Огни эмиграции. Русские поэты и писатели вне России. Книга третья. Уехавшие, оставшиеся, вернувшиеся в СССР - Безелянский Юрий Николаевич

Юрий Безелянский

Огни эмиграции. Русские поэты и писатели вне России. Книга третья: уехавшие, оставшиеся, вернувшиеся в СССР

Вступление

 Господа, меня мучают вопросы, разрешите их мне

Федор Достоевский, «Записки из подполья»

Первая книга «Отечество. Дым. Эмиграция» (2016), вторая «И плеск чужой воды» (2017). И вот третья «Огни эмиграции». Трилогия, почти «Хождение по мукам». Текстовой триптих о русском народе (включая и иные национальные вкрапления) На Родине и вне ее. О России и Западе. О житье-бытье, о взаимоотношении власти и народа, о боли и страдании, о рабстве и бунте, о прочих российских реалиях советского и послесоветского периода. Однако не обо всем народе, а лишь о его передовом отряде, о мыслящей интеллигенции и еще более узкой прослойке о поэтах и писателях, о творцах.

И, как всегда, хочется танцевать от печки. Вспомним несколько звучных цитат:

Все тот же Михаил Юрьевич, 1825 год об аракчеевском режиме.

Другой классик великой русской литературы Федор Тютчев считал, что «в России канцелярия и казармы» и что «все движется около кнута и чина».

Это поэт Михаил Михайлов (18291865). Положение России сравнивал с Европой, где он немного пожил и написал очерки «Парижские письма» и «Лондонские заметки». За напечатание прокламаций Чернышевского Михайлов был приговорен к каторжным работам на руднике. Прожил всего лишь 36 лет.

Вторил Михайлову Лиодор (Илиадор) Пальмин (1841 1891), поэт либерального направления. Его стихотворение «Реквием» стало революционной песнью «Не плачьте над трупами павших бойцов». Эти строки в предреволюционную эпоху читала с эстрады Мария Ермолова.

Иван Аксаков в одном из писем 1865 года признавался:

«Ах, как тяжело, как невыносимо тяжело порою жить в России, в этой вонючей стране среди грязи, пошлости, лжи, обманов, злоупотреблений добрых малых мерзавцев, хлебосолов-взяточников Чего можно ожидать от страны, создавшей и выносящей такое общественное устройство, где надо солгать, чтобы сказать правду, надо поступить беззаконно, чтобы поступить справедливо, надо пройти всю процедуру обманов и мерзостей, чтобы добиться необходимого законного»

Какой суровый приговор. Неужели Россия в реальности такова, усомнится какой-нибудь патриот. И ему, конечно, нельзя знакомиться с мыслями и рассуждениями Александра Герцена, ибо в его сочинениях можно вычитать такое, что уж совсем конец. К примеру: «Россия отчасти раба и потому, что она находит поэзию в материальной силе и видит славу в том, чтобы быть пугалом народов».

И сразу вспоминаются песни сталинских времен:

Но это мы забежали вперед. А вот царская Россия! Ее советские историки рисовали в основном черными красками, хотя, конечно, и было за что. Эмигрировавший из России поэт Серебряного века Константин Бальмонт в стихотворении «Памяти Герцена» (1920) писал:

А «наше все» Александр Сергеевич Пушкин не только клеймил царя и его сатрапов, но и не пожалел, не посочувствовал народу:

Любимый мой читатель, как вы относитесь к погремушкам да бичам? В советские времена (о нынешних умолчу) были и погремушки в виде «Волги-Волги» и «Веселых ребят»; перелеты летчиков-героев и папанинцы на льдине. А на другой чаше весов борьба с врагами народа и ад ГУЛАГа.

Опять же, если вспоминать прошлое, которое плавно переходит в настоящее, то Россия, по определению классика Салтыкова-Щедрина,  некий Ташкент, «страна, лежащая всюду, где бьют по зубам».

