Что ж, вскоре и мне довелось столкнуться с чем-то подобным.
Дело было седьмого августа, буквально спустя сутки после дня рождения Звонимирова. Только в студенческие годы мне доводилось посещать ночные клубы две ночи кряду. Но теперь мои походы туда совершались с важной целью и были безконечно далеки по своему содержанию от тех молодёжных праздношатаний.
Расположенный в новейшем гигантском небоскрёбе клуб открыл нам свои двери. Здесь «благоухала» непонятно откуда взявшаяся на северо-западе России атмосфера невадского Лас-Вегаса. Этот клуб можно было назвать «клубом грехов» по вышеприведённой аналогии либо, как часто изъяснялся Правин, «гнойной язвой на теле России». Что касается внутреннего устройства заведения, то «грехи» здесь выстраивались в последовательную шеренгу: от относительно безобидного бара с дорогим алкоголем, расположенным недалеко от входа, до свингер-клуба в самом конце гигантского заведения. Посредине танцпол (с, разумеется, трезвыми танцующими), далее десяток приватных комнат (для, разумеется, духовных бесед), и уже совсем близко к свингерской территории островок азартных игр (вполне себе обитаемый, но после него голодная смерть отнюдь не была фантастикой).
Мы пришли туда вчетвером. Даже Правин, ненавидевший ночные клубы лютой ненавистью, наступил своей (субъективной) песне на горло и оделся так, чтобы пройти фэйсконтроль без «поручительства» Ивана. Виктор помыл свои нередко засаленные волосы, надел деловые брюки и белоснежную рубашку, вместо потёртых кедов обул начищенные до блеска чёрные лакированные туфли.
Римская же сегодня выглядела как настоящая леди. Она надела чёрное облегающее атласное платье с асимметричным лифом, переходившим в одну широкую бретель на плече; прямая юбка платья с разрезом и небольшим шлейфом была собрана в складки на бедре.
Приходится стараться, чтобы диджей сегодня обратил на меня внимание, улыбаясь, Ольга прокомментировала броскость своего наряда, попивая при этом только что принесённый официантом свежевыжатый ананасовый сок.
Услышав это заявление, Правин нахмурился. Да, он прекрасно понимал, для чего мы все были здесь. Однако Оля очень нравилась ему пусть это и было невзаимно. И мысль о том, что сегодня ей придётся (пусть и ради общего дела) охмурять диджея полноватого чернобородого парня за пультом бередила Виктору душу.
Сегодня мы решили обойтись без хакерства. Ситуация позволяла сделать всё предельно банально с помощью воткнутой в компьютер диджея флешки. И в этот день мы не хотели никуда торопиться. Ну, пожалуй, за исключением Правина. К его неприятным впечатлениям в эту ночь помимо необходимости прийти в этот, как он выражался, «гадюшник» теперь прибавилась боль от созерцания того, как нравившаяся ему девушка флиртовала с другим. Поэтому Виктор ушёл в уголок, где было максимально тихо, и до «момента икс» никто из нас его более не видел.
Нам же с Иваном предстояло многое обсудить. Мы уселись за столик, заблаговременно заказанный, и я, попивая апельсиновый сок, сказал своему новому знакомому:
Иван, я теперь, кажется, понял, почему Виктор с вами. Его знание биологии, наверное, как-то помогает вам в написании «объективной» музыки.
Скажу честно, Дима: именно писать «объективные» произведения Витя пока не научился. Но он на пути к этому. Именно сочинять такую музыку пока удаётся только мне: ведь только я имею возможность иногда связываться с Хозяином и Матерью. Да, они и в этом деле тоже асы! Хотя мыслишь ты в верном направлении: в нашей команде нужны не только хакеры и экстрасенсы, но и естественники тоже. Те, кто любит Природу и прилежно изучает её законы.
Я интуитивно чувствовал, что прямо сейчас допытываться у Ивана про Мать и Хозяина было несвоевременно. Поэтому я сказал следующее:
По поводу наличия в команде экстрасенса, хакера и естественника у меня теперь вопросов нет. Но скажи, Иван: для чего вам я?
