Одна из Кошмарных недель прошла для меня особенно сложно, в нее у меня еще началось женское кровотечение, и все это время Эвер носился со мной. А когда оба мы, порядком потрепанные, вновь вылезли на свет, то оказались перед свершившимся фактом: у Лина появилось что-то вроде постоянной, не отходящей от него почти ни на шаг компании. Человек восемь юношей и девушек его возраста и возраста Эвера. Шумные, резкие и мнящие о себе так много, будто родились от королей.
В честь моего выздоровления Лин потащил и их, и нас на берег, чтобы вместе поужинать у воды. Они оглушительно смеялись, много пили, неаккуратно в основном руками! ели, говорили друг другу постельные пошлости и постоянно швыряли друг друга в воду. А еще они странно смотрели на нас. Нет, никто не спрашивал, что мы делаем рядом с Лином, но этот вопрос читался, и разговоров между ними и нами все никак не получалось. В следующий раз Лин пошел гулять с друзьями один. А еще через несколько дней, в дождь, попросил нас куда-нибудь исчезнуть. Ну, пока он посидит в экседре с этими ребятами.
Будете играть в петтейю? с надеждой спросила я. С нами Лин не играл давно.
Нет, небрежно ответил брат. Это же скучно.
А во что тогда? Я не стала спорить, хотя и растерялась. Петтейю Лин всегда любил, особенно сложные комбинации вроде гамбитов, которым научился у папы и Эвера.
Будем просто разговаривать, пояснил брат все так же равнодушно. Об оружии. И о лошадях. Тут мне подарили жеребенка, помнишь?.. Надо обсудить, как его воспитывать.
А чем тебе помешаем мы? совсем удивилась я.
И в оружии, и в жеребятах мы разбирались не хуже, а где-то и лучше Лина. И между прочим, оба, в отличие от него, носили оружие, что ковалось из настоящего, могучего Святого железа с горы богов. Мое еще и Фестус выковал! Лин пользовался обычным: Святое дается не всем, не сразу. Чтобы овладеть мечом, секирой, перчаткой, чем угодно из него, пусть даже не живым, металл должен сам тебя выбрать. С царственными особами это рано или поздно происходит, но вариантом Лина, видимо, было «поздно» еще одна вещь, из-за которой он сердился и переживал. Конечно, он мечтал короноваться а коронуемся мы всегда с оружием с великолепным двуручным мечом себе под стать. Чтобы обрести его, брату оставалось четыре года. Пока все живущие в замковой оружейной мечи наших предков и великих героев глубоко его презирали.
Лин смутился. У него забегали глаза. Он посмотрел на Эвера, снова на меня, отвернулся к столу, на котором стояли кувшин с вином и некоторое количество кубков, и тихо ответил:
Вообще-то, ты, Орфо, можешь остаться. А вот ему придется ненадолго уйти.
Не говори о нем так, будто его тут нет. Лин забыл правило. Забыл!
Меня словно прошила холодная иголка с ниткой я даже рот открыла. Беспомощно посмотрела на Эвера и сразу заметила то, что всегда меня страшило и расстраивало, как застыли его глаза и как еще сильнее побледнело лицо. Сжались губы. Чуть ближе сошлись у переносицы брови. Но удивленным он не выглядел. Совсем нет.
Понятно, только и сказал он, бесшумно развернулся и вышел. А я, не подумав и секунды, побежала за ним. Брат меня не удерживал.
Дойдя до угла коридора, остановившись и присев в самой большой оконной нише, Эвер стал задумчиво смотреть на дождь. Он был таким, не знаю, как описать это, но очень несчастным. Я опустилась рядом, и наши колени соприкоснулись. Я было потянулась к его руке, но она задрожала, что напугало меня еще больше. Какое-то прошлое вернулось. Что-то, от чего я отвыкла и не собиралась привыкать назад. От этого во мне зашевелилась злость.
Почему он тебя Я не смогла произнести слово «выгнал». Это было бы унизительно. Унизительно даже в отношении раба или слуги. У нас так не делали.
Эвер очнулся и тепло посмотрел на меня. Как и всегда в дождь, его глаза казались еще ярче.
А ты как думаешь? только и спросил он, но я упрямо пожала плечами.
