Юля дернулась и непременно бы упала, не поддерживай ее ликвидатор.
Я знаю, знаю где! выпалил Лев. Знаю, где девочка.
Говори.
Пообещайте, что отпустите отпустите меня.
Скоти-ина, простонала Юля, затрепыхалась с новыми силами. Убью-ю.
И снова взвыла от боли.
Говори, повторил ликвидатор.
Мне нужны гарантии, сказал Лев.
Он больше не может слышать это. Он должен уйти.
Ликвидатор над ним расстегнул кобуру.
Говори.
Да ничего ничего он не знает. Голос Юли взметнулся и ослаб. Пристрелите вы его уже нахер.
Забираем их, сказал боец, державший женщину. Весь этаж на уши поставят.
Нет-нет-нет! закричал Лев.
О ликвидаторах ходило много баек и слухов. Но вот о тех, кого они забирали и кто смог вернуться, никогда.
Я скажу, скажу Лев осекся, когда понял, что на его запястье больше ничего не давит.
Открыл глаза, чтобы увидеть, как Митяй держит ликвидатора за шею сзади. Дрель в руках Валеры. Услышать звук, с которым сверло толщиною в палец входит прямо в черный противогаз. Почувствовать горячую кровь на своем лице.
Наверное, попытайся Лев Николаевич впоследствии припомнить события следующих двадцати секунд, разложить по кадрам, как фотокарточки после проявки, у него бы и получилось. Но в тот момент все сжалось в единую точку, в одно деление на циферблате, и все, на что хватило Льва, не оставаться на месте.
Второй ликвидатор успел выстрелить прежде, чем Юля повисла на его руке. Лев прополз разделявшие их пару шагов и вогнал нож в черный сапог. Над головой раздался крик, и боец завалился назад, увлекая женщину за собой. Она вцепилась в противогаз, стянула тугую резину с головы.
Бритоголовый парнишка, едва ли двадцати циклов от роду, орал и брыкался, но Лев крепко держал его за здоровую ногу, а на руки бойца уже навалился подоспевший Валера.
Юля ухватилась за рукоять все еще торчащего в сапоге ножа, надавила.
Зачем вам моя дочь? Куда вы ее забираете?
Лев видел стиснутые зубы ликвидатора. Тот дышал часто, будто пытаясь догнать биение сердца. Юля провернула нож.
Зачем вам дети? Куда вы их забираете?
Она все спрашивала и спрашивала, не выпуская липкой рукояти. Ликвидатор дергался и бился головой о пол.
Пожалуйста, пожалуйста шептал Лев Николаевич. Трясся всем телом, все еще держа вторую ногу, глотал густую слюну с привкусом соленого железа. Прошу, хватит.
Говори, сука!
Не даст По лицу ликвидатора прошла судорога. Он замер, будто прислушиваясь. Оператор мне не даст.
Что? Что такое оператор?
Парень дернулся сильнее обычного, стукнул затылком о пол, и его тело ослабло. Лев наконец смог разжать хватку. Он отполз к кровати, не сводя взгляда с человека в комбинезоне.
Впился зубами себе в ладонь захотелось вновь почувствовать боль. Может, хоть тогда это все окажется не реальным. Может, тогда он проснется.
***
Никак не получалось утереться. Платок насквозь промок, но стоило коснуться бровей или волос, и на пальцах оставались яркие капли.
Под стук сердцебиения в ушах Лев Николаевич вновь обвел взглядом комнату.
Мелкие, как из распылителя, брызги крови налипли на обои, стекали по дверным откосам, пропитали ковер. Кровь текла из дыры в черном противогазе, окрасила сверло брошенной рядом дрели.
Кровь застыла на лице Митяя, окружила развороченную пулей голову ореолом вперемешку с мозгами, осколками черепа и скальпа.
Лев с трудом сглотнул подступивший к горлу горький ком. В затылке потяжелело, захотелось откинуться, прикрыть глаза, чтобы приостановить кружение стен.
Дела-а, Валера первым прервал тишину.
Бурое пятно расплылось на его гимнастерке. Папироса в зубах, с которой он просидел несколько минут, так и осталась не прикуренной. Юля замерла, обхватив руками ноги и уткнувшись лицом в колени. Лев видел, как дрожат ее сцепленные в замок пальцы.
Его самого колотило. Наверное, если бы не слабость, он бы уже бежал по коридорам и лестницам, мимо запертых герм, в заброшенные блоки, подальше от мертвого Митяя, прочь от убитых ликвидаторов Они убили ликвидатора!
