Миуко присела, почувствовав в воздухе запах дыма, слишком плотного и зловонного, чтобы исходить от маленького пламени под ванной.
Горело нечто другое, нечто большое, нечто, что находилось поблизости.
6
Покидая деревню Нихаой
Постоялый двор был в огне. Черный дым струился из передней части здания, заволакивая все пространство, а пламя проедало дыры в ширмах из рисовой бумаги.
Миуко, сунув ноги в запасные сандалии, выскочила из ванны и с удивлением обнаружила, что ее лодыжка больше не причиняет неудобств. Побочный эффект проклятия? Однако мысль надолго не задержалась в ее голове, потому что, пока она неслась по внутреннему двору, сквозь пламя доносились крики.
Кричал ее отец. Умолял кого-то потушить огонь. Ради всего святого, это был его дом! Он достался Рохиро от отца, а отцу Рохиро, в свою очередь, от его отца.
Отдай нам ягру, Отори-джай!
Миуко узнала этот глубокий голос.
Лайдо. Должно быть, он и остальные жрецы пришли за ней.
Ты сумасшедший! сказал им отец Миуко. Может, здесь и водятся демоны, но моя дочь не из их числа!
Девушка видела отца сквозь обугленные ширмы. Он стоял у входной двери, где языки пла- мени жадно облизывали балки. Одна из кукол-духов матери свалилась со стропил, разинув рот в безмолвном ужасе, когда ее тело поглотил огонь.
Отец! Миуко попыталась сделать шаг, но ее оттолкнула назад внезапная волна жара.
Отец повернулся.
Миуко, беги отсюда!
Она всегда старалась с переменным успехом быть хорошей и послушной дочерью, но в данном конкретном случае она не думала, что отец станет возражать против небольшого неповиновения.
Он был ее отцом.
Единственной семьей, которая у нее осталась.
Теперь он переходил из одной комнаты в другую, хромая и останавливаясь, когда на пути возникали новые вспышки пламени. В палисаднике жрецы распевали молитвы.
Миуко огляделась. В углу двора стояло корыто, предназначенное для конюшен, а также несколько попон, которые должны были храниться до осени. Мельком у Миуко проскочила мысль, почему они лежат не на своих местах, но она не располагала временем на дальнейшие раздумья. Она схватила одеяло. Окунула его в воду. Мчалась обрат- но к главному зданию, чтобы справиться с пламенем.
Но не успела она ворваться в здание, как стропила перед ней рухнули. Взревел огонь. Ее отбросило назад во двор, и она жестко приземлилась на камни.
Ничуть не растерявшись, Миуко вновь вскочила на ноги и помчалась вдоль веранды, пытаясь отыскать в языках пламени своего отца. Он стоял на участке земли в том месте, где когда-то находилась их кухня, укрытый за грудой обломков, что некогда были стеной. Густые волосы отца были опалены, что вызвало у Миуко сочувствие, шея и плечо обгорели, но он был жив.
Отец! закричала она.
Он обернулся, услышав ее голос. Сквозь дым она заметила, как расширились от удивления его глаза. Заметила, как лицо, выражающее надежду, исказилось от ужаса. В глазах вспыхнуло отвращение.
Нет. Отец снова что-то пробормотал, но Миуко распознала слова, слетавшие с его губ. Нет, нет. Ты не моя дочь! Убирайся прочь!
Миуко остановилась. У нее защипало в глазах. Сама того не осознавая, она коснулась своих щек, испугавшись на мгновение, что они стали синими, как морские воды.
Но ее руки по-прежнему имели тот же оттенок каштанового крема, а вот ногти нуждались в подравнивании.
Что же изменилось с момента их прошлой встречи?
Сон? Квартет мелодраматичных жрецов? Угроза разорения, нависшая над наследием отца? Как все это могло настроить Отори Рохиро против собственной дочери?
Его единственной дочери?
Шаоха, вскричал он. Что ты с ней сделала?
Опять это слово. Женщина-смерть.
Отец, это же я
Миуко рванулась вперед, но прежде, чем ей удалось добраться до обвалившейся кухонной стены, жрецы ворвались в здание с боковой стороны. Двое несли знамена, исписанные магическими чернилами. Другие держали бамбуковые трости.