Подобных убийственных мнений множество, и, пожалуй, еще одно. Писатель Сухово-Кобылин, попавший в лапы судебной системы и изведавший все ее прелести:

«Богом, правдою и совестью оставленная Россия куда идешь ты в сопутствии своих воров, грабителей, негодяев, скотов и бездельников»

Все! Хватит! Закрываем сезон цитирования. И в заключение приведем различные строки, которые наш безвременно ушедший современник Александр Щуплов выстроил в единое четверостишие:

Все эти цитатные танцы от печки приведены лишь для того, чтобы понять истоки диссидентства в Советском Союзе и связанные с ними многочисленные случаи депортаций и эмиграции. Покидали страну одни из лучших ее умов. Гонения инакомыслящих и категорические запреты на свободу слова слились в СССР в единое целое. О том, как люди творческих профессий и при каких обстоятельствах покидали пределы Родины, и пойдет речь в данной книге «Огни эмиграции». Хотя можно написать и иначе, как поссорились между собой строгая дама Идеология с легкомысленной дамой Литературой. Они, как выразился Андрей Синявский, стилистически не уживались. Стилистика тоталитаризма и стилистика свободы.

«Свобода приходит нагая»,  восклицал Велимир Хлебников. «Нет,  говорили охранители,  извольте надеть штаны!»

Свобода слова это свобода критиковать недостатки, обнажать проблемы и требовать справедливости. Жить не по понятиям, а по законам.

В «Апологии сумасшедшего» Петр Чаадаев откровенно писал: «Я не научился любить свою Родину с закрытыми глазами, с преклоненной головой, с запертыми устами. Я нахожу, что человек может быть полезен своей стране только в том случае, если ясно видит ее; я думаю, что время слепых влюбленностей прошло, что теперь мы обязаны Родине истиной Мне чужд, признаюсь, этот блаженный патриотизм лени, который приспособляется все видеть в розовом свете и носится со своими иллюзиями и которым, к сожалению, страдают теперь многие дельные умы»

Как ответило государство на эти высказывания Петра Чаадаева? Известно: ему приклеили клеймо «сумасшедший». В советские времена подобная практика применялась часто, о чем будет рассказано в книге.

В «Огнях эмиграции» представлена фактология, как власть боролась с инакомыслящими «критиканами», начиная с 60-х годов прошлого века. 60-е, 70-е, 80-е, 90-е, нулевые и далее годы. Писательские имена, книги, преследования, аресты, эмиграция все через край, с трепетом и болью. Кто захочет узнать правду о недавнем прошлом, тот прочтет книгу. Кто живет с закрытыми глазами и замкнутыми устами, тот пусть отложит ее в сторону. Кому истина, а кому блаженное неведенье.

Но тут не следует забывать еще одно важное обстоятельство: почти все мы перекормлены любовью к России. Нас распирает гордость за великую Россию, прекрасную литературу. Мы восторгаемся ее военными победами, ее героями и полководцами. Что ни имя набат, колокол, звук литавр. Пушкин, Суворов и т.д.

А необъятные просторы России! А чудесная природа! А несметные богатства нефть, газ, леса, пресная вода, золото, металлы А наш народ великий, великодушный, милосердный, добрый, справедливый Обо всем этом постоянно пишут, говорят, слагают стихи и песни. Мы самые-самые. Мы самые лучшие в мире. И многие в это искренне верят.

Но, может быть, хватит любить Отчизну с закрытыми глазами, не видя многочисленные беды, несчастья и развал некогда великой державы? И может быть, пора наконец расстаться с жестоким режимом, с самодержавной монархией, с восточной деспотией и с вечным византийством Кремля?..

Собирая материал для книги, я вздрагивал и ужасался, погружаясь в историю России и ее литературы все глубже. Но при этом мне хотелось узнавать все больше. Увы, собрана и отражена только маленькая часть того, что было. Насколько это захватывает и цепляет или оставляет равнодушным (подумаешь, чем удивил?) судить не мне. И утешает изречение Сенеки: Id facere laus est, quod decet, non quod licet (То делать похвально, что подобает, а не то, что дозволено).

