В тени королевы - Холмогорова Наталья Леонидовна 10 стр.


 Как же я буду рада отсюда уехать!  говорит Фрэнсис.  В этом месте и стены давят на меня.

Левина с беспокойством смотрит на подругу. Фрэнсис похудела и побледнела, вокруг глаз черные круги.

 Когда ты выходишь замуж?

 Скорее всего, весной. К тому моменту пройдет год с тех пор, как герцог

Левина кивает. Фрэнсис нет нужды договаривать: весной окончится должный срок траура по ее предыдущему, казненному мужу.

 Свадьба будет тихая. Никаких торжеств и пиров.

 И ты станешь мистрис Стокс!  Левина смеется, и Фрэнсис с нею. Обе понимают: хоть она и потеряет положение при дворе, но, даже выйдя за простолюдина, для всех останется герцогиней Саффолк и близкой родней королевы.

 Все думают, он охотится за моими землями. Да пусть хоть все забирает все, что осталось: не высокая цена за то, чтобы выбраться из этого folie[26].  Подруга улыбается, и в этой улыбке Левине на миг чудится Джейн.

 Девочки поедут с вами?

 Об этом я и хотела поговорить с тобой, Ви́на,  отвечает Фрэнсис.  Королева говорит, что хочет оставить их при дворе. По крайней мере, Кэтрин.

 Боится нового мятежа,  размышляет вслух Левина.  Опасается, что партия реформатов попытается посадить Кэтрин на трон.

Всякий раз, пытаясь представить Кэтрин на троне, она невольно улыбается этой мысли. В конце концов, много ли требуется от принцессы, помимо королевской крови и способности производить на свет наследников?

 Сейчас, когда во чреве королевы растет младенец, она чувствует себя спокойнее, однако да, видимо, дело именно в том.  Фрэнсис сжимает и разжимает руки, лежащие на коленях.  Прямо она этого не говорит, но, несомненно, так и есть.

 А люди верят, что Кэтрин вернулась в католическую веру?

 Верят, grace a Dieu[27]; никто не сомневается, что все Греи теперь добрые паписты. Только ты же знаешь, каково это.  О да, Левина знает!  Я убедила ее оставить мне хотя бы Мэри,  продолжает Фрэнсис.  Мэри никто не считает угрозой, так что она отправится со мной в Бомэнор, а во дворце будет появляться лишь изредка. Кэтрин отведут отдельные покои.

 Выходит, она больше не будет жить в комнате младших фрейлин под строгим надзором мистрис Пойнтц?  Пожалуй, не слишком хорошее решение, думает Левина.

 Знаю. Это честь для нее.

 Я бы сказала, довольно опасная честь.

Фрэнсис кивает.

 Левина, ты за ней присмотришь? Я беспокоюсь о Кэтрин. Она легкомысленна и порывиста; бог знает, в какую беду дочь может попасть без меня!

 Разумеется, присмотрю! Ты же знаешь, твои девочки для меня как родные. И с Кэтрин буду обходиться, как с собственной дочерью.

 Столько беспокойства из-за истории с молодым Гербертом! Пемброк даже со мной об этом разговаривал.

 О боже!  Левина догадывается, что разговор вышел не особенно приятный.

 Сына он отослал и, видимо, скоро отправит на войну с французами. Так что они с Кэтрин расстанутся надолго. Знаю, пора думать о том, чтобы подыскать ей другого жениха, но не представляю, кто в здравом уме сейчас захочет связывать судьбу с Греями.

Левина думает о Гарри Герберте: он не старше Маркуса еще совсем мальчик! И все эти английские мальчики, сыновья придворных, что готовятся к сражениям на чужой войне Порой она видит их на арене для турниров: возятся, как щенята, смеются, хорохорятся друг перед другом, еще безбородые, еще по-детски неуклюжие. Невозможно думать о том, что им придется увидеть, какие страдания претерпеть.

 Фрэнсис, я позабочусь о том, чтобы Кэтрин не попала в беду. Обещаю,  произносит она твердо, глядя подруге в глаза.

 И еще одно,  говорит Фрэнсис, понизив голос, хотя рядом никого нет. Достает из рукава сложенный лист бумаги, протягивает Левине.  Прочти.

 Что это?  спрашивает Левина, разворачивая бумагу.