Увидев ее, они закричали и бросились на нее, скандируя молитвы.
Миуко не могла пошевелиться. Это происходило не на самом деле. Жрецы, их заклинания, дым, вьющийся по небу, словно многопалые руки какого-то развращенного бога, все это было всего-навсего сном. Миуко по-прежнему лежала на полу в ванной. Могла проснуться в любую секунду. Вода к тому времени уже согрелась бы, а ее отец на кухне лепил бы своими крепкими руками рисовые шарики
Прочь отсюда!
Отец находился на кухне, но не хлопотал по хозяйству, а изрыгал проклятья из-за руин. Несмотря на травму, голос его был подобен лавине, такой громкий, что наверняка распугал всех собак и кошек, чувствительного озомачу [14] духа сна на расстоянии многих миль.
Ошеломленная, Миуко осознала, что отец все это время бормотал не потому, что не понимал, как регулировать громкость своего голоса. Он бормотал, потому что иначе тоже был бы необычайно громким.
«Си пайша, си чирей».
Прочь! прогремел голос отца. Тебе здесь не рады!
Миуко ничего не могла с собой поделать. Она вновь превращалась в хорошую послушную дочь, ту, которая выполнила бы любую просьбу отца.
И она побежала.
Уже не мрачные, а воспламененные духовным рвением жрецы преследовали девушку до окраины деревни, но и там она не остановила свой бег. Она проносилась мимо заброшенных рынков, запущенных полей, обвалившегося курятника, который уже практически провалился под землю.
Миуко оглянулась только один раз.
На окраине деревни трое жрецов водружали на бамбуковые столбы знамена, свежие чернила оттенка индиго поблескивали в лучах утреннего солнца. Позади них утихал в трактире огонь, отступая от здания, словно прилив, оставляющий после себя на берегу обломки. Рядом с развалинами стоял ее отец со жрецом, столь высоким, что его можно было принять только за Лайдо, который, казалось, утешал Рохиро.
Ее отец был жив, но эта мысль не принесла Миуко утешения. Он был жив, но считал свою дочь демоном.
И он больше не хотел знать ее.
7
Сомнительные типы
Миуко должна была находиться на полпути к Удайве, когда рухнула посреди Коцкисиу-мару Леса Каменного Хребта и погрузилась в тяжкий, душераздирающий сон, от которого она очнулась спустя долгие часы, уже после наступления ночи. В темноте скрипели деревья. Бледные грибы прорастали из трухлявых бревен, наполовину развалившихся во мраке. В небе на фоне светящихся звезд промелькнула тень, вероятно, летучая мышь или ночная птица с бесшумными крыльями.
Коцкисиу-мару был назван так из-за протяженности наскальных выступов, которые извивались в сердцевине леса, словно шипы какого-то древнего чудовища, давным-давно поверженного и обратившегося в камень. Именно здесь Миуко встала с земли и присела на один из поваленных камней, чтобы поразмышлять над своим нынешним положением.
Во-первых, она была голодная. Во-вторых, слишком много времени за последние сутки она провела в бегах. Миуко казалось, что никогда прежде ей не доводилось так много бегать, а теперь каждая мышца ног и всего тела ныла, не говоря уже о напряжении мышц рук, о которых она даже не подозревала. Как непростительно, что девочек не поощряли больше заниматься спортом. Иначе откуда они возьмут силы для бегства, когда жрецы, которых они знали на протяжении всей жизни, и отцы, от которых зависели, внезапно изгоняли их из единственного дома, какой они когда-либо знали?
Миуко следовало бы подумать о своих перспективах выживания. Поиск питьевой воды стал бы хорошим началом. Однако вместо этого она осталась сидеть на месте, с раздражением выдирая шипы из своего одеяния и распутывая пальцами колтуны в волосах.
Она практически расчесала волосы, когда из тени раздался голос:
Здравствуй, голубушка.
С криком Миуко подскочила, схватив, за неимением оружия, особенно густую прядь волос.
Четыре фигуры появились из-за деревьев: человеческие (а если быть точной, мужские), но с безжалостными демоническими лицами. У одного из них были клыки, как у кабана. У второго третий глаз посередине лба, желтый, как у змеи. Голова третьего была увенчана рогами и прямыми черными волосами, которые колыхнулись, когда он наклонился вперед, изучая Миуко так, словно она была молодым цветком, с которого через пару секунд сорвут лепестки.
