Он со своими кисточками совсем с реек съехал, заключила Анька и стала торопливо натягивать джинсы. Он не понимает, что теперь вместо того, чтобы часик посидеть на стадионе, нам нужно готовить целый концерт? Когда? Где мы найдем столько времени?
Анька сорвала с головы венок, дважды деранула щеткой рыжие кудри, влезла в какой-то электризующийся свитер и горящим факелом выскочила в коридор.
Подожди меня! крикнула я, выбегая за ней с Женькиным венком в руках. Он же не был на посвящении! Сначала нужно создать нужную атмосферу!
Ворвавшись в их с Сережей вожатскую, Анька вытащила Женьку из-под одеяла и схватила двумя руками за майку.
Ты совсем с реек съехал?! Здесь пионерский лагерь, а не кастинговое агентство! Их нужно не только накрасить! Там песни, танцы. Кто всем этим будет заниматься? И когда?
Вывалив все это на еще спящего, но теперь уже сидя, Женьку, она сунула ему под нос список вопросов и сценарий к конкурсу:
Это твое?
Мое, ответил Женька, не открывая глаз.
Откуда?
Оттуда.
Оттуда?! всплеснула руками Анька.
Не зная, что еще сказать, она заметалась по вожатской, но над спящим лагерем уже ревел слон. В коридоре все немедленно ожило и пришло в движение. В палате напротив заорал Валерка, кто-то заплакал, в открытую дверь влетел тапок. Погрозив кому-то кулаком на прощанье, Анька пошла со всем этим разбираться. Женька открыл глаза и взял из моих рук венок.
Это что такое? спросил он, разглядывая розовый клевер и тимофеевку.
Ты теперь вожатый, с придыханием ответила я. Там было так красиво, пока береза не сгорела и Борода в костер не упал. Такая атмосфера! Слушай, а ты знал, что значит «тушить костер по-пионерски»?
Да не это. Там! Женька кивнул в коридор. Сказал же, все сделаю. Целый час будет, пока все на кружках.
Последнюю фразу он повторил за Нонной Михайловной. Вчера на планерке, после того как все в подробностях обсудили предстоящий футбольный матч и пришли к соглашению, с каким примерно счетом его следует проиграть, чтобы Сашкины пионеры не устроили драку на трибунах, у Маринки сломался ноготь.
«Катастрофа!» крикнула она и показала всем кусок красного ногтя, увенчанный двумя голубыми стразами. Но на планерке был Женька, а у Женьки с собой была стеклянная пилка с хрустальным напылением, которая вместе с ножницами для кутикулы и дуофиброй всегда лежала у него в кармане. Как настоящий мужчина он незамедлительно предложил Маринке помощь, которую и оказал прямо в пионерской на глазах у всех собравшихся.
Увидев этот перформанс, Нонна Михайловна пришла в некоторое замешательство, но, чтобы привести в чувство Марадону, которому вдруг стало нехорошо, отшутилась: мол, это, конечно, странно, но зато за конкурс красоты она теперь может не волноваться. «Да хоть завтра!» сказал Женька, убирая в карман хрустальную пилку.
Нонне Михайловне такое предложение понравилось. Весной в актовом зале был проведен капитальный ремонт Борода покрасил сцену, и директрисе не терпелось ее опробовать.
После этого плохо стало Ленке, потому что она тоже не знала, как можно за такое короткое время подготовить целый концерт. Да еще и Виталик по поручению Нонны Михайловны всю ночь отправлялся в лес за дровами для костра. «У вас целый час будет, когда всех разведете по кружкам», сказала на это Нонна Михайловна и выдала первый экземпляр сценария Ленке, у которой кружки по времени стояли после концерта.
Так что нам, получается, еще повезло? подал голос Сережа с соседней кровати.
Сказал же, сделаю, зевнув, ответил Женька. Быстренько отведем всех на кружки и займемся.
Кружководы украли у нас десять минут. Гриб, к которому мы с двумя отрядами примчались сразу с завтрака, оказался заперт, хотя часы показывали точно обозначенное в Женькином блокноте время. Но на двери висела обнадеживающая записка: «Скоро буду».
