Внутри веранды вновь скрипнула дверь и на двор выбежала девочка. Она подошла к кошке, погладила ее по спинке, и та разом подняла тощий зад выше головы, вытянула трубой хвост и ласково мяукнула. Даже заурчала.
Андрей перемахнул через плетень и встал напротив девочки. На ней было голубое ситцевое платье в горох и коричневые сандалии. Стоя на корточках рядом с кошкой, она посмотрела на Андрея снизу вверх.
Ты кто? спросила девочка с любопытством.
Баб-Вали внук, почему-то с легкостью соврал Андрей и махнул головой в сторону бабкиного домика. На каникулы приехал. А ты кто?
Меня зовут Ира. Я тоже приезжаю к бабушке, с папой и мамой, ответила она, поднимаясь, и подошла к Андрею.
В детдомах, где он провел свои первые одиннадцать лет, тоже были девочки. Но они постоянно что-то грызли кто ногти, кто сухари и страшно надоедали дурацкими просьбами и вопросами. Часто дразнились. Ира смотрела на него, босого и с растрепанными волосами совершенно спокойно, даже с интересом.
А я видел твоего отца на портрете у директора школы. И у Марии Пантелеймоновны. Он кто? взял быка за рога полный сирота.
Партийный работник. Мы с мамой редко его видим. Все куда-то ездит по делам. Мама учительница. А твои родители кто? спросила она, глядя на него все так же спокойно, даже с улыбкой.
Они на машине убились, когда мне годик был. Живу в детдоме, а летом меня баб-Валя забирает. Андрей тяжело вздохнул.
Он не знал, как вести себя дальше, но девочка сама продолжила разговор.
Мы с папой пойдем купаться на речку. Пойдешь с нами?
Пойду, ответил он.
На веранде послышались голоса. На двор вышел Михаил Сергеевич с женой Раисой. Он был в майке, мятых белых брюках. На его жене легкое светлое платье.
Это Андрей, сказала Ира отцу с матерью, он детдомовец и летом живет у бабы Вали.
Комсомолец? спросил Горбачев, подходя к сироте. Он положил тяжелые, конопатые, заросшие рыжеватыми волосами руки ему на плечи, ласково улыбнулся.
Пионер, ответил Андрей и отдал рукой салют.
И это правильно. Михаил Сергеевич автоматически произнес свою коронную фразу и расслабленно посмотрел вокруг. Потом в комсомол, в партию. Человеком станешь. Поможем. Главное определиться, как думаешь строить коммунизм. Где и с кем?
С вами буду строить коммунизм, Михаил Сергеевич! Я уже решил, когда увидел ваш портрет на стене у директора в детдоме, выпалил Андрюша и вновь вскинул руку в пионерском салюте.
Но Горбачев больше не проявлял к нему интерес. Он давно не был дома у матери. Ему хотелось побыть на дворе, где прошло детство, залезть в сарай, осмотреть старый велосипед и кучу барахла, которая осталась от него здесь, в родительском доме. Учуяв шкурой его настроение, шкет заволновался не знал, что еще сделать, чтобы вновь привлечь внимание человека с портрета. Он часто засопел носом и опустил голову вниз. Наглая кошка уже сидела рядом с мятой штаниной Горбачева и вновь сверлила его зелеными глазами, как ничтожную серую мышь. Молчание прервала Раиса Максимовна.
Про тебя, Андрюшенька, нам Мария Пантелеймонов-на все рассказала. Жалко твоих и маму, и папу. Вот вырастешь Михаил Сергеевич тебе в институт поможет поступить, инженером станешь. Улыбаясь, она погладила его по голове, как недавно Олег Калугин.
Папа, раздался наконец и голос Иры, ты обещал пойти на речку. Девочка взяла отца за руку.
Сейчас приедет Олег и поедем. Подожди. Горбачев отшвырнул ногой кошку, как будто не видел ее и сделал случайно. Что-то замычав под нос, пошел к плетню, за которым только что брели коровы.
На крыльце дома показалась Мария Пантелеймоновна с фотоаппаратом в руках. Она громко скомандовала:
А ну, встаньте все у забора я вас сфотографирую.
