Стася Андриевская
Личное дело опера Иванова
Глава 1
Угу Угу нахмурив брови, Андрей листал её рекомендации и с каким-то отрешённым отчаянием понимал, что ни черта не может в них разобрать, и дело вовсе не в буквах. Ну что ж, Оксана Васильевна, боюсь, вы мне в смысле нам не подходите.
Почему?
Понаблюдал, как на самом краю стола чудом балансирует башня, обязательная к заполнению: рапорты, отчёты, карточки происшествий и прочие и тоскливо поморщился:
Ну-у Вы слишком слишком молоды. «И красива» Так, стоп! Устало ткнулся лбом в ладонь: Вы же понимаете, ребёнок непростой. Здесь опыт нужен.
И он у меня есть! Пусть не особо богатый, но зато по профилю! К тому же, двадцать пять это не так уж и мало!
«Не так уж и мало, это когда за простую хулиганку трёшку дают, а когда ты уже даже не помнишь каковы на ощупь женщины, это»
Так, стоп! Чёрт, да что происходит-то?
Поднял взгляд, наткнулся на её ответный серо-зелёный, такой доверчивый и ждущий, словно ей и самой ещё нужна нянька.
Извините, Оксана ээ демонстративно заглянул в рекомендации, хотя необходимости в этом, кроме как подчеркнуть личную незаинтересованность не было, Оксана Васильевна, но мне нужно работать. До свидания.
Схватил первую попавшуюся папку, решительно направился к сейфу. Крутнул ручку кодового замка раз, другой Безуспешно. Раздражённо прихлопнул по дверце кулаком, крутнул ещё раз.
Андрюх! позвал откуда-то издалека голос. Андрюх, это Мишкин сейф!
И Андрей очнулся. Гражданки Красновой уже не было, а Харламов, закинув ноги на стол, качался на задних ножках стула и загадочно лыбился. И сейф действительно был чужой. Да и кабинет тоже.
Зашпарился я что-то, Оле́ж, расслабив узел галстука, вернулся Андрей на место. Душно сегодня. Наверное, гроза будет.
Угу, многозначительно хмыкнул Харламов и кивнул на дверь: А это кто?
Да это так, из диспансера. В няньки пришла проситься.
А та? Уже всё?
Пока нет, но, чую, скоро.
Тогда зачем эту отшил? Она похоже расстроилась.
Андрей сделал вид что не расслышал и погрузился в писанину. Однако вскоре поймал себя на том, что вовсе не пишет, а, уставившись в одну точку, вспоминает гражданку Краснову. Вернее, не её саму, а свою странную реакцию на неё растерянность. Как в кино: вот стук в дверь, осторожное «Можно?» И его строгое, не поднимая головы от писанины «Вы к кому?» в ответ. «К Иванову» «У Иванова сегодня неприёмный» наконец-то отрывает он взгляд от рапорта и
Андрюх, тут тебя! протягивая телефонную трубку, вырвал его из раздумий Харламов.
Андрей Иванович, вы меня, конечно, извините, но это уже совсем ни в какие ворота! сходу перешла на крик няня Нина Тимофеевна. Я, конечно, всё понимаю, но это! Это!..
Выслушав её сбивчивую истерику, Андрей положил трубку и глянул на часы.
Всё? с сочувствием кивнул Харламов. И эта пала в неравной схватке?
Я, если честно, ничего не понял. Но надо сгонять, посмотреть. Прикрой меня если что, лады? Я быстро.
***
И пока я в ванной, они просто сбежали! Я из комнаты в комнату а их нет! Батюшки родные, я на улицу а где их там найдёшь-то? Я туда, сюда Ох, думала, сердце остановится! Нина Тимофеевна, пятидесятишестилетняя женщина внушительных размеров, прижала пухлую ладонь к груди. У меня аж давление скакануло, я ведь
И чем всё закончилось? думая уже не о том, что случилось, а о том, что делать, если она всё-таки решит уйти, прервал её Андрей. Как вы их нашли?
Мальчишка соседский сказал, что они в соседнем дворе на качелях качаются! Я туда а они и правда, там! И хоть бы извинилась! гневно тряхнула она пальцем перед Маринкиным носом, на что та лишь упрямо надулась. Так нет! Я их домой веду, а она мне: «Ненавижу тебя, жирная корова!» Представляете?! Это Это же вообще!
Андрей глянул на дочку, она опустила голову.