Лицо последнего было кроваво-красным, а своим длинным заостренным носом он напоминал гоблина.
Что такая красивая пташка, как ты, делает в нашем гнездышке? Пока он говорил, его губы оставались неподвижными, будто бы слова доносились сквозь сомкнутые зубы. Но она вздрогнула, с ужасом осознав, что это были не настоящие зубы. Когда он выскользнул из тени, Миуко заметила ремни, затянутые у него на затылке.
Эта четверка оказалась вовсе не демонами, а людьми в масках.
Что, вполне вероятно, делало их куда опаснее.
Я не пташка, произнесла Миуко, медленно отступая к деревьям.
Трое мужчин наблюдали за ней, неподвижные, словно статуи, но человек с короной из рогов скользнул за спину Миуко, преграждая путь к бегству. Он нависал над ней, подойдя так близко, что она чувствовала его запах жгучий и пропитанный плесенью. Миуко не смогла сдержаться и поежилась, когда он склонился ближе. Пусть она знала, что под рогатой маской скрывалось лицо, но темнота в прорезях для глаз не выдавала никакого намека на человечность.
Извините, сказала Миуко. Я шла своей дорогой.
Человек в красной маске позади нее невесело ухмыльнулся.
Правда, голубушка? Он придвинулся к ней, пока остальные стояли на месте, как будто только один из них мог двигаться. А мне кажется, ты готова к тому, чтобы тебя ощипали.
Миуко попробовала сбежать, но мужчина в рогатой маске схватил ее за руку, смеясь при виде ее попыток сопротивляться. Она попыталась пнуть его. Сандалии слетели с ног. Тогда она рискнула закричать.
Ее голос эхом разнесся по лесу. На деревьях зашелестели листья.
Мужчины остановились.
Какой прелестный у тебя ротик, сказал мужчина в красной маске. Интересно, на что еще он годится.
Вздрогнув, Миуко почувствовала, как что-то коснулось спины, как чьи-то пальцы запутались в волосах, а затем
Над головой прогремел взрыв. В небе вспыхнул свет, окрасив каждую ветку в кронах деревьев белым цветом. С ворчанием мужчины прикрыли глаза. Тот, что имел рога, выпустил из своей хватки Миуко, которая, мгновенно ослепнув от света, зарылась пальцами в мульчу в поисках палки, камня, чего угодно, чем можно было бы защититься.
Именно по этой причине она сначала не заметила прорвавшуюся сквозь деревья гигантскую рептилию с четырьмя лапами и покрытую черными перьями, с горящими золотистыми глазами. Молния потрескивала в ее когтистых лапах. Вдоль ее спины тянулись громадные шипы, рассекающие облака.
СМЕРТНЫЕ! провозгласило существо голосом, способным расколоть горные вершины. КАК ВЫ ПОСМЕЛИ ЗАРАЗИТЬ МОЙ ЛЕС СВОЕЙ БЕСПОЩАДНОСТЬЮ? ЗА ДЕРЗОСТЬ ВАШУ ВЫ БУДЕТЕ НАКАЗАНЫ! ОСТАВАЙТЕСЬ НА МЕСТЕ И ПРИМИТЕ СВОЙ ВСЕЛЕНСКИЙ ПРИГОВОР!
Однако, как многие другие люди, особенно беспринципные, они не собирались сталкиваться с последствиями своих поступков и не стали задерживаться, чтобы узнать, какое наказание их ожидает.
Они побежали, визжа, как поросята.
Собрав свои сандалии, Миуко тоже побежала в противоположном направлении.
Продираясь сквозь заросли кустарников, она услышала, как великан зовет ее, его сокрушительный голос превратился в обычный хрип:
Нет, подожди! Извини! Я не хотел напугать тебя! Пожалуйста, вернись!
Миуко не вернулась.
Она, напротив, помчалась так резво и быстро, что не заметила, как натолкнулась на кого-то. Миуко врезалась лицом в чью-то грудь и свалилась на землю, как отброшенный комок глины.