Я же говорила, не успеем! Анька почему-то налетела на Женьку, как будто это он был виноват в том, что Глина Глинична отлучилась.
Преподавателя по керамике звали Галина Ильинична, но прозвище так прочно приклеилось к ней, что никто по-другому ее уже не называл. Когда примерно это произошло, неизвестно, как неизвестно было и то, сколько ей лет и как она выглядит.
Глина Глинична не пряталась, но одевалась очень странно: носила сразу два вязаных чепца и даже летом куталась в шали. Все это она надевала не потому, что ей было холодно. Никакие заколки не могли удержать ее длинные и густые волосы в прическе, и после того как однажды в творческом порыве Глина Глинична намотала их на гончарный круг и упала лицом в глиняный колокольчик, чепцы стали ее единственным спасением.
Обычно она носила один чепец, но Глина Глинична была так рассеянна, что часто поверх него надевала второй, а иногда и третий. Она вязала их сама, как и шали, которых на ней тоже могло оказаться сразу три штуки. Все это скрывало не только ее внешность и возраст, но и часто ставило под сомнение, есть ли она под этими слоями одежды вообще.
Перед занятием Глина Глинична понесла на кружок по выжиганию термос с ромашковым чаем. Она всегда так делала, а записку оставляла на случай непредвиденных обстоятельств, которые могли бы ее задержать. Сегодня таковые как раз сложились. Анатолий Палыч, кружковод по выжиганию, тоже отлучился, но не в какое-нибудь из соседних строений, а вообще из лагеря, о чем сообщил ей в записке, оставленной на столе вместе со вчерашним номером «Красной звезды».
Взяв в руки газету, Глина Глинична опустилась на стул и пробежала глазами заголовки. Судя по всему, коммунисты, самым идейным из которых был Анатолий Палыч, не смогли протащить в первом чтении закон о военных пенсиях, от чего больше всех пострадала лучшая прослойка населения России и Анатолий Палыч лично. Организация митинга перед зданием правительства давно входила в его планы, но не это заставило его отлучиться из лагеря. Причина была оговорена в записке, которую Глина Глинична решила прочитать по дороге, так как поняла, что уже опаздывает.
О, вот этого товарища я знаю! объявила она, когда путь ей на желтой петле тропинки преградил Валерка. Он у меня в прошлом году пуговицу слепил размером с тарелку, пришил ее к куртке своего вожатого, а потом пристегнул ее к рваному покрывалу. Они потом долго не могли понять, на чем все держится. Но сначала этого никто не понимает. Глина Глинична погладила Валерку по голове и махнула шалью, как крылом. В этом году опять ко мне записался. Так что смотрите внимательнее, что надеваете.
Валерка топнул ногой, и под подошвой его кроссовки в муках погиб голубой кустик незабудок.
Ну вот зачем вы рассказали? сказал он. Им же теперь неинтересно будет.
Глина Глинична засмеялась. Смех у нее был необычный: как будто в пустом кувшине прыгают и бьются о стенки глиняные шарики.
Я смотрю, у вас еще список на выжигание с собой. Вам теперь, наверное, интересно, хорошо ли охраняются выжигатели? Глиняные шарики снова запрыгали в пустом кувшине.
И где ближайший ожоговый центр, серьезно сказал Женька.
За это не переживайте. Анатолий Палыч за ними хорошо следит, Глина Глинична вдруг погрустнела. Но выжигания сегодня не будет. Он срочно уехал по семейным обстоятельствам, и я боюсь, что это затянется. Эта его Оленька Представляете, он оставил ей некоторую сумму денег, чтобы она за три месяца оплатила взносы в Союз советских офицеров, пока он здесь будет все лето от телевизора отдыхать. Смешная Я же ей сказала, что у нас телевизор есть. Здесь же пионерский лагерь, а не зона отчуждения. А она на эти деньги купила ему болгарскую дубленку. Так еще и вызвала его отсюда, чтобы он ее померил, потому что вернуть ее можно только в течение трех дней, после которых эти развалы обычно закрывает милиция. Вот, посмотрите сами.
Глина Глинична показала записку и тут же сунула ее в карман длинной юбки.
