Лин тоже был там и сосредоточенно слушал. Смотрел на меня, смотрел, а потом подал наш тайный знак ущипнул себя за мочки ушей и удалился с кубком медовой воды на балкон. Это он пообещал мне все объяснить, поэтому я скоро перестала плакать, выскочила из-за стола и присоединилась к брату. Родители за нами не пошли: уже привыкли, что Лин как бы не может долго с людьми, особенно тяжело ему по утрам. «Каким же ты будешь королем?» ворчала иногда мать, все же вламываясь в его уединение. «Тихим и скромным», шутил Лин, но глаза его, такие же глубоко-синие, как у нее и у меня, словно замерзали. Я знала, что он тоже боится или, скорее, не хочет: терпеть много придворных, праздников и дел, и заводить жену, и каждый день общаться с нудными советниками, и много другого. Но выбора не было: корону всегда получает старший или старшая. И, что еще важнее, никто в здравом уме не коронует волшебника. История знает исключения, но лишь несколько. Во всех них замешаны или любовь, или отчаяние, или и то и другое. И ни одно не кончилось хорошо.
Я не знала о волшебниках ничего. При нашем дворе их не было, при других вроде как были, и среди наших подданных тоже но это не слишком громкие люди. Они тоже подчиняются множеству правил: например, могут «помогать своим», но не могут «вредить чужим»; не имеют прав на власть, в определенные ночи года страдают от ужасных кошмаров потому что их дар на самом деле краденый, и часть богов до сих пор человечество не простила. А главное, самое главное чтобы протянуть хотя бы лет сорок, волшебнику нужен рядом гаситель. Иначе волшебник однажды просыпается с вывернутыми суставами или вытекшими глазами, без легкого или почки, без кожи, глубоко старым, не способным ходить. Дальше или одновременно с этими увечьями, или еще раньше, чем они обрушатся, волшебник начинает сходить с ума. Видит галлюцинации, не контролирует плохие чувства. Становится похотливым или прожорливым, гневливым или вдруг мечтает захватить мир. У каждого это происходит в разном возрасте, в зависимости от того, насколько он развивает силы и сколько раз нарушает правила. Гаситель человек, близость которого замедляет все эти жестокие вещи. Волшебнику он может быть родственником, другом, мужем или женой, слугой, командиром кем угодно, лишь бы рядом, физически и сердцем. Знак гасителя тоже стрела, но повернутая в сторону локтя и без пламени. Гасителей мало, их невероятно трудно найти, многие волшебники так без них и погибают. Но родители обязательно найдут.
Примерно все это только помягче, чтобы маленькая я не умерла от страха, и сказал Лин, когда мы стояли на белом резном балкончике с кариатидами и глядели в голубую, полную пенистых барашков даль. Лин ко мне не поворачивался, брови его были сдвинуты, и он казался старше из-за серьезности. Я старалась скрыть, как напугана. Понимая, что хорошего не услышу, я все-таки подошла ближе, встала на носки и потянула его за край синей туники, перехваченной в талии золотым ремешком.
Лин, спросила я, а ты не сможешь стать моим гасителем?
В тот миг я видела его профиль и заметила, как грустно дрогнул край узкого темного рта.
С метками рождаются, малыш. По-другому никак. Он помедлил. Но ты не бойся. Говорю, родители тебя не бросят.
А ты? Я запнулась. Снова вспомнила, в каком ужасе мама с папой особенно мама кричали на меня вчера. Ты?.. Ну я же, получается, опасная
Лин повернулся, заметил что-то на моем лице, удивленно наклонился. Его теплые ладони легли мне на плечи, легонько сжали и даже встряхнули. Я опять зашмыгала носом.
Ну эй, начал он, смотря мне в глаза. Улыбнулся уже по-другому. Эй, малыш. Не настолько. Волшебники, знаешь ли, на самом деле всегда творили великие дела. Он потрепал меня по волосам, вздохнул, и вид его стал рассеянно-мечтательным. Орфо, был, например, у нашей страны великий король Арктус, так вот у него был большой отряд верных воинов, Боевое Братство, которое он собирал за Круглым столом, и еще придворный волшебник Марион самый надежный его союзник и советник. Помогал укрощать чудовищ, берег от ошибок, всегда оставался лучшим другом. Знаешь Арктуса?