Бежал бы и кричал.
Но ноги не слушались.
Пиздец, подытожил Валера. Папироса прилипла к его нижней губе.
Юля вздернула голову, пошарила взглядом по полу вокруг себя. Схватила пистолет.
Ты хотел им рассказать! крикнула.
Что Я выдавил Лев Николаевич, вжимаясь спиной в жесткое изножье кровати. Казалось, слова исчезают в черном провале дула прежде, чем успевают слететь с языка.
Юль, ты чего? осторожно спросил Валера, оставшись на месте.
Он хотел Хотел им сказать! Падла!
Ствол в ее руках ходил ходуном, но с такого расстояния сложно промахнуться. Лев с шумом втягивал воздух, чувствуя жжение в груди. Каждый следующий вдох требовал все больше сил.
Кто ты такой? Они смотрели твои документы. Почему не признали?
Я-а не
Почему?
Да опусти ты волыну! Валера повысил голос.
Лев Николаевич вдохнул глубже. Комната исчезла. Исчезли трупы, исчез сосед с дрелью. Остался лишь Юлин голос и пистолет. Нужно что-то сказать, или пистолет выстрелит.
И тогда не останется ничего.
Они мне не поверили, ты же видела! Лев подбирал слова. Не стали вникать, не хотели слушать. Даже не вчитывались!
Юля, подумай, вкрадчиво начал Валера. Вспомни, как они мне не верили, как меня не слушали. Когда я в ногах у них ползал, когда молил Так же было. Они же отбитые, Юля, им закон не писан. Мы все об этом знаем.
Она покачала головой.
Я ему не верю.
Подождите. Лев Николаевич достал из нагрудного кармана сложенный вчетверо листок. Развернул единственный документ, который еще хоть чего-то стоил. Это пропуск Видите штампы? Я могу провести вас. Через КПП, в другие килоблоки.
На верхние этажи?
Да, ответил Лев, не задумываясь.
Несколько секунд Юля кусала губы.
Да, кивнула она, соглашаясь с собственной мыслью. Да, хорошо. Пойдешь с нами.
И опустила пистолет. А спустя секунду сработали невидимые пружины, и Юля вскочила, заметалась по квартире, не выпуская оружия из рук. Первым делом принесла из кухни кастрюлю с водой, поставила на пол перед Львом. Бросила мочалку.
Отмывайся.
Пока он пытался замыть кровавые разводы на одежде, Юля открыла шкаф. Переоделась в чистое, не стесняясь мужчин. Раненый ликвидатор замычал, не открывая глаз, и от звука этого у Льва вновь перехватило дыхание. Но прежде, чем он успел хоть о чем-то подумать, над бойцом уже навис, широко расставив ноги, Синицын. Целился в лежащего из второго пистолета.
Лев отвернулся и зажмурился, ожидая выстрела.
Эй, позвал Валера, не оборачиваясь. Николаич, это Иди сюда.
Лев медленно поднялся, сделал шаг на негнущихся.
Ну!
Еще шаг.
Давай ты? Валера протянул ему пистолет.
Что?
Не могу я, говорю. На пацана моего похож Когда в противогазе другое. Но так не могу, слышишь? Синицын поджал губы, скривился.
Я не буду. Лев так замотал головой, что хрустнули позвонки, укололо болью в шею.
Они тебя ослушались, руку подняли! Человека твоего убили!
Лев молчал. Юля не обращала на них внимания: складывала в сумку детские вещи из шкафа, наклонилась за биоконцентратом.
Два цикла назад, двести тридцать восьмой этаж, горячо зашептал Синицын, придвинувшись. Сына у меня был рукастый, светлая голова. А красавец! Любка за ним с детства бегала. В ту ночь он остался у нее, этажом выше. Накрыл их Самосбор, дело привычное. Вот только ликвидаторы тянули с зачисткой. Говорят, кто-то не выдержал, открыл герму раньше положенного. Знаешь, как бывает, когда сирены не дают спать и кажется, что воздуха взаперти не хватает В общем, кто-то слетел с катушек. Нарушил предписание. А черные эти не захотели разбираться. Приговорили весь этаж.
Лев пятился. Хотелось, чтобы Валера замолчал, хотелось, чтобы выстрелил в ликвидатора или в него, уже не важно. Только бы замолчал. Потому что Валерию Синицыну, жителю килоблока ГРЭМ-1408/2, казалось, что работающие именно на его этажах ликвидаторы слетели с катушек, забыли про долг и стали творить беспредел. А Лев Николаевич, прошедший с десяток килоблоков и сотни этажей, уже слышал подобные истории.