Нина Тимофеевна, вы говорите, что безрезультатно оббегали все окрестности, но в итоге оказалось, что дети просто гуляли в соседнем дворе. Как это понимать?
Так прятались, видать! Уж за этой-то станется!
Марина, где вы были?
Но она молчала. А Тёмка А что Тёмка крутил свои верёвочки и увлечённо бормотал под нос:
Ка-а-арова! Жирная ка-а-арова!
Н-да уж. Лучшей улики с доказательством и не придумаешь.
Хорошо, Нина Тимофеевна, я понял. Прошу прощения за инцидент, будем принимать меры. Андрей глянул на часы, обречённо вздохнул. И на сегодня вы можете быть свободны.
Меры! фыркнула она. Какие уж тут меры могут быть, кроме хорошего ремня? Вот вы её жалеете, а она на глазах в чудовище превращается! И Тёмку за собой тянет! Ведь пока у неё учёба с продлёнкой были и у нас с Тёмой всё хорошо было, дружно, мирно. Но как только каникулы начались так всё! Просто беда! Нависла над Маринкой: Бессовестная! А ещё дочка милиционера называется! Только отца позоришь! Выходя из квартиры, обернулась: При всём моём уважении, Андрей Иванович, но про вашу Марину у нас в диспансере уже байки ходят, имейте в виду! А я ведь не к ней, а к Тёмке в няньки нанималась! Ну и зачем мне тогда эта это недоразумение в довесок? Вот уйду от вас и всё, во всём районе ведь замену мне не найдёте. Не больше дураков, так и знайте! Тем более с моим-то стажем!
Она ушла, и в кухне повисла напряжённая тишина, нарушаемая лишь тиканьем часов на стене и увлечённым Тёмкиным бормотанием:
Не-е-енавижу тебя! Ка-а-арова!
И это действительно было уже слишком. Андрей повернулся к дочери, глянул строго И она, закатив глаза, тут же вышла из кухни. Он посидел ещё немного и пошёл следом.
Марина стояла в углу возле туалета лицом к стене, руки за спиной, однако покорности в этом не было даже близко. Она просто сделала одолжение. За пять лет привыкла к этому углу, как к родному, даже позу изобрела фирменную упершись лбом в стену, заплетя ногу за ногу, и покачиваясь, так это, вальяжно, из стороны в сторону. Иногда даже напевая что-то под нос.
Минут через сорок позвал её в комнату. Она медленно, опустив голову так низко, что лицо скрылось за пшеничными локонами, вошла.
Ну? Что скажешь, Марин?
Молчание.
Андрей вздохнул. Уж каких только дознаний не приходилось ему проводить, каких только нарушителей не раскручивал на чистосердечные, но с Маринкой бесполезно. Эта если упрётся, то всё. Глухарь.
Ну ладно, а сбежала-то зачем? Да ещё и Тёмку за собой потащила.
Я не сбежала.
Тогда что это было?
В ответ молчание.
А обзываться зачем?
А потому что она жирная корова, и я её ненавижу! дерзко вскинула Маринка голову.
А ну-ка строго тряхнул Андрей пальцем. Чтобы завтра же извинилась, ясно? Иначе дождёшься у меня оформлю тебя на всё лето в школьный лагерь! С дневным сном!
А я всё равно её ненавижу, ненавижу, ненавижу! сжав кулачки, закричала Маринка и сбежала обратно в угол.
А поздно вечером, когда дети уже спали, Андрей курил на балконе и не мог отделаться от ощущения песка, неумолимо убегающего сквозь пальцы. Вот только это был не песок, а его дочь.
Как и прежде по-детски тонкая и хрупкая, но всё-таки уже другая, с едва уловимыми очертаниями зреющей фигуры и стремительно меняющимся характером. А ведь ещё прошлым летом она была ребёнок ребёнком! И тут не то, что ругать нормально, а и в принципе просто не знаешь, как с ней дальше быть. И с каждым годом вопрос будет становиться только острее.
И во всей этой неразберихе его успокаивало только одно Маринка хотя бы не плакала больше, как бывало поначалу, когда её мать только сбежала к этому своему турку. Тогда, помнилось, она впадала в истерики не только от обычного строгого замечания, но даже на ровном месте, не желая видеть ни бабушку, ни отца, а лишь рыдая часами и повторяя, как заведённая: «Мамочка, мамочка, мамочка»
И вот больше не плачет, даже стоя в углу. Переросла. Уже хорошо. Значит, в целом, направление он взял верное.