Несколько строк аккуратным почерком. Левина пробегает их глазами. «Посылаю тебе, моя добрая сестра Кэтрин, эту книгу; пусть переплет ее не украшен золотом она дороже любых сокровищ мира» Письмо Джейн! «Она научит тебя, как жить, и расскажет тебе, как умирать».

Перед глазами у Левины встает сцена, навеки запечатлевшаяся в памяти: Джейн с завязанными глазами шарит руками перед собой, нащупывая плаху.

 О, Фрэнсис!  говорит она дрогнувшим голосом.

 Я переписала это из Нового Завета Джейн.  Недолгое молчание.  Ви́на, у меня к тебе просьба. Но ты должна понимать, что свободна отказаться, и если откажешься я не стану тебя осуждать. Что бы ни случилось, не хочу терять твою дружбу.

 Что за просьба? Говори.

 Ты сможешь как-нибудь передать это в Брюгге? Может быть, спрячешь в какой-нибудь посылке, которую будешь отправлять родным. Я хочу, чтобы там письмо забрали и отвезли в Женеву. В Женеве живет человек по имени Фокс; он позаботится о том, чтобы его напечатали.

У Левины перехватывает горло, и она не может ответить только кивает.

 Merci[28], Ви́на. Благодарю тебя от всего сердца.  Она крепко обнимает подругу.  Я не позволю ее забыть. Дочь станет светочем новой веры. Как у католиков есть Дева Мария, так у реформированной Церкви будет мученица Джейн Грей. Я принуждена молчать, но голос Джейн пусть звучит и из могилы.

Левина аккуратно складывает бумагу и прячет у себя за корсажем. Как бы это ни было рискованно, она выполнит желание Фрэнсис ведь ей нужно верить, что ее бедное дитя погибло не зря.

Кэтрин

Хэмптон-Корт, апрель 1555

 Гарри Герберт, Гарри Герберт, Гарри Герберт

Серая лента между пальцами совсем вытерлась вот-вот начнет рассыпаться от прикосновений. Уже много месяцев я не видела Гарри Герберта, даже весточек от него не получала. Я откладываю ленту и говорю себе твердо: хватит о нем думать! Хватит. А то опять разревусь. Только начала приходить в себя

Слава богу, ко двору приехала Елизавета; хоть какое-то развлечение. Все мы помираем со скуки, ожидая младенца королевы, который, похоже, не желает появляться на свет. Нет больше ни музыки, ни танцев; целыми днями королева ворочается на кровати с боку на бок, а мы должны молча сидеть вокруг нее! За окном весна, хочется гулять, кататься верхом но нет, будь любезна сидеть в этой мрачной спальне и портить глаза, вышивая при свечах какое-нибудь одеяльце для будущего принца; а если не шить, так молиться о том, чтобы королева благополучно разрешилась.

Но приехала Елизавета и теперь, по крайней мере, есть о чем поговорить. О том, что на возвращении принцессы ко двору настоял сам король; как она выехала из Вудстока в страшную бурю, и ветер сдул с нее чепец; как Елизавету раздуло водянкой, так что остаток пути она проделала на носилках, преодолевая не больше полудюжины миль в день; как, когда появилась в окрестностях Лондона, вся в белом и в сопровождении двух сотен всадников, огромная толпа сбежалась приветствовать ее. Услыхав об этом, королева приказала нам надеть на нее лучшее свободное платье, вышла на балкон и долго стояла там, повернувшись боком, чтобы толпа внизу хорошенько разглядела большой живот.

Похоже на карточную игру: Елизавета выложила свой козырь, королева побила своим какой козырь сильнее наследника престола? Но, кажется, играть дальше королева не расположена: она отказала своей сестре в аудиенции. Елизавета заперта в своих покоях; комнаты у нее лучше моих хотя, сказать по правде, и мои очень неплохи, с чудесным видом на пруд. Никому не дозволено видеть Елизавету без разрешения; кузина Маргарет мечтает хоть одним глазком взглянуть на нашу родственницу. Я изображаю безразличие, однако, правду сказать, тоже очень хотела бы на нее посмотреть: Елизавету я видела только издали.

 Не нахожу причин, почему бы нам просто не нанести ей визит,  говорю я кузине Маргарет.

 Никаких причин?  в ужасе переспрашивает она.  Кэтрин, королева запретила!

 А ты ее боишься?  Мне прекрасно известно, что Маргарет стерпит все что угодно, только не подозрение в трусости.

 Еще чего!  тряхнув головой, отвечает она.

 Тогда пойдешь со мной к Елизавете?