Такого никогда не было. Мы же дружили. Такого не было, даже пока Лин скрывал от нас правду о зелье. И это не говоря уже об изначальной причине, по которой Эвера приставили к нам. Лин не только обижал нас, но и пренебрегал страхом отца за его жизнь. Нарушал запрет, оставляя волшебника и избавляясь от гасителя!
Орфо, Эвер прервал тяжелую тишину, все эти ребята, с которыми он общается, очень разные. Совершенно разные. Но их объединяет одно: как и большинство гирийцев, они считают, что гасители ниже, чем рабы. Такие придатки к волшебникам.
Неправда! возмутилась я. Теперь, через несколько лет нашего знакомства, я и не вспоминала мерзкое слово «обслуга», не говоря уже о чем-то упомянутом в законе. Эвер покачал головой и прислонился к окну. Казалось, он пытается спрятать взгляд.
Так или иначе, в их представлении мне нельзя находиться в комнате, где король и его Боевое Братство разговаривают.
Боевое Братство, прошептала я. Не такой Круглый стол, или как там это называется, я представляла. Он, значит, рассказал тебе о своей детской мечте?..
Да, просто ответил Эвер. Помедлил. Пару лет назад. Вздохнул. И сказал, что я обязательно буду в Братстве тоже, но, видимо, нет. Я ведь еще и физалец, а среди его друзей есть «дети героев». Те, чьи семьи погибли в той войне. Боюсь, это важно.
Я чуть не заскрежетала зубами. «Дети героев»! Что-то вроде золотых сироток, ну да. Целых пятеро в любимой компании Лина были именно из таких: без отцов и матерей, но с огромными пособиями и привилегиями. Конечно же, им не хотелось видеть Эвера, это даже можно было немного понять, но но Лин! Почему Лин уступил им, а не нам? И разве не его задача как короля всех подружить и помирить?
Ты что, Орфо? Эвер спросил так мягко, будто это меня сейчас выбросили в мусор.
Я сглотнула, сжимая и разжимая кулаки. Мне захотелось обнять его, крепко-крепко, а потом побежать в экседру к брату и надавать ему с десяток пощечин, а то и вызвать на поединок. Мы уже оба неплохо сражались. Не дотягивали до Эвера, особенно когда он хватал любимое оружие когтистую железную перчатку для правой руки и ловкий хлыст для левой, но все же многого достигли. Я даже спрыгнула с подоконника, но Эвер тут же посмотрел на меня усталым взглядом: «Не надо, ничего не надо», и я приросла к месту. Ему было плохо. Я не могла его оставить.
Это неправильно, только и сказала я. От слов кололо в груди.
Может, это и не повторится. Он словно пытался утешить и меня, и себя. Посмотрим. У всех бывают такие годы, годы, когда хочется, чтобы тебя приняли?
Годы шторма. Но как смеет шторм принца быть таким грязным и гадким?
Его и так примут! Я топнула ногой. Он же будущий король!
Эвер смотрел с грустью. Теперь он точно жалел меня, не себя.
Это разное. Больше он тему не развивал. Давай просто забудем. Не расстраивайся. Хочешь сыграть в петтейю?
И мы играли до позднего вечера, играли, а из соседней экседры даже сквозь толстый камень долетал гогот короля и его Братства. Не знаю, что они там правда обсуждали, но я дергалась, постоянно дергалась, а Эвер, наоборот, оцепенел. Мы мало разговаривали, уничтожая фигуры друг друга. Наши партии были долгими и неторопливыми. Меня не оставляло ощущение: все неправильно. Нельзя поддаваться. Я вглядывалась в Эвера, в его сосредоточенные глаза и гадала, что он чувствует. Но он прятал это так же ловко, как играл.
На следующий день Лин завтракал с нами как ни в чем не бывало. Это выражалось в двух вещах: он был очень мил и он даже не думал просить прощения или что-то объяснять. Он просто вычеркнул свое предательство из памяти. Или, по крайней мере, сделал вид. Эвер тоже ничем его не попрекнул. Я кипела и ерзала: как так? Друзья так не поступают. Друзья не врут.
После завтрака я надевала брату кольца шесть, с разноцветными камешками. Он сидел в кресле, неподвижный, прямой, с вытянутыми мне навстречу руками и смотрел, кажется, куда-то на мой лоб.