И слышал часто.
Я им ботинки был готов целовать! Мать собиралась руки на себя наложить, если бы не она, то и я б И тут курим мы с Митей твоим, смотрю: двое идут к вам. Налегке! Такое нечасто встретишь. А потом мы вас услышали. Вот я и решил того подсобить. Теперь ты мне подсоби. Как человека прошу.
Нет, твердо ответил Лев.
Седьмой, вызывает Первое Мая, что там у вас? зашипела рация.
Валера наклонился, снял ее с груди ликвидатора, выключил и разбил об пол. Разлетелись по углам осколки черного пластика.
Скоро будут здесь.
Пойдем. Юля хлопнула Льва по плечу, и тот вздрогнул. Повернулась к соседу. Ты с нами?
Он цокнул языком.
Останусь. Надо еще с этим закончить, может прибраться успею. А нет, так Лучше самому ответить, чем целому этажу, так? И криво улыбнулся.
Юля пожала плечами. Синицын проводил их до прихожей, наматывая шнур на ручку дрели. Вилка все еще торчала в розетке у входной двери. Лев подумал, что, должно быть, они сильно кричали, раз ликвидаторы не заметили, как в квартиру зашел кто-то еще.
Позади, из комнаты, послышался слабый стон.
Юль, если у тебя дитенка хотели забрать, могла хотя бы мне рассказать. Соседи ведь, обиженно сказал Валера. Мне-то уж точно могла.
Юля мотнула головой. Замерла, едва шагнув за порог.
Чувствуете?
Пахло сырым мясом.
Никогда бы не подумал, что скажу такое, но это к месту! Валера тоже почуял, повеселел. Квартира эта, как я понимаю, тебе теперь без надобности?
И, прочитав ответ на Юлином лице, он сел на одно колено, упер сверло в распахнутую дверь, рядом с замком. Сирена взвыла одновременно с дрелью, над головой зажглись аварийные лампы. Герма сдалась почти сразу.
Самосбор сам все подчистит, сказал Синицын, осматривая сквозное отверстие.
Нам в другую сторону. Юля одернула Льва, шагнувшего к ближайшему выходу из блока. Там герма нерабочая, или ты уже забыл, что в блокнот записывали, партийный?
Несколько метров они прошли втроем.
Ну ты этого, Николаич. Валера перекрикивал сирену, открывая свою дверь. Замолви словечко-то, как наверх доберетесь.
Лев неловко кивнул.
Стоять, суки! На пороге Юлиной квартиры замер выживший ликвидатор. Его бледное лицо блестело от испарины в свете мигающих ламп.
За Синицыным захлопнулась герма.
Быстрее! поторопила Юля.
Пока они бежали по коридору, Лев то и дело оборачивался.
Стоять, я сказал! долетало им вслед.
В квартире с неисправной гермой ликвидатор не смог бы укрыться, а потому он ковылял за ними, придерживаясь за стену и неловко волоча раненую ногу, оставляя за собой кровавый след. Слишком медленно.
Герма в соседний блок легко отошла от уплотнителя, скрипнули старые петли, и Лев снова посмотрел назад. Ликвидатор добрался до соседней квартиры, колотил в нее кулаками.
Откройте, это приказ! Ликвидационный Корпус, слышите? Немедленно откройте! Он захлебывался собственным криком, и голос его срывался, соскальзывал, как по мокрой плитке, тонул в нарастающем гуле.
Его ноги по щиколотку заволок багровый туман.
Прежде чем за ними закрылась дверь и Юля повернула ручку, вдавливая герму обратно в уплотнитель, Лев готов был поклясться, что его больше ничем не удивить.
Ведь сегодня он слышал, как плачет ликвидатор.
IV
«Зацени, что надыбал». Митяй поднимает чемодан на уровень глаз и воровато оглядывается.
Лев прислушивается к звукам на лестнице, мнет папиросу в пальцах. Нет, никого.
«Где когда ты только успел?» шепчет.
«На распределителе какой-то дядька зазевался в очереди. Митяй подмигивает. Да ты не боись, там такой тюфяк Хоть и с виду солидный, конечно».
Они раскуривают последнюю на двоих.
В чемодане одежда, да такая, что в шкафу обычного работяги не найти: пиджак с галстуком, брюки с ремнем кожаным, белая рубашка, туфли совсем новые с виду. На худощавом, невысоком Митяе все смотрится как на вешалке, пальцы в рукавах скрываются. А вот Льву в самую пору. Он с удовольствием переодевается в чистое, пшикается найденным среди вещей тройным одеколоном. Хоть и грызет дурная мысль: как бы за обновки не пришлось заплатить.