Маргарет колеблется: кажется, готова передумать но она зажата в угол, и деваться некуда.

 Разумеется, пойду!  отвечает она, хоть и без особой уверенности в голосе.

Держась за руки, мы отправляемся в западный коридор, где расположены покои Елизаветы. У дверей дежурит пара стражников. По счастью, один из них мне немного знаком он был пажом у моего отца в Брэдгейте.

 Хамфри!  говорю я, одаривая его лучшей своей улыбкой.

 Миледи!  отвечает он и густо краснеет, словно на белую скатерть пролили вино.

Улыбка сработала вот и славно! Я немедленно кладу ладонь ему на рукав. Он краснеет еще гуще. Его товарищ, кажется, смущен сильнее: для таких девушек, как мы, они привыкли оставаться невидимками. Кузина Маргарет, следуя моим наставлениям, задерживает на нем взгляд дольше, чем следовало бы.

 Хамфри, ты умеешь хранить тайны?  спрашиваю я.

 Если это ваша тайна, миледи, со мной она и умрет.

 Отлично! Тогда ты пропустишь нас к леди Елизавете и никому ничего об этом не скажешь.

 Но, миледи  начинает он.

 Хамфри!  говорю я, притворно нахмурившись и взмахнув ресницами.  Надеюсь, ты не станешь меня разочаровывать?

 Скорее умру, чем разочарую вас, миледи.  Кажется, он говорит довольно искренне.  Однако у леди Елизаветы сейчас посетители.

Едва он произносит эти слова, с той стороны в дверь громко стучат. Мы с кузиной Маргарет бросаемся к оконному проему. Зажимая рот рукой, чтобы сдержать смех, я распахиваю окно и высовываюсь наружу, как будто бы полностью поглощенная видом на лошадиный загон, где щиплют травку жеребые кобылы.

Дверь распахивается; краем глаза вижу, что от Елизаветы выходят епископ Гардинер, мой дядюшка Арундел и еще пара знакомых лиц, чьи имена я не могу припомнить. Впрочем, знаю, что все они члены Тайного совета.

 невероятное создание!  говорит дядюшка Арундел. Должно быть, это он о Елизавете.

Когда они подходят ближе, мы отрываемся от окна и приседаем перед ними в вежливом реверансе.

 О, созвездие моих племянниц!  говорит Арундел, повернувшись к одному из своих спутников; в ярком свете я его узнаю это Шрусбери.  Какое бы вы подобрали слово для группы родственниц?

 Будь это жены, назвал бы «парной упряжкой»,  острит тот.  Но обе они прехорошенькие, так что скажем: «дуэт».

Оба смеются. Остальные нетерпеливо переминаются: должно быть, у них есть дела поважнее, чем любезничать с девицами.

 А что вы, милые дамы, делаете в этой части дворца?  спрашивает Арундел.

У Маргарет такой виноватый вид, что ясно: она вот-вот нас выдаст. Приходится мне взять инициативу на себя.

 Пришли взглянуть на кобылу королевы, которая недавно ожеребилась,  быстро, не давая ей открыть рот, отвечаю я.  Это единственное окно во дворце, откуда хорошо виден лошадиный загон.

Двое мужчин выглядывают в окно, и я показываю им кобылу, рядом с которой переминается на тоненьких ножках кроха-жеребенок. Понятия не имею, что это за лошадь но, раз она здесь, должно быть, принадлежит королеве.

 Очаровательно!  говорит Шрусбери.

 В самом деле,  соглашается Арундел.  Будем надеяться, ее величество скоро последует примеру своей кобылы.

Все мы на это надеемся: но ребенок что-то не торопится появляться на свет. Он уже сильно запаздывает, и королева, измученная ожиданием и дурным самочувствием, становится злее день ото дня. Повитухи говорят, она неправильно высчитала срок. Кто знает? Я ничего не понимаю в том, как рожают детей да и о том, как зачать ребенка, знаю немногим больше, и лишь потому, что придворные девицы постарше шепчутся об этом по ночам.

Гардинер нетерпеливо кашляет, и все идут дальше. Когда они скрываются за поворотом, я тяну кузину Маргарет за рукав к двери, где ждет верный Хамфри. Все, что от меня требуется еще одна улыбка; и дверь приоткрывается ровно настолько, чтобы мы проскользнули внутрь.