Звонимиров чуть снисходительно улыбнулся, после чего ответил:
У тебя, Дима, имеются способности к психологии. «Дар» пожалуй, сказано будет громко. Но способности хорошие. К тому же нам всем однажды пригодится твоя любовь к литературе. В этом ты можешь быть уверен.
В этот момент я увидел, как Римская уже вовсю флиртовала к диджеем. Конечно, она ему понравилась. Его улыбка, с трудом просматриваемая через густую бороду, то и дело светилась надеждой на продолжение знакомства с нашей хакершей. Оля периодически подходила к нему, кричала что-то на ухо сквозь гремящую клубную музыку, а затем снова уходила танцевать. Она ждала, когда он пригласит её за свой пульт.
Скажи, Иван, обратился я к Звонимирову, а что за личные счёты у Оли Римской с полицией?
Оля у нас девушка с характером, как ты уже понял, ответил мой собеседник. Она довольно серьёзно занималась дзюдо. И как-то раз на неё позарился один так называемый мажорчик сын очень богатой и влиятельной женщины. Он пьяный попытался изнасиловать Олю возле клуба. В итоге Римская сломала ему руку и челюсть.
Не слабо, прокомментировал я бойцовские навыки своей новой знакомой, а Иван продолжил рассказ.
Благодаря маминым связям с полковником Чернобродовым инцидент квалифицировали как «превышение пределов необходимой самообороны». В итоге мне пришлось вызволять Олю прямо из следственного изолятора. Так мы с ней и познакомились. Вернее, она со мной.
То есть как? не понял я. Ты вытащил незнакомую девушку из беды? Ключевое слово здесь «незнакомая», Иван. Это благородно, конечно Да и вообще я на её стороне во всей этой истории это без вариантов! Но почему ты сделал это? И как ты вышел на меня? Я до сих пор не могу этого понять!
Видишь ли, Дима, Иван говорил, не поворачивая ко мне головы, но при этом я слышал его предельно отчётливо, я многое вижу своим внутренним зрением. Зови это ясновидением, если тебе так привычнее. А мне нравится говорить, что моё сердце отзывается на зовы близких мне по духу людей. Той ночью, когда я тебе написал, ты страдал из-за бандита-безпредельщика, который врубал музыку на полную громкость. А Оля-то страдала куда больше! Я могу сказать просто: я почувствовал, что вам была нужна моя помощь. И я помог каждому из вас по-своему. Но если тебе технически помогла сама Оля, когда подключилась к электросети дома того урода, то ей самой помог я, «перевоплотившись» в полицейского.
А с этого места можно поподробнее? попросил я, предельно заинтригованный.
Да на здоровье. Ты же помнишь, что происходило с Шестёркиной на моём дне рождения?
Ну да, я припомнил, как Настя то увлекалась Звонимировым, то остывала, то увлекалась им снова.
Коктейль из чувств ревности и зависти снова ненадолго забурлил во мне. Я очень хотел научиться производить на людей иное впечатление, нежели я всегда производил прежде. И тут я снова поразился тому, насколько легко Звонимиров проникал в мой мозг.
Так вот, Дима, люди мечтают производить на других хорошее впечатление, эту фразу Иван проговорил как-то уж очень безпечно, словно бы слегка глумился надо мной. Однако они производят на окружающих именно то впечатление, которое предопределяется их главной отрицательной чертой их основной слабостью.
И окружающие всегда, так или иначе, эту черту считывают, понимающе кивнул я.
Да, подтвердил Звонимиров, ровно до тех пор, пока человек от этого своего недостатка не избавится. Это можно сделать только путём долгих и сознательных усилий. Сначала человек должен сам разглядеть в себе эту черту. Это начало преображения. Ты в себе уже разглядел свою главную черту: ты боишься оказаться безполезным. Кстати, насчёт Оли Римской: её неумолимый дух соперничества тоже возник не на ровном месте. Он скрывает за собою Олин страх потерять автономность. Римская опасается, что ей навяжут чужую волю. И поэтому она так часто прибегает к модели поведения «лучшая защита это нападение».