Горбачев с любовью посмотрел на мать, жестом показал сначала жене, а потом и дочери подойти к нему. Фотоаппарат «ФЭД» он подарил матери год назад, но не думал, что она когда-то научится им снимать. Уж очень хотелось показать ей, что он может дарить и дорогие редкие подарки, а не только шелковые платочки, что привозил ей из Москвы, когда учился в МГУ. Мария Пантелеймоновн, и в самом деле обучилась снимать в фотокружке сельского дома пионеров.
Горбачев с женой встали у забора, обнявшись за плечи. Ира чуть спереди между ними.
Андрюша, иди к нам, вдруг позвала Раиса Максимовна «бабвалиного» внучка. Он все стоял в стороне у плетня, рядом с сохнущим половиком.
Женщина в светлом платье ласково улыбнулась, подошла к застывшему пацану и подтолкнула его в сторону мужа с Ириной.
И это правильно! вновь пробормотал будущий генсек ЦК КПСС, не смея перечить жене. Хотя было заметно присутствие в семейном кадре детдомовского пионера восторга у него не вызывало.
Андрей присел на корточки рядом со стоящей Ириной, Горбачев с женой, вновь обнявшись за плечи, улыбались им в спину. Все посмотрели в объектив нацеленного на них фотоаппарата.
Снимаю! произнесла Мария Пантелеймоновна, скорректировала фокус на лице сына и мягко, как учили в фото кружке, нажала на спуск.
Если бы Горбачев и Раиса Максимовна знали, чем обернется в их жизни этот снимок, они не приехали бы в Привольное никогда. Увы, подстерегавший главного ставропольского коммуниста сатана в то прекрасное утро победил и разразился дьявольским смехом где-то в преисподней. У Горбачева кольнуло сердце: «Ну вот, подумал коммунист, проболтали всю ночь с Раисой и опять не выспались». Он стер со лба выступившую испарину. Тем временем его мать аккуратно вложила фотоаппарат в кожаный кофр, застегнула кнопку и понесла «ФЭД» в хату.
Андрей повернулся к Ирине и прошептал ей в ухо:
Пойдем на речку купаться, тут недалеко.
Отец не пустит, ответила она, хотя было понятно, что ей это понравилось.
Река, на которую собрались Горбачевы, петляла недалеко от села Привольное и называлась Егорлык. Как все степные реки, что текли с юга на север, один ее берег местами был довольно крут, противоположный низкий, заросший камышом. Кроме зеленых зарослей, на реке было много песчаных пляжей с горячим песком, сквозь который пробивались седые лопухи белокопытника. Андрей почти каждый день, что жил у бабки Валентины, бегал туда, как и все, кто не работал в поле и на фермах.
С каждой минутой становилось все жарче. Воспитанному в жестоких детдомовских порядках сироте давно хотелось удрать к воде. Сдерживало одно сегодня это лучше сделать с семьей большого начальника. Он представил себе, как выпросит у баб Маши их «семейную фотографию» и покажет директору детдома.
Михаил Сергеевич, тетя Рая, набравшись смелости, шкет обратился к Ириным родителям, можно мы с Ирой пойдем на речку? Здесь совсем недалеко.
Горбачевых еще можно было считать молодой парой, им жутко хотелось оставаться наедине. Первый ребенок сын, зачатый в Москве, умер, не родившись во время их учебы в МГУ. Но это не стало трагедией, наоборот. Ирина родилась вполне здоровой и красивой девочкой после переезда Горбачевых в сухой и теплый ставропольский климат. Мало того, они радовались каждой возможности уединиться отчаянно хотелось увеличить семью. Но счастливых моментов становилось все меньше молодого секретаря Ставропольского краевого комитета КПСС кто-то явно тянул наверх, он был в постоянных разъездах.
Горбачев ощутил легкое волнение, посмотрел на улыбающееся лицо жены, затем на дорогу в сторону реки. Не было никого ни машин, ни людей. Да и каких машин? Здесь только коров и лошадей гоняли по утрам на водопой.
Ира, обещай, шо не полезешь в воду без нас, повернулся он к дочери.
Только по колено и обрызгаться! добавила Раиса Максимовна, игриво стрельнув глазами в сторону мужа.