Уже засыпая, снова вспомнил Краснову: её серо-зелёный чистый взгляд, смущённую улыбку. Черты лица, по которым хрен фоторобот составишь, потому что кроме как «правильные» ничего и в голову-то не идёт
Заворочался, пытаясь поймать ускользающий сон, но в итоге лишь улёгся на спину и уставился в тёмный, с косым отблеском уличного фонаря, потолок.
Ну да, девчонка симпатичная, но не только в этом дело. Несмотря на молодость, было в ней ещё что-то такое, из-за чего он, матёрый опер, оторвав тогда взгляд от недописанного рапорта, неожиданно растерялся. Словно почва ушла вдруг из-под ног, и он провалился во что-то невесомо-лёгкое, похожее на облако
Этого ещё не хватало!
Глава 2
Утром сначала Нина Тимофеевна опоздала почти на полчаса, потом долго не было автобуса. В итоге Андрей так и не попал на утреннюю планёрку. А это залёт, особенно учитывая, что вчера, оставшись дома с детьми, он пропустил и вечернюю.
Едва зашёл в отделение, как дежурный сообщил, что в кабинете его поджидает посетитель.
Я говорил, что у вас неприёмный сегодня, товарищ майор, вскочил он со стула у себя за зарешёченным стеклом дежурки, и я бы и не пустил, но Харламов сказал
Ладно, Саш, расслабься. Разберёмся. Главный на месте?
Какой-там! Сразу после планёрки рванул куда-то.
Едва Андрей открыл дверь кабинета, как сразу, одним взглядом, оценил обстановку: Генка с Мишкой, наперебой травящие бородатые байки, Харламов, вдохновенно колдующий над банкой с кипятильником И гражданка Краснова, сидящая у его, Ивано́ва, стола. Перед ней лист бумаги с наваленной на него горой галетного печенья и кускового сахара, и его же, Иванова, стакан в наградном юбилейном подстаканнике, парящий свежезаваренным чаем. Сама Краснова смеётся взахлёб над шуточками оперов, аж щёки порозовели.
Ещё бы не смеяться над таким-то цирком!
И вот что интересно: всего час назад, злясь на опоздание Нины Тимофеевны, Андрей даже подумывал, а не плюнуть ли, не взять ли эту молодую? Понятно, что долго не протянет, хорошо, если хотя бы до конца месяца, но, может, за это время удастся подыскать ещё кого-то?
А теперь вдруг чётко понял, что нет. Не вариант. Вся эта свистоплясия стрельба глазами, молодые гормоны и романтический флёр, который такие вот юные особы приписывают ментам этого он уже нажрался в своей жизни, аж до сих пор тошнит.
Строго оправив китель и подтянув галстук, прошёл к своему столу. Не глядя по сторонам, выдернул из-под горы печенья лист, глянул на оборот: ну так и есть его вчерашний, так и недописанный рапорт. Не выдержал, послал Харламову предельно понятный взгляд
В кабинете теперь висела тишина. Но если опера́ просто затаились, с интересом наблюдая, что дальше, то Краснова, кажется, уже теряла сознание от страха. Вот и хорошо.
Снял и отложил на край стола фуражку. Нарочито медленно достал из ящика чистый лист, положил перед собой. Выровнял. Сложил руки на столе и наконец, поднял взгляд.
Слушаю вас, гражданка Краснова.
Хмурился изо всех сил, напуская на себя того самого знаменитого «Ивано́вского строгача», который сломал сопротивуху такого количества подозреваемых, что, кроме своего портрета на доске почёта ещё и внеочередного майора1 в своё время получил.
Но сейчас что-то явно шло не так. И хотя побледневшая Краснова, замерев, как кролик перед удавом, только и делала, что беспомощно хлопала ресницами сам Андрей тоже чувствовал себя странно.
Чертовски хотелось отвести взгляд, но было нельзя. Давить, так давить! Вот только и дальше смотреть становилось всё труднее брови, будто в самоволку, неудержимо ползли из строгой кучи куда-то наверх, в умильный домик, а под ногами вместо твёрдой земли опять колыхалось чёртово облако. И ком в горле, который хочется сглотнуть, но тоже нельзя.