Старуху они встречают случайно во время очередного обхода: работу получить таким образом несложно, всегда найдутся те, кому надо починить барахлящий телевизор или подкрутить капающий сифон, вот только лишние талоны есть далеко не у каждого.
«Какие люди, какие люди» шамкает беззубым ртом старуха, разглядывая пиджак Льва единственным глазом, но мужчина никак не может понять, за кого она его приняла.
Она приглашает их зайти, угощает биоконцентратом из запасов на черную смену. Смущенно достает спрятанный за линолеумом коробок с кофе.
«Вы бы, слуги народа, к народу-то почаще спускались», говорит она и начинает жаловаться. На соседку свою, на детей ее, наркоманов, на пенсионный паек.
И тогда у Митяя рождается план.
«Нет. Лев отказывается наотрез, прикрывается раскрытыми ладонями. Если нас поймают»
«Хочешь снова спать на лестницах, а? огрызается Митяй. Стрелять папиросы, дрожать над каждым тюбиком? Может, ты решил попытать счастья в заброшенных блоках?»
Лев думал, наворачивая круги около мусоропровода. Бабка со своей услужливостью никак не выходила из головы. У нее они впервые за много смен набили животы, выспались не на холодном бетоне. Нет ничего сложнее бродяжничества в Гигахруще.
«Ты только представь, сколько с этого можно поиметь! уговаривал Митяй. Пораскинь мозгами».
Лев Николаевич вспоминал тот разговор, прислонившись к стенке лифта. Поднял ворот рубашки, сложил руки на груди, но на него все равно бросали косые взгляды. Кровь с одежды не отмылась, подсохла темными разводами.
Да, Митяй умел пораскинуть мозгами. Последний раз его мозги Лев Николаевич видел на плинтусе Юлиной квартиры.
Как думаешь спросил он тихо, когда в кабине они остались втроем. Зачем она им? Я раньше не слышал, чтобы детей
Да провались они в ГУЛАГ, так же тихо ответила Юля, не глядя на него. Теперь какая разница?
Одной рукой она сжимала ладошку дочери, другую не вынимала из кармана. В этих длинных юбках цвета рабочего класса такие глубокие карманы Где очень удобно прятать пистолет.
Машу они забрали на двести сороковом. Юля несколько секунд прислушивалась к звукам этажа, оглядывая пустые коридоры, прежде чем подойти к нужной двери и нажать кнопку звонка.
Прощание с бабушкой заняло меньше минуты: пара слов дрожащим голосом, поцелуй в сухую щеку И дальше молча, без лишних вопросов и ненужных объяснений.
«Хороший ребенок, думалось Льву, пока он мельком оглядывал стриженную «под горшок» девочку. Тихая. Может, и пронесет».
Что пронесет, а главное, куда, Лев сам не знал.
Сколько нам подниматься? спросила Юля, когда они сменили лифт.
Долго.
Сколько? с нажимом повторила она.
«Я не знаю, не знаю, не знаю!» металось в голове шариком от пинг-понга, стучало по стенкам черепной коробки.
Лев промолчал. Створки раскрылись, и в кабину вошли несколько работяг в затертых робах, пропитанных куревом и металлическим запахом фабрики.
а он ему и говорит: «простите, это уже коммунизм или будет еще хуже»?
Мужики загоготали. Один из них, широкоплечий и рыжебородый, покосился на Льва, утирая слезы на раскрасневшемся от смеха лице.
А вы чего не смеетесь? спросил он. Идейные, что ль?
Этот мы уже слышали, быстро ответила Юля.
Лев заметил, как напряглось ее лицо, как медленно, едва различимо поползла рука из юбки. Бородач, не видя этого движения, пялился на галстук в пятнах.
Давай, наш этаж, хлопнули его по плечу.
Юля громко выдохнула, когда двери снова сошлись и лифт двинулся дальше.
Вот поэтому Митяй всегда говорил, что очень важно сначала разузнать про этажи. «Прощупать гермы» так он это называл. Приходил к жильцам заранее, за смену, а то и за две, предупреждал, мол, скоро к вам человек «сверху» приедет важный, связи с пролетариатом налаживать, радуйтесь счастью. Если кто брови хмурил да на пол сплевывал а пару раз Митяя даже с лестницы спускали, на такой этаж соваться не стоило.