Я помотала головой. Родители пока читали мне в основном истории о богах: о верховном громовержце Зирусе и его добросердечной, но упрямой жене Гестет покровителях всего живого; о сестрах-близнецах Окво, которые так много плакали, что разлили Святое море; о непреклонном Арфемисе, придумавшем «правило двадцати лет», когда его возмутил гнет одного людского тирана или тиранши. Я догадывалась, почему для меня выбирают такие сюжеты: чтобы я, как все жители Гирии, да и прочих стран, поскорее поняла и выучила правила. И конечно, я не решалась признаться: мне так не хватает историй о людях.
Скоро узнаешь, я тебе почитаю. Лин гибко выпрямился, снова облокотился на перила. Но его хитрый взгляд не отрывался от меня. Тебе понравится, я думаю. И из тебя получится здоровская придворная волшебница. Мои глаза округлились. Да-да. Я бы этого очень хотел.
Что же мне придется делать? опасливо и одновременно с надеждой спросила я. Слова «придворная волшебница» звучали как большая, но интересная вещь.
Защищать меня и мое Боевое Братство. Помогать нам. Быть умницей. Видеть больше, чем все вокруг, начал важно перечислять он, но я немного споткнулась уже на первом пункте.
У тебя нет Боевого Братства. Ты
Тихий и скромный. Но я не решилась этого сказать. Лин наконец снова посмотрел на воду, убрал волосы со лба. Мне стало легче без его внимательного взгляда.
Оно будет. Мне никуда от него не деться. Наверное.
А если я Никак не получалось перестать думать о родительском страхе. И о других касающихся Лина вещах, с которыми мне было сложно.
Орфо. Как и не раз прежде, он угадал почти все, что я могла бы пролепетать. Залпом опустошил кубок, со стуком поставил на перила. Снова глянул на меня, но уже сверху вниз, не наклоняясь. Орфо, запомни раз и навсегда: ты не опасна. По крайней мере, для меня. По крайней мере, пока. А чтобы все было хорошо, тебе просто нужен гаситель. Он найдется.
А если залепетала я, но он перебил.
Орфо, повторил он. Послушай. Я доверяю тебе. И всегда буду доверять. Снова наклонившись, он протянул мне ладонь. Король и его волшебница. На веки вечные. Ладно?
Я взялась за его горячие, липкие от меда пальцы сразу обеими ладонями. И улыбнулась, стараясь не думать о том, как сжимается сердце.
Я уходила с балкона, больше не плача, но бояться стала только сильнее. Я смотрела на свои руки, потом на всю себя в зеркало пыталась понять, где прячется волшебство. В серединах ладоней? Во лбу, в глазах? В груди? Все получилось так просто: я подумала стреножить Лина и стреножила, подумала протащить по песку и протащила. Что Что же будет, если однажды я подумаю убить его? Или превратить во что-то? В какого-нибудь зверя, не знаю? Вдруг я умею и это? А еще я все гадала, найдется ли для меня гаситель. И если да, то каким он будет. Вот бы кто-то, с кем я могла бы дружить. Вот бы кто-то хороший.
Но чтобы я обрела гасителя, мне понадобилось потерять слишком много других вещей. Первыми были покой и мама.
Чудовище
Толпа низеньких серолицых подземцев дрогфу, возглавляемая моим котом, врывается под своды как раз в миг, когда я вытираю кровь из носа и перестаю ругать себя за пару внезапных слез. Темная тишина сразу наполняется возбужденными хриплыми криками, звоном бубенчиков на высоких колпаках, язычками факелов и тем неповторимым «хлоп-хлоп», с которым выстиранные трусы развеваются на ветру, а точнее, перепончатые крылья Скорфуса рассекают воздух.
Ого, человечица! подлетев и замерев рядом со мной и Монстром, изрекает он. Единственный глаз весело вспыхивает желтым. Ты справилась!
