, а потом лишь маршировать. Непростые вы ребята! Сложно оказалось с вами, не то, что с нашими армейскими!
Лица курсантов стали непроизвольно растягиваться в улыбках. Генерал усмехнулся, а затем сразу посерьезнел, приложил руку к фуражке и громко произнес:
Благодарю за службу, товарищи моряки!
Курсанты сразу подтянулись и дружно и громко рявкнули:
Служим Советскому Союзу!
До Алексея опять донеся от генерала запах хорошего коньяка. Видимо, он снова погрелся на Мавзолее.
Какое-то время генерал молчал и просто проходил вдоль строя и рассматривал молодые и довольные лица курсантов, а затем, поравнявшись с краем строя, повернулся к начавшему улыбаться адмиралу и жестко и громко приказал:
Всех в казарму! Отдыхать! На сегодня все! Разрешаю всем спать до обеда! Вот так! добавил он по-простому и потер руки в коричневых кожаных перчатках.
Адмирал скомандовал:
Смирно! На плечо!
Курсанты дружно вскинули карабины на левую руку.
Ведите! скомандовал генерал и, повернувшись, пошел быстрым шагом к мавзолею.
Шагом! Арш! донеслась команда.
Громко, цокая металлическими набойками ботинок и подковками по брусчатке, курсанты строем зашагали, отбивая шагами, за Храм Василия Блаженного батальон за батальоном, туда, где ждали машины.
Левой, левой, левой! доносились команды командиров батальонов.
Алексей, поворачивая, заметил, как генерал-полковник остановился, как-то посмотрел в сторону уходящего морского полка и внезапно отдал честь. После этого повернулся и направился к ожидавшей его у Мавзолея легковой машине.
За ним, увеличивая шаги, тянулась его свита.
В голову Алексея приходили смешные мысли: «А, может, генерал тоже хотел, так же как курсанты весело подбежать к Кремлевской стене и »
Отбивая четко шаг своими подковками и ромбами под подошвами, выбивая искры из брусчатки, отчетливо видимые в свежем ночном апрельском воздухе, курсанты почти бегом, ускоряя шаг, неслись по Васильевскому спуску к ожидавшим машинам.
«Вперед в Тушино, на наш бульвар Свободы к нашим теплым койкам, которые уже давно ждут нас!» мелькнула у Алексея предательская мысль, и только теперь он почувствовал, как устал и как хочется спать.
Покурить бы! прошептал мечтательно маршировавший рядом с Алексеем сосед.
За Храмом Василия Блаженного курсантов ждали который час машины, вокруг которых прыгали, видимо, проклинавшие курсантов водители.
А где-то там, в Тушино, на бульваре Свободы, курсантов ждали теплые казармы и койки.
Алексей посмотрел на, подаренные отцом «командирские» часы. Был четвертый час ночи. Где-то там пробивалось уже солнце. Начинался новый день.
«Спать дадут часов до обеда» мелькнула довольная мысль, и предательски потеплело в груди.
На последнем в истории СССР первомайском параде курсанты ВВМУРЭ имени Попова прошли с оценкой «отлично», а каждый курсант получил письменную благодарность от Министра Обороны СССР.
Глава 5. Моряк ребенка не обидит
Алексей проучился в высшем военно-морском училище радиоэлектроники почти год и потихоньку заметил, что к курсантам первого курса начало меняться отношение. Нет, конечно, бывалым курсантом он не стал, но он не чувствовал себя в училище уже самым молодым. Скоро приедут поступающие и курсанты 1-ого курса (абитуриенты) и первый курс станет как бы на ступеньку выше. Теперь он знал многие нюансы службы в училище. Знал, что можно делать, что нельзя. Знал, где можно сачкануть, а где нельзя. За плечами была уже аж одна сданная сессия, после которой отчислили пять курсантов по неуспеваемости и одного за распитие спиртных напитков.
Даже старшина 2 статьи Бочкарев стал смотреть на курсанта Морозова уже немного по-другому. Не искал, как ранее, к чему бы придраться, а лишь по-отечески наставлял, что и как надо делать. Не старался найти причины отчислить его от училища. Зауважал, наверное, признал его право быть курсантом.
В училище сами курсанты условно делили себя на категории, в зависимости от курса учебы. Первый курс называли «без вины виноватые», второй курс «неподдающиеся», третий курс «веселые ребята», четвертый курс «женихи», пятый курс «лимоны» или «лейтенанты». Сами же курсанты себя называли в шутку «коллективной универсальной рабочей силой, абсолютно не желающей трудиться» по первым буквам слова КУРСАНТ. Преподаватели иногда называли курсантов гардемаринами (по званиям морских курсантов времен Екатерины Великой, означавшей морская гвардия).
Подходил к концу первый курс, впереди самый сложный второй, как говорили более старшие курсанты. После второго, говорят, уже не отчисляют и если ты очень хочешь стать морским офицером, то уже обязательно станешь. Хотя, трудились и делали то, что прикажут. Самое сложное было стоять в расходном подразделении и чистить ночью картошку на все училище. Чистили, как правило, до утра. Не высыпались, и чтобы ускорить процесс чистки, картошку чистили квадратиками, то есть в отходы уходила почти половина каждой картофелины.
На первом курсе шли пока общеобразовательные и общекорабельные предметы, а вот на втором курсе уже начинаются специальные предметы по будущей специальности. И валять дурака будет никак нельзя надо учиться. На втором курсе надо сдать, как говорили опять же более старшие, самый сложный предмет, называющийся ТЭМП (теория электромагнитного поля), который ведет самый вредный преподаватель в училище «профессор Мориарти». Им так напугали всех первокурсников, что низенького, лысоватого капитана 2-го ранга, имевшего это прозвище, все первокурсники старались обходить стороной, чтобы случайно не попасться на глаза. Как говорили, что он чем-то, по сути, напоминает генерала Хлудова из кинофильма «Бег».
«Мимо меня не проскочишь!» говорил генерал Хлудов, за спиной которого маячили виселицы.
А за спиной «профессора Мориарти» маячили несданные экзамены, так называемая «академия» в летние месяцы (сдача злополучного экзамена вместо заслуженного отпуска).
«Мимо Мориарти не проскочишь!» в который раз шептал про себя Алексей Морозов и представлял, как он идет на этот экзамен, как кролик в рот удаву. Обойти и проскочить нельзя. А сдавать придется.
Многие курсанты приобретали в училище плохие привычки. Кто-то начал курить, кто-то начал пить, а кто-то напропалую гулял с местными петергофскими девушками.
Вечером после возвращения из увольнения многие курсанты хвастались перед другими своими «подвигами» на любовном фронте.
В темноте кубрика они собирались в уголке и, поедая съестные припасы, принесенные из увольнения от любвеобильных мам и бабушек, делились впечатлениями.