Беглец Печерин: ненависть и любовь к России

Я родился в стране отчаяния

Из письма В.С. Печерина

Вспомним персону, известную только историкам, литературоведам да книгочеям. Это Печерин. Не лермонтовский Печорин из «Героя нашего времени», а реальная личность.

Итак, Печерин Владимир Сергеевич. Поэт, переводчик, мемуарист, мыслитель. Родился 15/27 июня 1807 года в Киевской губернии, а окончил свои дни 19 апреля 1885 года в Дублине. По матери русский дворянин. Отец кадровый российский военный польского происхождения.

Владимир Печерин рос необычным ребенком, в детстве просил у Бога: «Возьми меня с собой туда, на Запад». То есть подсознательно испытывал генетическое стремление на родину, к праотцам. Вместо Запада родные увезли его в Петербург учиться, где он вскоре поразил учителей знанием иностранных языков и античной литературы. Перед молодым Печериным засияла блестящая карьера, а он ею пренебрег, более того, неожиданно для всех покинул Россию, по существу, став беглецом, добровольным эмигрантом.

Не так давно на Западе вышли две книги, посвященные его жизни: Елены Местергази «Печерин как персонаж русской культуры» и русской эмигрантки, живущей в США, Первухиной-Камышниковой «Эмигрант на все времена». Тут следует заметить, что и до революции феномен Печерина привлекал внимание, правда, писали о нем скупо и сдержанно. Пожалуй, его лучшая биография принадлежит перу Михаила Гершензона: «Жизнь Печерина», изданная в 1910 году. В ней автор отметил, что Печерин «хотя ничего не сделал, зато много и глубоко жил», что, разумеется, не всем удается.

В современной книге Елены Местергази педалируется решение Печерина покинуть Россию как-то чересчур по-женски: ему бы жениться! Возможно, житейские добрые обстоятельства наверняка смягчили его нарастающее недовольство собой и своей судьбой. Но Печерин избегал женитьбы, для него она была непозволительной роскошью. Бедность умеряла его желания. Сделаем и мы предположение: а возможно, Печерину, как «датскому Сократу» Серену Кьеркегору, женщина в доме всего лишь помеха для умственных занятий. Да, и еще одна причина. Как признавался Печерин: «Состояние литературы наводит тоску. Ни светлой мысли, ни искры чувства. Все пошло, мелко, бездушно». Про царский режим и сложившееся при нем общество Печерин говорить спокойно не мог только с содроганием. А раз так, то как жить дальше в России?! Только на Запад, в «страну святых чудес», как выражался его современник Алексей Хомяков.

Ну а теперь несколько штрихов из биографии Печерина. Его домашним образованием и воспитанием занимался немец-гувернер, поклонник Жан-Жака Руссо и принципов его педагогики по книге «Новая Элоиза». Именно заезжий гувернер привил юному Печерину идеи вольности и христианского равенства. Развил независимость суждений, избавил от многих иллюзий (как утверждал Руссо, «прекрасно только то, чего нет») и вместе с тем наполнил его душу максимализмом до краев С таким багажом молодой вольнодумец и руссоист поступил на историко-филологический факультет Петербургского университета, где проявил себя с блеском. И как пытливый талантливый юноша-студент, и как начинающий поэт и переводчик. В частности, следует отметить его перевод поэмы Шиллера «Желание лучшего мира». К лучшему миру стремилась и душа самого Печерина.