Входим мы настолько тихо, что никто из женщин в другом конце просторной комнаты нас не замечает. Я не узнаю никого из них, кроме самой Елизаветы. На ней черное платье, очень простое совсем не такое, как вычурные наряды королевы. Две дамы развязывают ей рукава, еще одна расшнуровывает верхнее платье и спускает его с плеч, так что Елизавета остается в одном алом корсаже, по контрасту с которым ее кожа кажется сияюще-белой. В таком виде без верхнего платья, но в чепце, со сверкающими темными глазами и гордо поднятым подбородком она похожа на Афину в шлеме, богиню из древних мифов. Прочие дамы, даже те, что хороши собой, рядом с ней безнадежно теряются.

 думают, я так глупа, что признаю свое участие в мятеже Уайетта,  говорит она.  Но только глупец станет ждать от меня подобной ошибки. Меня не прельщает судьба кузины Джейн Грей.

Услышав имя своей сестры, я ахаю, и вся компания оборачивается к нам. Я судорожно сглатываю: под их взглядами даже мне становится не по себе. Все здесь старше нас, самое меньшее, лет на десять и смотрят угрожающе; меня охватывает искушение показать тыл. Кузина Маргарет судорожно вцепляется мне в запястье того гляди, руку оторвет! Но я беру себя в руки и почтительно опускаюсь на колени, радуясь, что на мне сегодня новое платье и жемчуга maman.

Елизавета, похоже, меня не узнает, так что я говорю:

 Миледи, мы ваши кузины. Я Кэтрин Грей, а это Маргарет Клиффорд, в недалеком будущем леди Стрэйндж. Мы пришли приветствовать вас в Хэмптон-Корте.

Увы, все эти дамы не Хамфри, на них моя улыбка не действует. На Елизавету, кажется, особенно.

 Вас прислала моя сестра?  резко спрашивает она.

 Мы пришли по собственному желанию, миледи.  Мы все еще стоим на коленях, и она не делает нам знака встать.

 Не знаю, почему вы решили, что мне захочется вас видеть,  отрезает она, садится и берется за книгу.

Я напряженно придумываю подходящий ответ, но, по правде сказать, ничего не идет в голову. Елизавета нетерпеливо постукивает пальцами по обложке, а ее дамы пялятся на нас, как горгоны.

 Вы, Кэтрин Грей, принадлежите к семье предателей,  чеканит Елизавета.  Ваши отец и сестра совсем недавно были казнены за измену. С чего вы взяли, что я пожелаю иметь с вами дело?

 Тому, кто живет за стеклом, не стоит бросаться камнями!  слова вырываются у меня раньше, чем я успеваю себя остановить выпрыгивают изо рта жирной уродливой жабой.

 Убирайтесь!  Это шипит не Елизавета, а одна из ее горгон. Широким шагом подходит к нам, хватает за шкирки и без церемоний выталкивает за дверь.

Я успеваю заметить, как Елизавета, словно ничего не произошло, раскрывает книгу. И уже с порога слышу ее голос:

 Эти Греи все еще надеются рано или поздно сесть на трон. Но у них ничего не выйдет. Я позабочусь.

«Какая чушь!  думаю я.  Как я могу попасть на трон? У королевы есть законный наследник ее ребенок, что вот-вот появится на свет. Да и не хочу я никакого трона! Впрочем, Джейн тоже не хотела»

Стыдно признаться, но Елизавета сумела-таки меня напугать. И все же я невольно восхищаюсь силой ее духа, и какая-то часть меня мечтает завоевать ее дружбу, хоть в глубине души понимаю, что это невозможно: она намного страшнее даже нашей нынешней королевы. В следующий миг сердце у меня падает: я осознаю, что, даже не успев толком познакомиться, в ее лице нажила себе врага. Будем надеяться, королева не оставит свою сестру при дворе, а отошлет обратно в Вудсток, или что еще лучше ее все-таки отправят на континент и выдадут за герцога Савойского.

 Знаешь, а ведь она права,  говорит кузина Маргарет, когда мы выходим в длинную галерею. Я слушаю вполуха: кузина Маргарет вечно болтает всякую ерунду.  Твоя семья потеряла права на престолонаследие.

Чувствую, как во мне закипает гнев. Вспоминаю убитого отца, бедную сестрицу Джейн, чью жизнь оборвали в самом начале. В горле встает огромный ком; я не могу сказать того, что должна сказать, чтобы защитить свою семью и заставить эту дуру Маргарет заткнуться.

Назад Дальше