Разведутся, наверное, вздохнула она. Сына жалко.
Сыну Анатолия Палыча было под сорок, и он уже сам был дважды разведен, но Глина Глинична все равно расстроилась.
Так что сегодня сдавайте всех мне, а сами посидите вот здесь, на полянке.
Расправив шали, она обняла стайку девочек и повела их к деревянным ступенькам.
Молотки только для отбивания мяса не лепите там! крикнул им Женька и, дождавшись, когда за Вовой закроется деревянная дверь, опустился на нижнюю ступеньку крыльца.
Оглушенные наступившей вдруг тишиной, в которой стал медленно нарастать стрекот кузнечиков, мы сели в траву напротив и уткнулись носами в голые колени.
Давайте тогда начнем с викторины, предложил Сережа, разворачивая огромную простыню сценария. Времени немного, но, думаю, успеем. Как звали первую женщину?
Чью? Мою? шепотом спросил Женька.
Я крепче обняла колени и закатилась смехом:
Аграфена! Женькину первую женщину звали Аграфена. Или Авдотья!
Авдотья! завизжала Анька.
Сережа потряс списком вопросов, и это тоже показалось смешным. На наших головах были венки, по-прежнему свежие, как будто их сплели только что, и вид Сережа имел откровенно дурацкий: с венком, в очках и с ручкой.
Ева ее звали, сказал он и подписал ответ в списке вопросов. Первую женщину звали Ева.
Ева, мечтательно протянула Анька. Странно, что Марья превратилась в рябину, а не в яблоню.
Вспомнив, что Женька вчера с нами не ходил, Анька развернулась к нему:
Ой, мы же не рассказали тебе легенду о Дереве любви. Вдруг тебе тоже пригодится?
Женька нехотя разлепил глаза и сделал вид, что слушает, но ближе к трагическому финалу веки его снова склеились, а по Сережиным щекам стал расползаться румянец гнева.
Как можно верить во всю эту чушь? сказал Сережа с улыбкой, как будто это для него было совсем неважным. По двадцать лет людям. Это же сказка для детей.
Это не чушь! отрезала Анька и ткнула в Сережу пальцем. И лично я пойду туда сегодня же и скажу его имя. И если Дерево сработает, а оно сработает, то мне бы не хотелось, чтобы ты каждый раз начинал читать мне лекции о морали и нравственности. И не надо сидеть здесь таким букой!
От этих слов Сережа дернулся как от удара током. Его венок упал в незабудки и ощетинился упругими ежиками тимофеевки.
Мне почему-то тоже кажется, что это не чушь, сказала я и водрузила венок на место. Не могут сорванные цветы так долго оставаться свежими. Может, оно и правда волшебное. Заодно и проверим. Что там еще, кроме викторины?
Невидящим взглядом Сережа уставился в простыню сценария. Как обычно описывают такие состояния в романах, скорее всего, ему нестерпимо захотелось лечь в траву, чтобы земля поглотила его и он навсегда исчез с ее поверхности. Но земля была тверда как камень, в руках дрожал сценарий, а за дверью Гриба находились тридцать четыре вверенных нам ребенка.
Прическа подружке, танец и песня, произнес Сережа одними губами. Песня, в которой упоминается женское имя.
А есть песня про Авдотью? серьезно спросила Анька.
Нет, так же серьезно ответила я. Но я знаю другую песню, где упоминается женское имя. «Тетя Мотя» называется.
В приступе смеха Анька мотнула головой, и рыжий пожар ее волос взметнулся вверх, на мгновение бросив на лицо Сережи тень.
Я люблю тебя, все еще невидяще прошептал Сережа, но мне показалось, что мне это показалось, Женька уснул, а Анька вообще его не поняла.
Да! снова захохотала она. «Я люблю тебя, Марина!» Отличная песня! Современная, главное.
В тихий час, когда Женька закрылся с двумя конкурсантками в игровой и тишину в пахнущем карболкой коридоре нарушали только его приглушенные повизгивания вроде «Нюд!» и «Скандал!», мы с Анькой, аккуратно переступая через черные петли проводов от трех его плоек, пошли инспектировать чилаут.