Положение спас помощник Петров. Ворвался в кабинет, потрясая кипой бумаг:
Андрей Иванович, завал на сегодня! Два мордобоя, три жалобы, очередной УДОшник2 и ориентировки на
И замолчал, уловив, наконец, атмосферу. Но лёд тронулся. Андрей с облегчением протянул руку:
Давай! Забрал бумаги. Далеко не убегай, сейчас рапорт подобью и на участок рванём. Оксана Васильевна, если у вас по существу ничего нет, то не смею задерживать. И обратите внимание, там, на двери снаружи, указаны мои приёмные дни и часы. И, давая понять, что разговор окончен, демонстративно раскрыл папку с обращениями. До свидания.
И она вдруг очнулась:
Нет, подождите! Я суетливо зарылась в лежащий на коленях пакет, я принесла вам достала вчерашние рекомендации и ещё какие-то новые бумаги. Вот, я принесла дополнительную характеристику из института и отзыв с прежнего места работы. Он, правда, в свободной форме, но это только потому, что времени было мало, и я
Она ещё что-то лепетала, раскладывая на столе бумаги и неловко пытаясь отодвинуть лежащее перед ней печенье, а Андрей смотрел на неё и уже почти ненавидел. За голос её мягкий, за вновь вспыхнувший взволнованный румянец и порхающую на скуле тень от длинных ресниц. За то, что ресницы эти сегодня были подкрашены ярче вчерашнего и вдобавок подведены стрелками. И помада на губах, которой вчера не было.
Машинально бросил взгляд на свой стакан чистый. Не успела ещё.
А ещё, вчера не было духов. Ландыш, сирень? Да, что-то такое, весеннее. И лак на ногтях сегодня ярче. И бусики на шее появились
Скользнул взглядом ниже, по фигуре. Спохватился, раздражённо прикрыл глаза.
Финтифлюшка бестолковая. Очередная.
Что скажете? наконец выдохнула она.
Андрей открыл глаза.
Я вам ещё вчера всё сказал. Вы не подходите.
Но
До свидания!
Прикрикнул так, что даже Генка Шевцов удивлённо поднял голову от изучения ориентировок. Краснова же обиженно поджала губы и сбежала, так и оставив все свои бумажки на столе.
Лютуешь, товарищ участковый уполномоченный? слегка осуждающе усмехнулся Харламов. Думаешь, раз в галстуке, так всё можно?
Андрей не ответил. С трудом протиснулся между двумя заваленными бумагами столами к телефону, набрал внутренний.
Вась, зайди!
Пока ждал, собрал бумаги Красновой, сунул их вошедшему Петрову:
В дежурку отнеси, предупреди, что это Красновой. Пусть отдадут, если ещё придёт. Ко мне больше не пускать. И давай, через двадцать минут жди на улице.
Отпустив помощника, залпом выпил полстакана подстывшего уже чая и решительно принялся переписывать вчерашний рапорт.
Но то ли после нервотрёпки с этой Красновой, то ли ещё что, но сосредоточиться было трудно. К тому же, вокруг уже вторую неделю творилось чёрте что: из восьми кабинетов их Отделения три наконец-то попали под капитальный ремонт, и всех их обитателей временно расселили куда придётся.
Андрея, то ли по старой памяти, то ли из личной вредности Львовича, отправили к опера́м, чудом втиснув в их и без того тесную конуру дополнительный пятый стол. Пытались и помощника Петрова сюда впихнуть, но не поместился. Отселили по соседству, к другим участковым.
И вот теперь Андрей сидел здесь свой среди чужих, чужой среди своих и завидовал операм чёрной завистью, а они, гады, ласково подкалывали его, цепляясь то к хождению «по форме», то к его посетителям, процентов девяносто которых составляли бабки-кляузницы.
Андрей шуточки коллег пропускал мимо ушей с этими парнями они в своё время не один пуд соли съели: и безнадёжных «глухарей» раскрывали, и в засадах сидели, и под пулями, бывало, бегали. Так что обижаться, он на них не обижался, но, наблюдая их урывистый, непредсказуемый распорядок, слушая обсуждения очередного дела и даже просто глядя на их неформальный видок «по гражданке3», тосковал гораздо сильнее, чем раньше, сидя в своём облезлом кабинетике участкового.
Наконец закончил с рапортом, глянул на часы.
Олег, вчера как, всё нормально?
Харламов, не поднимая головы, пожал плечами:
Угу. Только перед самой планёркой Маруно́вский ваш заходил, тебя искал. Я сказал, что ты отлучился ненадолго. Ну, по личному.