Его голос еще ниже голосов подземных жителей и не подумаешь, как противно он может мяукать, когда хочет есть. Крылья, черные с синими прожилками, обдают меня прохладой затхлой, но куда менее колкой, чем недавно дыхание Монстра. На всякий случай я пинаю добычу в бок и наконец велю хлысту окончательно ослабить петлю. Толпа дрогфу тут же несется вперед, некоторые грозно машут короткими копьями, и я спешу напомнить:
Не убивать! Только связать!
Они принимаются за работу, но все равно приходится следить, чтобы кто-нибудь из этих неравнодушных граждан не ткнул в серые ребра оружием, или факелом, или еще чем-нибудь, что может прятать в пестрой куртке, за сапогом и в том самом увенчанном бубенчиком колпаке. Подземцы слишком долго мучились с этим существом, бесконечно носившимся по их прекрасным кристальным пещерам и каждый раз кого-то пожиравшим. Подземцы устали от того, как тварь проникала в их сны, лишала воли, заводила в темные уголки и приканчивала. Подземцы, когда я с ними встретилась, были в гневе и ужасе сразу. Поэтому теперь я боюсь: вдруг обещание отдать мне Монстра, если я с ним справлюсь, они заберут назад и учинят немедленную расправу.
Но они вяжут своего огромного врага смирно и тихо: пять добровольцев орудуют веревками из пещерных водорослей, пять других страхуют на случай чего, а еще десять местные токсоты[2], судя по тому, что колпаки желтые, держат оцепление, не подпуская сердитых сородичей. Еще какое-то время я слежу, с трудом скрывая любопытство. Все-таки занятный народец, жаль, что больше я их, похоже, никогда не увижу. Дрогфу оказались довольно милыми. Они вкусно готовят слепую пещерную рыбу и пюре из тины. Знают все языки мира. И, что для меня, пожалуй, главное у дрогфу вообще нет правил. И с богами все тоже очень условно. То ли жители Святой Горы о них забыли, то ли махнули рукой, то ли Скорфус прав и это действительно совсем другой мир. Точнее, не мир вовсе.
Предатель, отвлекшись, все же бросаю я своему коту, и он от возмущения переворачивается в воздухе. Густая черная шерсть ловит алые и рыжие блики.
Я-а-а? Это уже больше похоже на свойственное обычным кошкам обиженное «мяу». Да я, между прочим, привел вот эту группу поддержки, и еще
Ты бросил меня, отрезаю я, вспомнив, как быстро скрылся за поворотом тоннеля кончик его пушистого хвоста. Нет тебе прощения.
Неправда! рявкает он, но, посмотрев в мои прищуренные глаза, тут же осекается и закатывает свой. А-а. Ты шутишь, человечица. Ну да, ну да. Нет мне прощения.
Конечно, я шучу: потеряю еще и Скорфуса мне точно конец. Я совершенно не была заинтересована в том, чтобы Монстр поймал его и разодрал, тем более магия моего ладно, питомца, хотя Скорфус не кот, а фамильяр сделала бы его сильнее. Дрогфу предупредили меня: Монстр набирал мощь с каждой отнятой жизнью. И жизнь, например, жреца, выращивающего кристаллы, питала его лучше, чем жизнь рядового гоплита[3]. Не говоря уже о том, что Скорфус не так чтобы любит драться. Он вообще по большому счету довольно мирное существо.
Ты сделал то, что я тебя просила? уточняю, уже примирительно почесывая ему голову между острых ушей.
Пур-р-р-р, отзывается он, но спохватывается и сбавляет тон на сухой и деловитый: Да-да, транспорт там. Он бегло кивает в сторону тоннеля. Не карета, но сойдет.
Отлично. Я снова тревожно кошусь на дрогфу. Они уже почти связали Монстра. Эй! Я взмахом руки привлекаю их внимание. Пасть рот тоже завяжите.
Хм. Еще не повернувшись, я чувствую, как Скорфус на меня смотрит. У меня, конечно, нет дипломатического образования, но мне кажется, это не лучшее начало.
Мне нужно подготовиться, напрямую сообщаю я, и Скорфус разумно затыкается, на его островатой морде даже проступает что-то вроде сочувствия. Да и слушай, судя по всему, разговаривать он все равно пока не может. А от его рева могут упасть сталактиты.
Запоздало понимаю: вторым доводом можно было и ограничиться. Уровень моего доверия к моему же коту порой меня пугает.