Назвать так третью вожатскую придумала Анька. Фактически это была единственная комната, которую никто никогда не досматривал: ни Нонка на обходах, ни Пилюлькин со своими шмонами на предмет запрещенной в корпусах еды и электроприборов. За этой дверью, запертой снаружи, но на самом деле изнутри, можно было нарушать любые «нельзя», даже самые наказуемые. Даже если называть единорога лошадью, никто и слова не скажет. Но это оказалось единственным ее достоинством.
Внутри чилаута ничего особенного не было: нежилая, пыльная, казенная, с желтыми шторами из дешевого шелка, на правой затяжки от ржавого вентиля. На столе возле двух граненых стаканов стопка чистого белья, на панцирной кровати перьевая с сизым уголком подушка.
Когда мы вошли, комната показалась непривычно пустой. Здесь была всего одна кровать, а у стены напротив только четыре продавленные дырки в линолеуме. Из санузла пахло половой тряпкой и лавандовым мылом.
Притворив дверь, Анька смело прошагала к столу, села на один из двух стульев и сложила руки на груди.
Ну и как мне затащить сюда Сашку?
Она задала этот вопрос таким бодрым голосом, как будто собиралась на пикник и не знала, как донести до поляны четыре килограмма мяса.
Я молча села на соседний стул и коснулась жесткой выбеленной простыни. С самого начала было понятно, зачем Аньке эта комната, но к такому вопросу я оказалась не готова.
Можно подумать, я специалист по затаскиванию Сашек в чилауты. Да и вообще: здесь, в этой затхлой комнате с дырками от ножек на полу, с человеком, которого ты знаешь три дня? Неужели ты так себе представляла свой первый раз?
Ой-ой-ой, протянула Анька и приложила руку ко лбу. Вот только не надо превращаться в Сережу. Если ты сейчас назовешь Сашку смазливым балаболом и начнешь мне читать лекции, я уйду.
Она действительно ушла бы, поэтому я никак не назвала его, но шторы вдруг показались еще более дешевыми и из проржавевшего туалета понесло не лавандой, а таблетками от моли.
Ладно, сказала Анька, зайдем с другой стороны. Какие у меня сильные стороны? Где у меня, по-твоему, вот этот вот скандал?
Она убрала от лица волосы и закрыла глаза: веснушчатый нос, густо накрашенные ресницы, светлые брови, розовый румянец, потому что кожа белая и не загорает, и почему-то плотно сжатые губы.
Не знаю. Так чтобы скандал О! С тобой не страшно. Да. Я жуткая трусиха, а с тобой мне не страшно.
Не страшно? Анька открыла глаза и в удивлении подняла брови. Это как?
Ну вот так. Обрадованная тем, что напряжение спало, я пересела на кровать и позвала ее сесть рядом. Помнишь, мы зимой на лыжах решили в лесу покататься? Ведь видели же, что крепление болтается и мороз минус двадцать, но все равно пошли, потому что ты сказала: «Все будет хорошо». И я поверила!
Анька засмеялась и смахнула выступившие слезы:
Да, нас через пять часов нашли какие-то солдаты, и то только потому, что мы на стрельбище со сломанной лыжей вышли.
Но ведь нашли же! А «Красную звезду» помнишь? Ты меня возила по коридору на стуле с колесиками и потом так разогнала, что я влетела в какую-то дверь. Но мне было не страшно!
Да, вздохнула Анька. Кто ж знал, что это кабинет главного редактора?
В редакции любимой газеты Анатолия Палыча мы и познакомились. Прямо на том стуле. Наши с Анькой мамы работали в машбюро, а из развлечений там были только стул на колесах и автомат с газировкой.
А у вас в общежитии? Это уже было у Аньки. Они жили в гостинице для военнослужащих на Янгеля, ждали квартиру. Помнишь? Там была лестница, такая же гладкая, как у нас здесь, только длиннее, и ты придумала скатиться с нее в коробке из-под холодильника.
Ай-ай-ай! Анька замахала руками перед глазами, чтобы от слез не потекла тушь. А потом мы решили на филфак поступить. Наверное, о почтовые ящики слишком сильно ударились. Один же так и не нашли потом.