В марте 1833-го Печерин среди лучших студентов был отправлен для продолжения образования и подготовки к профессорской деятельности в Берлин. За время пребывания за границей Печерин совершил пешеходное путешествие по Швейцарии и посетил Италию. За рубежом, и особенно в Берлине, Печерин столкнулся с неприязнью к русским, которых многие местные жители считали «гуннами, грозившими Европе новым варварством». Молодого Печерина угнетало противоречие между негативной репутацией России и казенным патриотическим славословием. Что русские самые лучшие в мире. И, конечно, уваровская триада: самодержавие, православие, народность. Эта триада резко контрастировала с реальной жизнью европейских стран. Свои чувства Печерин отразил в письме на родину от 5 июня 1834 года поэтическими строчками, ставшими впоследствии громко знаменитыми:

В июне 1835-го Печерин возвратился в Петербург и стал трудиться в качестве преподавателя греческой словесности в Московском университете. Его карьера блестяще началась и сулила высокое продолжение, но неожиданно для всех окружающих Печерин в феврале 1836 года (за год до гибели Пушкина) отпросился в отпуск и в июле навсегда покинул Россию. Отправил сам себя в эмиграцию. Спустя годы признавался своему знакомому Чижову: «я исполнил священный долг самосохранения, оставаться в России было бы равносильно самоубийству».

В своих «Замогильных записках» Печерин отмечал, что к решению остаться в Европе его подтолкнуло отвращение, которое внушила ему «грубо-животная жизнь» русских людей, «живущих лишь для того, чтобы копить деньги и откармливаться». То есть «жить в брюхо», как сказал один из русских классиков.

О своем побеге из России Печерин писал в «Записках»:

«Не осуждайте меня, но войдите, вдумайтесь, вчувствуйтесь в мое положение!.. Молодой человек с дарованиями, с высокими стремлениями, с жаждой знаний, <> один, без наставников, без книг, без образованного общества, без семейных радостей, без друзей и развлечений юности, без цели в жизни, без малейшей надежды в будущем!..

А вот и другая картина. В Англии, в Америке молодой человек, преждевременно возмужалый под закалом свободы, уже занимает значительное место среди своих сограждан все пути ему открыты: наука, искусство, промышленность, торговля, земледелие выбирай, что хочешь! Нет преграды. Даже самый ленивый и бездарный юноша не может не развиваться, когда кипучая деятельность целого народа ему кричит: вперед! go ahead! Он начинает дровосеком в своей деревушке и оканчивает президентом в Вашингтоне! А я в 18 лет едва-едва прозябал, как былинка, кое-как пробивался из тьмы на божий свет; но и тут, едва я подымал голову, меня ошеломляли русскою дубинкою».

Власть расценила отъезд Печерина как бегство и возбудила по поводу его невозвращения на родину судебное преследование, но он его проигнорировал, спокойно странствуя по Европе, от Парижа до Цюриха, от Базеля до Льежа, ища сообщества людей, вместе с которыми он мог бы бескорыстно служить человечеству по образцу первых христиан. Многим Печерин казался воплощением Дон Кихота или вторым Руссо.

Почти профессор Московского университета, Печерин поначалу в Европе вел жизнь бесприютного нищего, продавал гуталин, работал секретарем у какого-то английского капитана, примыкал к различным политическим группкам, то был коммунистом, то сенсимонистом, то подвизался в качестве миссионера-проповедника, благо в совершенстве знал иностранные языки. Однажды, наблюдая искрящиеся брызги низвергающихся сверху потоков воды, Печерин подумал: «Какое наслаждение умереть в водах Рейнского водопада».

Но чем бы ни занимался Печерин в европейских странах, он не уставал размышлять о социальном переустройстве мира. Его герой в стихотворении «Торжество смерти» выражает крайнюю степень несогласия с установившимися порядками на земле:

О, сколько до Печерина, ну и после него, находилось таких переустроителей мира и философов, и политиков, и ученых-экономистов, и что? Переустроили страны и перевоспитали народы, привели все в гармонический социальный рай?..

В 1840 году Печерин отказался от православной веры и принял католичество. А затем стал послушником монастыря Сен-Трон. Впоследствии Печерин совершил еще один поворот и в качестве миссионера отправился в Англию, и именно здесь началась активная переписка Печерина с Герценом. Оба сошлись на почве неприятия самодержавной России. А власть тем временем вновь предприняла попытку вернуть на родину вольнодумца-беглеца. В конце концов сенат в России вынес окончательное решение о лишении Печерина всех прав состояния и лишил его возможности когда-либо вернуться домой.