Зачем ты обидел нас? не удержавшись, спросила я, когда нацепляла на большой палец его левой руки перстень с крупным лимонным янтарем. Знак спокойствия.
Обидел? Он недоуменно посмотрел мне в глаза. Когда?
Вчера. Я взяла маленькое колечко с крупным рубином и надела ему на правый мизинец. Знак красноречия.
Лин задумчиво пошевелил пальцами:
Не понимаю.
Все ты понимаешь! От злости я попыталась нацепить малахитовое колечко для безымянного пальца знак твердости ему на указательный. Он поморщился. Ты ты прогнал нас!
Только его, мягко возразил Лин.
Я надела кольцо на правильный палец и взяла следующее, сапфировое. Знак чуткости. О которой брат будто забыл.
Эвера.
Эвера. Он кивнул, подставляя мне средний палец левой руки.
Так почему? Я надела кольцо, с отвращением чувствуя: моя рука дрожит. Почему?
Ну Он помедлил. Все его пальцы тоже словно бы свело судорогой. Мне просто показалось, компания ему не понравилась. В прошлый раз. Он сидел такой строгий, не играл с нами, не бросал девчонок в море и не щупал их, отказывался от вина
Это потому что он взрослый! Я даже вспыхнула, схватила большое кольцо-венок с яшмой и нацепила на второй его большой палец. Знак удачи. Хорошо бы не сработал.
Лин странно скривился то ли угадал мои мысли, то ли обиделся на слова.
Мы тоже уже не дети. Выглядело это так, будто он ну, он
Что? Тут я почему-то похолодела. Взяла последнее кольцо, с большим круглым лазуритом, сжала между ладоней. Оно было холодным. Это немного отрезвляло.
Лин опять посмотрел мне прямо в глаза. Слова упали тяжелее камней.
Будто он считает себя лучше нас. Умнее. Выше. Так сказали ребята.
Что?! повторила я уже яростнее, сунула это последнее кольцо знак долголетия ему в ладонь и резко встала. Лин, ты с ума сошел? Давай начнем с того, что он правда взрослее тебя. И взрослее твоих взрослых друзей. Да, ему столько же, сколько им, но то, что он пережил
Возможно, мне только кажется, поспешил отвертеться Лин. Он глядел на меня снизу вверх с заметной опаской. И не зря: я вполне могла бы дать ему в нос коленом. Удивительно, как я еще держала при себе волшебство.
Конечно, кажется, грозно подтвердила я.
Он повертел кольцо в пальцах и все же надел. Когда он встал, это было какое-то усталое, натужное движение. Он даже плечи не смог нормально расправить, из-за чего показался ниже.
Вот именно потому, что я не хочу об этом думать и это обсуждать, будет лучше, если Эвер и мое Братство будут меньше пересекаться. Со временем, думаю, они привыкнут друг к другу. Но пока прозвучало почти умоляюще.
Это гадко. Я покачала головой. То есть Тут я задумалась. Может, это и разумно, но ты все устраиваешь неправильно. Ты не должен именно прогонять его!
Да. Отрицать он не стал, и я обрадовалась. Тут ты права, малыш.
Вид у него был вроде не злой, а, пожалуй, даже смущенный, и это меня немного успокоило. Может, Эвер прав. Может, все это одно большое штормовое помутнение, которое не повторится. Конечно, брат рисовался перед новыми друзьями, особенно перед девочками. А еще, наверное, побаивался, что такой красавец, как Эвер, будет отвлекать на себя внимание! Правда ведь даже за тем злосчастным ужином у моря я замечала, как они посматривают на моего гасителя. Так смотрят на красивые вещи за стеклом, которые очень хотели бы потрогать.
Ну так обещай больше подобного не делать! немного успокаиваясь, примирительно потребовала я. Если уж собираетесь куда-то без нас, просто собирайтесь потише. А не так, что ты с нами, а потом заявляешь: «Слушайте, ко мне идут друзья, а вы сгиньте».
Ты, Эвер, с явным облегчением поправил Лин и попытался потрепать меня по волосам. И не «сгинь», а «удались, пожалуйста, ненадолго, тебе все равно с нами скучно». На этом я бы совсем утихла, но, то ли подлизываясь, то ли дразнясь, он вдруг куда более серьезным, даже жестким голосом добавил: Тебя я бы никогда
Тебя. Он словно разделил нас с Эвером чертой. Зачем, почему?! Никто не смеет нас разделять! И папа, как же папин страх?