Как всегда разумна, как всегда предусмотрительна, изрекает он, вздыхает и сам трется пушистой макушкой о мою ладонь. Ладно Не расстраивайся, Орфо. Ты в любом случае сегодня молодец.
А еще уважаю чужое жилище, все так же запоздало добавляю я, кусаю губу и снова смотрю на дрогфу. Они расступились. Связанный Монстр лежит в поблескивающем круге маленьких начищенных сапог. Он все еще без сознания и все еще ужасен, несмотря на то, что изуродованную кожу и торчащие ребра скрывают путы. О боги, Скорфус. Мы ведь точно
Да, да, успокойся. Судя по тяжести на плече, он садится туда; судя по влажной шершавости на шее, начинает зализывать одну из моих ран. Это даже не будет сложно, первые подвижки ты, думаю, увидишь по пути. А дальше просто нужен другой воздух.
Какая все-таки я дрянь, срывается с губ само. Взгляда от Монстра я так и не отвожу.
Ты была малышкой, человечица, спокойно отзывается Скорфус. К тому же, если я понимаю правильно, все не так просто. Твой брат
Монстр со сдавленным стоном шевелится. Получеловеческая голова его ворочается вправо-влево и замирает снова. Кто-то из дрогфу плюет ему в лицо, остальные начинают лопотать ругательства. Тревожно. Мерзко. Стыд прожигает до печенок. Взяв себя в руки, я останавливаю Скорфуса до того, как мне захочется зажать уши.
Оставим это на потом. Нам пора.
Он не спорит легко слетает с плеча, хлопнув крыльями у самого моего уха. Устремляется к подземцам и, зависнув под их завороженными, полными почти обожания взглядами, велит:
Тащите его к телеге.
Чтобы поднять Монстра, нужно сразу десять дрогфу. Они несут его так низко, что серое человеческое запястье, торчащее из веревок, волочится по полу и бьется о камни. Лучше поправить эти путы, потому что вдруг он освободится? Лучше поправить, потому что ему больно.
Но я не могу.
Принцесса
Наши боги и богини считают войны довольно полезным делом. Иногда кто-то из них выбирает одну человеческую сторону, кто-то другую, и так они выясняют отношения. Делят смертных друзей и врагов. Хорошеньких жриц или жрецов. Яблоки и вино. Земли, которым покровительствуют. Всякие сокровища, которые хранят на Горе. Какая человеческая сторона выиграет, такой бог и победит. Для них это вроде как сыграть в настольную игру за чашей вина.
Но чаще все же бывают войны, на которые богам плевать: недовольно смолкнув, они лишь наблюдают и, вероятно, изумляются смертной глупости. Наша оказалась такой.
Когда Гирия напала на Физалию, я была слишком мала, чтобы понять, что именно нам там нужно. Да даже отец не до конца понимал войну задумала мама. Говорила, будто Физалия много о себе возомнила. Будто ее волшебники а там больше волшебников, чем у нас, начинают вмешиваться в дела других стран. Будто они проникают в умы королей, императоров и консулов, и именно поэтому Физалию резко полюбили: все охотнее ездят к ним, чем к нам, покупают у них, чем у нас, хотят дружить с их правителем. Даже желтая императрица Ийтакоса и голубая императрица Хиды наши самые верные, давние друзья стали бывать там слишком часто.
Сейчас я догадываюсь: это была ложь. Волшебники не могут настолько нарушать правила, и способности воздействовать на других у большинства нет. Дело в ином: Физалия в прошлом наша провинция. Так было веками, провинций у нас много, но однажды именно Физалия снискала особую благосклонность одного из наших королей моего прадеда Иникихара и стала независимой. Ей даже не понадобилось отвоевывать свободу. А потом она начала расцветать.
Мы тоже не бедствовали, другие страны дружили и с нами. Нам не было равных в сыре, вине, выделанной коже, дешевых тканях и строительном мраморе. Но все равно мама злилась. Особенно когда узнала, что физальский король Гринорис вот-вот выдаст дочь за сына консула Игапты самой большой, процветающей страны на континенте Святой Горы. Страны с огромной армией и особым покровительством самого Зируса. Страны, мнившей о себе, по мнению мамы, еще больше.