Хорошо, папуля! Хорошо, мамуля! Ира подхватила Андрея за ладонь, они выскочили на поросшую спорышом, вытоптанную тропу с коровьими лепешками. Затем не оглядываясь побежали, как будто боялись, что те передумают. Но бывшие московские студенты не собирались глядеть им вслед. Они двинули в другую сторону к старой бане в дальнем углу сада, что построил ушедший недавно отец Михаила Горбачева.
* * *
Когда дверь в баню захлопнулась с противным скрипом, к хате Марии Горбачевой подъехала вчерашняя светлая «Волга», что увезла Олега Калугина обратно в Ставрополь. Он вышел из нее, прошел через калитку и забежал на веранду, где лоб в лоб столкнулся с матерью Михаила Горбачева.
Доброе утро, Мария Пантелеймоновна! За несколько месяцев, что был прикреплен к Горбачеву по линии КГБ, он так и не понял, как лучше обращаться к этой сельской женщине. Ленинградская родословная, корни в руководстве НКВД по линии отца и матери, прекрасное высшее образование. Плюс две школы КГБ, плюс стажировка в США и работа в Нью-Йорке журналистом под прикрытием тут «гэкать», как ни старайся, не получалось. А нужно казаться ей своим в доску. Михаил Сергеевич велел прибыть утром. Еще спят? спросил Калугин ее и улыбнулся так, как мог позволить себе советский аристократ продавщице семечек на рынке.
Мать будущего генсека, ясное дело, знала, куда спрятался сын с женой, даже догадывалась зачем. Поэтому решила взять инициативу на себя и слегка приврать.
Здорово живешь, Олег Данилович! Еще спят, а вас просили пойти к реке посмотреть за детьми. Ирина и Андрей-сирота с полчаса как пошли туда. Михаил Сергеевич с Раисой Максимовной придут туда сами. Вот сумку возьмите с пирогами и молоком там и поснедаете!
Мария Пантелеймоновна вручила ему плетеную сумку и почти вытолкала к дороге, указав направление.
Прямо по тропе к ивняку, напутствовала она агента и вернулась на веранду наблюдать за баней. Ужас как было интересно!
Между тем майору Олегу Калугину в это утро было тяжело. Голова налилась свинцом, страшно хотелось есть и пить. Но главное хотелось спать. Дело в том, что, увидев вчера вечером нагловатую рожу соседского сироты, он почувствовал неладное. Что-то заставило его проверить щенка, хотя тот и выглядел конченым заморышем тощим, с бегающими глазками. Мало того, минувшим вечером охранник Горбачева ощутил нервную приподнятость, даже предчувствие того, что босой щенок может довести до цугундера не только его, но и чертову тучу очень важных людей. А профессиональную интуицию Калугина отметили не только в школе КГБ.
Олег Калугин был не простой, а двойной агент КГБ СССР и ЦРУ США, завербованный в конце 50-х во время его стажировки в Колумбийском университете Нью-Йорка. В Советском Союзе его ждала блестящая карьера во внешней разведке после того, как ЦРУ подставило ему бывшего русского во время стажировки в Нью-Йорке. Калугин якобы завербовал и выведал у него секреты твердотопливных двигателей для баллистических ракет.
Но американцам бывший «студент» был нужен для внедрения в самые верхи КГБ. И уже будучи на службе во внешней разведке, работая под прикрытием корреспондента нью-йоркской редакции московского радио, он написал рапорт о переводе домой. На Лубянке его рапорт вызвал понятное раздражение. В наказание его послали в Ставропольский край «пасти молодого талантливого» партийного руководителя, куратором которого был лично Андропов. Он и толкал его наверх.
Калугина об этом, естественно, предупредили. Он быстро смекнул, что, понравившись Михаилу Сергеевичу, можно сделать прекрасную карьеру. Главное «ловить мышей», даже таких, как этот нахальный сирота.
Поэтому минувшим вечером Олег приказал водителю «Волги» вести его не домой, а в Управление КГБ по Ставропольскому краю, где располагался и архив, и его кабинет. Когда машина подъехала к зданию на улице Ленина, было уже темно. Калугин коротко и жестко бросил водителю:
Заправь машину и жди меня на этом самом месте. Можешь спать. Рано утром едем обратно.
Он захлопнул дверь, вбежал по ступеням к входной двери и вошел в темный вестибюль. Дежурный, как положено, был на месте. Лейтенант с голубыми погонами отдал Калугину честь, когда тот предъявил удостоверение.