Раздался тихий низкий смех, и человек протянул ей руку, чтобы помочь подняться.
Я бы сказал, что судьба свела нас вместе, но, честно говоря, я надеялся найти тебя снова.
Ошарашенная, Миуко взяла его за руку. Она была крепкой на вид, с ухоженными ногтями и безупречной кожей не такую руку она ожидала увидеть посреди Коцкисиу-мару. Рука, на которую был обращен ее взгляд, была облачена в тончайший, искусно расшитый золотом шелк, на создание которого у портного, должно быть, ушли несколько месяцев жизни.
Миуко отпрянула, снова упав на землю с неприятным хлюпаньем. С нового ракурса, среди опавших листьев, девушка заметила, что и обувь мужчины тоже была не менее высочайшего качества.
Волна жара охватила ее, и она с ужасом перевела взгляд наверх, на благородный облик Омайзи Рухая.
Он и был доро ягра.
8
Две стороны одной медали
Миуко металась по опавшим листьям, пока демонический принц наблюдал за ней, как кошка приглядывает за раненым кроликом, слабо брыкающимся на полу сарая. Он наблюдал за Миуко, пока она не наткнулась спиной на поваленное бревно и не замерла, после чего он шагнул вперед и остановился. Лицо по-прежнему светилось изнутри, когда он изучал девушку своим взглядом, один его глаз потускнел и превратился в пепел.
Как вы нашли меня? выдохнула Миуко.
Принц-демон склонил голову набок, как будто не понял вопроса.
Я почуял тебя, хоть и слабовато, как аромат, доносящийся из дальней комнаты. Разве ты не чувствуешь меня?
Миуко покачала головой.
Ты боишься? спросил он. Языки пламени мерцали между его зубами. Говори.
Миуко сглотнула. Она пальцами вцепилась в землю.
Да.
Потому что видишь меня? Он опустил взгляд на свою величественную мантию и на свои красивые руки. Таким, каков я есть на самом деле?
Да.
А кто я?
Она задумалась. У него было тело Омайзи Рухая, наследника йотокай, которому она была обязана жизнью и верностью. Если бы он приказал ей перерезать горло, она обязана была подчиниться.
Но помимо этого он был на творением Аны, которое носило тело доро как украшение.
Доро ягра, наконец произнесла она.
Демонический принц? повторил он, посмеиваясь. У него оказался удивительно приятный для демона смех, благородный и сердечный. Однако за этим смехом Миуко услышала низкий треск: звук пламени, затвердевающей земли, что разрушается под грозным сиянием солнца. Мне нравится.
Я рада Миуко заколебалась, неуверенная, следует ли ей называть его «мой господин».
Доро склонил голову, словно прислушивался к чему-то, сокрытому от ушей Миуко.
Серьезно? Рада?
Она промолчала, поскольку была занята молитвами каждому богу и высшим духам, о каких только могла вспомнить.
Ты видишь меня, повторил доро ягра.
Оторвавшись от своих молитв, Миуко кивнула.
Ты единственная, кто видит меня.
Учитывая реакцию деревенских жителей, которые даже не подозревали, что среди них находился демон, Миуко сделала вывод, что простолюдины не видели ягра в теле принца, но ее крайне удивило то, что знать и высокопоставленные жрецы, с которыми доро, должно быть, общался, также ничего не заметили.
Я нахожу это очаровательным Я нахожу тебя очаровательной. Как тебя зовут?
Тут Миуко вспомнила, как ее мать однажды говорила, что назвать свое имя духу все равно что связать себя вечными узами рабства. У девушки промелькнула мысль солгать, но она припомнила и то, что некоторые духи презирают ложь и могут истребить земных обманщиков.
Миуко, сказала она.
Миуко. Доро ягра облизнул губы, как будто пробуя имя на вкус. Явно довольный, он задал следующий вопрос: Какое у тебя родовое имя, Миуко?
Отори, ответила она. Отори Миуко.
А, дочь трактирщика. Его взгляд путешествовал по ней, от спутанных волос и вниз по изодранной одежде к босым ноющим ногам, а затем устремился к тропинке, которую она проложила по грязи, где среди обмякших и почерневших листьев валялось несколько пожухлых папоротников. Думаю, ты представляешь собой нечто гораздо большее.