Но к сегодняшнему дню она уже преодолела свою главную черту? поинтересовался я.
Не до конца. Равно как и ты.
Ещё бы задумчиво и довольно меланхолично ответил я.
Ну, думаю, теперь ты понял, почему у Оли есть зуб на правоохранительные органы, сказал Иван. Она видит в них машину наказания. И в этом я с ней солидарен.
И я тоже! эмоционально согласился я с собеседником.
Знаешь, Оля мечтает, чтобы совершившему ошибку человеку не доламывали его судьбу, а, наоборот, помогали. Перевоспитывали, в конце концов. Пребывание преступника среди жестоких людей либо ломает его окончательно, либо делает его таким же жестоким. И это уже совсем далеко от исправления
Скажи, а у тебя самого ведь получилось избавиться от твоей главной отрицательной черты? полюбопытствовал я, памятуя о начатой недавно теме.
Да, в своё время мне это удалось, подтвердил Звонимиров. И в итоге я приобрёл то, что полагается человеку, совершившему подобный подвиг. Я не шучу: избавиться от своего главного недостатка это реально подвиг! И когда человек становится от него свободным, он начинает производить на других именно то впечатление, которое сам пожелает. Вот смотри: сейчас я стану «идеалом» той симпатичной официантки справа.
Я внимательно посмотрел на эту высокую и стройную девушку в чёрной юбке и белоснежной блузке; её от природы чёрные волосы были окрашены в блонд. Она только что принесла коктейль столику напротив нас. И вдруг я увидел, что она как бы заёрзала на месте. Она не могла понять, в чём причина, хотя я сам уже догадывался. И тут внутреннее противоречие официантки разрешилось: она повернулась на сто восемьдесят градусов и увидела его, Звонимирова. Я посмотрел на Ивана сам и поразился. Это был какой-то другой Иван не тот, что был минутою раньше. Выражение его глаз, напряжение мимических мышц лица, даже осанка поменялось буквально всё.
Желаете что-нибудь заказать? спрашивая это у нас (а, по сути, именно у Ивана), девушка буквально сияла.
Мне ничего не нужно, сказал я, но официантка словно бы меня и не услышала.
Нет, спасибо, пока что не нужно, без каких-либо эмоций ответил Звонимиров, чем, очевидно, сильно расстроил «стремившуюся к своему идеалу» официантку.
То есть ты сейчас перевоплотился в того, кого она мечтала бы встретить? провожая взглядом сотрудницу заведения, спросил я Ивана.
Да. Уверен, об этом ты тоже успел прочесть у Гурджиева с Успенским (я кивнул). Так вот, таким же точно образом я, не надевая на себя полицейской формы, смог убедить сотрудников полицейского отделения, что я их новый начальник. Разумеется, после этого Оля Римская вернулась на свободу в физическом смысле.
Ничего себе поразился я.
Да уж, читать в книге про какой-либо необычный феномен это одно. Видеть же своими собственными глазами куда более захватывающе!
Но тогда я решил защитить Олю ещё надёжнее, продолжил Звонимиров. Ты же наверняка читал у Карлоса Кастанеды про стирание личной истории?
Читал, да, подтвердил я.
Тогда ты понимаешь, что наша жизнь зависит не только от наших собственных предубеждений, сказал Иван. Не только мы сами отмеряем себе нашим умом условные границы, за которые якобы не можем выйти, как бы ни старались. Дескать, «я не нравлюсь женщинам», «мне всегда будет этого не хватать», «я просто от природы такой или такая» и тому подобные ограничивающие убеждения. Но в плане «личной истории» здесь подразумевается не только это. Когда окружающие видят нас и знают, чем мы занимаемся, внутри них самих также создаётся определённый образ каждого из нас. К примеру: «вот этот Дима много читает», «у этой Юли много поклонников», «этот Саша хорошо играет на гитаре» и так далее.
В итоге создаётся коллективный образ каждого конкретного человека! догадался я.