Меня это не устроит, снова вспылив, отрезала я, и рука Лина замерла на моей макушке. И вообще ты что такое творишь? Эвер рядом с тобой, когда рядом я, не просто так, а для твоей же безопасности! Я отчеканила почти по слогам: Я волшебница. Он гаситель. Мой.
Казалось, я говорю очевидное, то, что он должен держать в голове и сам, ведь почти взрослый тут он, а не я. Но лицо его, по мере того как он слушал, снова становилось странным. Я не могла описать это выражение, но определенно там проступала обида. И более того, недоверие, почти злость. Пальцы чуть сжались. Моим волосам стало больно.
Я помню, поверь. Но иногда мне кажется, медленно начал он, прежде чем я выпалила бы еще «Так что либо вместе, либо никак!», что все это надуманные глупости.
Риск твоей гибели? опешила я. То, что волшебники веками сходят с ума, как наш прадед? То, что, если я убью тебя, папа, возможно, тоже погибнет, потому что останется без наследников?
Это просто не укладывалось в голове. Нет, я все еще не чувствовала себя сумасшедшей, менструация усилила мой дар, но не ослабила пока разум, и все же Я, наверное, взрослела. И все более ответственно относилась даже к тени риска, который могу нести для брата. А он?
Признайся, не отреагировав ни на один довод, Лин вдруг неприятно улыбнулся, ты ведь тоже так считаешь. Хотя бы немножко.
Как? Я не поняла: потеряла мысль. Он наконец опустил руку и медленно отступил на шаг. Кольца блеснули пестрыми камнями.
Что он лучше меня. И это тоже прозвучало серьезно, обиженно, почти грубо.
О боги! Я топнула ногой, у меня уже глаза на лоб лезли от того, до чего мы договорились. Лин, что ты несешь? Вы разные. И люблю я вас тоже по-разному.
А как ты любишь его? быстро, вкрадчиво спросил Лин. Я совсем опешила.
Чего?..
Но тут он быстро сдал назад.
Нет, нет, ничего такого. Прости.
Я запоздало заметила, что лицо у него горит. Неужели застыдился наконец своих домыслов, выделываний, дурацкой ревности? Слава богам! Еще несколько секунд между нами висело душное молчание. Казалось, солнце из окна светит все ярче, но это было неприятно.
Обещай больше не обижать нас, тише, мягче повторила я. Оба мы понимали: я имею в виду «не обижать Эвера». Но Лин кивнул без колебания.
Конечно, малыш. Обещаю.
Но он продолжил нет, все постепенно становилось хуже. Уводить и приглашать компанию он действительно начал так, чтобы мы не сталкивались с ней, просто это ничему не помогло: с Братством он теперь проводил почти все время, которое не отнимал отец. Более того, Братству он явно стал рассказывать какие-то секреты. Посвящать их в свои королевские планы. Обещать что-то должности, награды? Я угадывала все это по их самодовольным лицам и щенячьим взглядам. Угадывала по тому, как наряжаются в яркие туники и открытые платья девушки: они уже явно боролись за другое внимание Лина. Быть королевой Гирии ведь не хуже, чем королем. Супруги равны. Каждому подчиняется половина войск, каждый назначает половину патрициев и судей, каждый распоряжается половиной казны, у каждого свои советники. Я рассматривала этих девчонок ловких, быстрых, пестрых. Вглядывалась в их глаза и переживала. Они все казались мне безответственными, пустыми и жадными. Моя мама хотя бы до того как потеряла рассудок и начала войну была умной и целеустремленной. И любила цветы и театр, а не выпивку и гулянки.
Страхами я делилась с Эвером: все-таки он уже тоже считался гирийцем, и я не сомневалась: его тревожит судьба трона. Но, как ни странно, здесь он оставался спокоен, все, что я от него слышала, было: «Не волнуйся. Он не будет сейчас выбирать королеву, это все игры». Эвер говорил безрадостно. Глухо. Задумчиво. Постепенно я перестала жаловаться на девчонок: поняла, что у него свои поводы для тревог. И немаленькие.