Срочно ко мне начальника архива полковника Цивилева. Полчаса максимум. Скажите: Калугин вызывает. Срочно.
Дежурный немедленно начал крутить диск телефона и после нескольких секунд ожидания коротко проговорил в трубку:
Товарищ полковник, вас срочно просит прибыть в его кабинет майор Калугин. Выслушав ответ, он положил трубку телефона и доложил:
Товарищ полковник сказал, что выезжает немедленно.
В управлении все прекрасно знали, что за птица этот майор Калугин. Знали о том, что его прислали из Москвы ненадолго и скоро он улетит обратно.
Поэтому через двадцать минут в кабинет Калугина, где он развалился на диване болела спина от тряски по плохой дороге, торопливо вошел полковник Цивилев.
Что случилось, товарищ майор? спросил он без всякого раздражения в голосе, даже слегка вытянувшись по струнке.
Калугин быстро встал с дивана, протянул полковнику руку.
Вы уж простите, Сергей Иванович, но дело не терпит отлагательств. Я получил сведения, что охраняемый мной объект стал целью готовящегося проникновения в его семью группой лиц. Действуют через сироту, детдомовца Разина Андрея Александровича, 1963 года рождения. Нужно срочно поднять все, что у нас есть на этого Разина. Кто, откуда, кто родители, как оказался в детдоме, кто инициировал его появление в Привольном, да еще по соседству с матерью охраняемого объекта.
Придется подождать, Олег Данилович, ответил Цивилев. Думаю, понадобится минут двадцать. Документы, если таковые в управлении есть, доставлю в ваш кабинет.
Спасибо, Сергей Иванович, с меня бутылка. Чтоб все по Уставу, пошутил он вслед Цивилеву. В ящике стола оказалась бутылка «Боржоми». Калугин сковырнул пробку об угол стола и залпом выпил теплую содовую, как он привык называть минералку, работая в Нью-Йорке. В кабинете никого не было, он громко рыгнул, сам удивившись столь неподобающему для джентльмена поведению. «А если бы услышала Жаклин Кеннеди?» вдруг подумал он и расхохотался. Он видел эту даму не раз и всякий раз поражался ее природному благородству, что, впрочем, не сделало ее счастливой. Наоборот.
Наконец за дверью, в ночном и пустынном коридоре, послышался звук торопливых шагов. В кабинет вошел Цивилев. Он держал в руках обычную светло-коричневую папку с тесемками, на которой темнели буквы «Дело » и ниже аккуратно синими чернилами «Разина Андрея Александровича, 1963 года».
Удивительно, товарищ майор, но на этого несовершеннолетнего гражданина действительно заведено дело. С пометкой «Для обязательного учета при приеме на работу в государственные и правоохранительные органы».
Это всё? спросил Калугин и вновь рыгнул, уже тише не смог сдержаться. Он почувствовал перед полковником даже большую неловкость, чем если бы рядом действительно оказалась жена убитого американского президента. Чтобы скрыть ее, вновь жестко произнес: Спасибо, товарищ полковник, вы свободны, до завтра.
Всегда готов помочь, ответил Цивилев, крепко пожал протянутую Калугиным руку и вышел из кабинета. Майор подошел к столу, отодвинул протертый стул, сел и положил перед собой папку. «Ну что, мазурик, попался!» пробормотал он и вдруг вспомнил Остапа Бендера из «Золотого теленка». Как тот танцевал с такой же папкой, набитой уймой компромата на тайного миллионера Корейко. От щенка миллионами не пахло. Пахло серой.
Придерживая одной рукой папку, он потянул за тесемку. Внутри оказалась пара десятков листов с напечатанными на машинке текстами и несколько фотографий. Речь поначалу шла совсем не о сироте, прилипшем к Горбачеву. Первые несколько листов были заполнены следователями НКВД сразу после окончания войны в 1945 году. Речь шла о некоей гражданке Барсуковой, проживавшей на оккупированной немцами территории Крыма в Симферополе. Эта самая Барсукова прославилась среди местного населения тем, что в нее влюбился немецкий офицер вермахта. И не просто влюбился, а написал рапорт на имя Гитлера, чтобы ему разрешили жениться на этой русской.