Верно, подтвердил Иван, и этот образ привлекательный он или нет ещё сильнее программирует нас на то, чтобы продолжать привычную жизнь. Мы сами перестаём ждать от себя чего-то нового.
Это как если весь мир начнёт считать тебя бараном, то ты однажды заблеешь?
Да, что-то в этом роде, от моего, как мне казалось, весьма забавного примера Звонимиров даже не улыбнулся. Так вот, в своё время я сумел стереть свою личную историю. А затем помог Оле сделать то же самое. С тех пор в полиции просто забыли, кто она такая.
А как стирается эта личная история? данная тема меня по-настоящему заинтересовала.
Во-первых, ты избавляешься от своих слабостей по алгоритму, который я напомню тебе в дальнейшем.
Напомнишь? я не понял, почему Звонимиров употребил именно это конкретное слово.
Да, Дима, ты уже с ним знаком, слегка улыбнулся Иван. Просто начнёшь практиковать его более активно. А во-вторых, чтобы стереть эту самую личную историю, надо поменьше рассказывать людям о том, что ты делаешь. Нужно, чтобы для окружающих твоя жизнь стала как бы уходить в туман. Она не должна быть настолько прозрачной, как люди к этому привыкли. И тогда ты постепенно начнёшь становиться для общества непостижимым
«Уж не собирается ли он в скором времени начать разрушение социальных сетей? при этой мысли по моей спине побежали мурашки. Ведь это как раз то, что цементирует наши личные истории!»
Я не собираюсь ничего разрушать, ответил на мои мысли Звонимиров, к чему я уже начал постепенно привыкать. Я собираюсь дать людям выбор. И если они услышат, а услышат нас сегодня не десять человек, как в прошлый раз, а тысячи, то им будет из чего выбирать. Кто-то оставит и соцсети не сомневайся в этом. Этим людям просто надоест, что их кто-то постоянно разглядывает под микроскопом, словно насекомых.
Создатели соцсетей?
Да.
То есть о прежней Оле Римской до чистки её личной истории теперь мало кто помнит? спросил я.
Практически никто. Разве что у Хозяина с Матерью вечно хранятся несгораемые архивы на всех нас.
Слово «несгораемые» как-то резануло мне слух. Но в целом меня устроило то, как Иван объяснил мне причину их с Олей неуловимости. На тот момент
А Виктор? вспомнил я о суровом биологе. Он стёр свою личную историю?
С ним дела пока что обстоят сложнее, признался Звонимиров. Но и с Правиным я продолжу работать. Но об этом человеке мы поговорим с тобой в другой раз.
«Отношения» Ольги с диджеем в это время стремительно развивались. Вот он снова заулыбался. Ещё буквально через пару минут он пустил её за свой пульт; ещё минуты через три я увидел на голове Римской диджейские наушники. Очевидно, диск-жокей решил продемонстрировать Оле какую-то свою музыку не ту, которая гремела в это время на огромном танцполе. Я понимал, что скоро в ход пойдёт та самая флешка
Звонимиров вдруг встал с дивана. Я увидел, что и Правин появился в поле моего зрения недалеко от длиннющей барной стойки. В этот момент я своим соколиным зрением разглядел, как Римская воткнула флешку в компьютер диджея. Буквально через несколько секунд Иван стоял напротив Ольги и «жертвы» её флирта. Бородатый диск-жокей улыбался Звонимирову вполне искренне. Через какое-то время Римская увела диджея за столик, а Иван оказался за пультом один. Выглядел он там, надо сказать, вполне органично. По крайней мере, ни у кого ни у толпы посетителей, ни у охранников, ни у обслуживающего персонала не возникло ощущения, что за пультом стоял кто-то «левый». И теперь я уже прекрасно понимал, почему
Какое-то время Иван позволил поиграть танцевальным «шедеврам», поставленным бородачом, а затем запустил аудиозапись с флешки
Эта музыка была другой, нежели недавно сыгранная Правиным. Я сразу же осознал безсмысленность словесного толкования подобных произведений. Я просто чувствовал эту музыку и видел, как чувствуют её остальные. Даже здесь, в этом, можно сказать, вертепе.