Взгляд Берты был прикован к Крэддоку, она страшно переживала. Какие гадкие мысли у нее в голове, со стыдом думала она, как унизительно для Эдварда, что они вообще пришли ей в голову! Разве не прекрасен ее супруг и внешне, и внутренне? Почему она трепещет перед мнением дюжины глупцов? Берта ничего не могла с собой поделать. Как ни презирала миссис Крэддок своих соседей, она находилась в позорной зависимости от их суждения. А как чувствует себя Эдвард? Тоже волнуется? Мысль о страданиях мужа причиняла ей невыносимую боль. Когда миссис Брандертон встала из-за стола, Берта пережила огромное облегчение. Она бросила взгляд на Артура, который уже распахнул дверь, и в эту минуту отдала бы что угодно, лишь бы украдкой попросить его присмотреть за Эдвардом, но не осмелилась. Ее терзала мысль, что все эти ужасные старики будут его игнорировать и тем самым открыто унизят.
В гостиной мисс Гловер случайно оказалась рядом с Бертой в некотором отдалении от остальных дам. Сестра викария поняла, что само небо посылает ей шанс покаяться перед миссис Крэддок в том, что прежде она недооценивала Эдварда. Мисс Гловер давно переменила мнение о мистере Крэддоке и теперь чувствовала потребность извиниться, однако смертельно волновалась. Необходимость затронуть столь деликатную тему повергала ее в неописуемый ужас. С другой стороны, собственные мучения придавали мисс Гловер уверенности: чем неприятнее разговор, тем очевиднее ее долг объясниться. Однако слова застряли у нее в горле, и она начала говорить о погоде. Мысленно отругав себя за малодушие, мисс Гловер приготовилась к испытанию и густо покраснела.
Берта, я хочу попросить у вас прощения! неожиданно выпалила она.
За что? изумленно вытаращила глаза Берта.
Я была несправедлива к вашему супругу. Считала, что он для вас неподходящая пара, и говорила о нем такое, что и вообразить стыдно. Я весьма сожалею. Мистер Крэддок один из лучших людей, кого я знаю. Не сомневаюсь, что вы с ним будете очень счастливы.
Берта рассмеялась, но сквозь смех на ее глазах выступили слезы. Ей захотелось броситься на шею угрюмой сестре викария в такую минуту слова мисс Гловер ее сильно поддержали.
Конечно, я вас прощаю! Вы ведь ничего такого не думали.
Думала, думала! настаивала мисс Гловер, не желавшая преуменьшать тяжесть своего преступления.
Считайте, что я уже обо всем забыла. Скоро вы просто влюбитесь в Эдварда!
Моя милая Берта, вы, должно быть, шутите? испугалась мисс Гловер, которая всегда воспринимала все буквально. Как же это я могу влюбиться в вашего мужа?
Их перебила миссис Брандертон.
Берта, дорогая, мне нужно с вами поговорить, скрипуче произнесла она.
Берта с улыбкой села подле хозяйки, и та вполголоса продолжила:
Я просто обязана вам это сказать. По общему признанию, вы и мистер Крэддок самая красивая пара в округе. Мы все в восторге от вашего супруга.
Он смеялся всем вашим шуткам, заметила Берта.
О да, согласилась миссис Брандертон. Она, будто канарейка, задрала подбородок и повела головой по сторонам. У него такой жизнерадостный характер! Знаете, дорогая, а ведь он всегда мне нравился. Я как раз говорила миссис Мэйстон Райл, что знаю Эдварда с самого рождения. Вас наверняка порадует тот факт, что мистер Крэддок пришелся всем по душе.
Спасибо, весьма польщена. Надеюсь, у Эдварда сложится столь же благоприятное впечатление о здешнем обществе.
Вскоре прибыл экипаж Крэддоков. Берта предложила подвезти до дома викария и его сестру.
Надо же, будто кочергу проглотила, сказал мистер Молсон, едва за Бертой и ее спутниками закрылась дверь.
Девицы Хэнкок покатились со смеху от этой остроты, и даже декан позволил себе благожелательно улыбнуться.
Откуда у нее бриллианты? полюбопытствовала старшая мисс Хэнкок. Я думала, они бедны как церковные мыши.
Бриллианты да картины вот и все, что осталось у рода Лей. Ее семья всегда отказывалась продать хоть одно украшение, хотя, конечно, это полный абсурд в их плачевном положении иметь такие драгоценности!
Крэддок на редкость неплохой малый, отметила миссис Мэйстон Райл своим густым, внушительным голосом. И все же я согласна с мистером Молсоном: похоже, Берта действительно задирает нос.
Все Леи испокон веку важничали, точно индюки, прибавила миссис Брандертон.
Во всяком случае, сейчас миссис Крэддок особенно гордиться нечем, заявила старшая мисс Хэнкок. Благородных предков у нее не было, и всех родовитых людей она считала снобами.
Возможно, она просто чуточку волновалась, сказала леди Уаггетт, не самая знатная, но добросердечная дама. По себе знаю, в молодости я тряслась на всех приемах как осиновый лист.
Чушь! отрезала миссис Мэйстон Райл. Она ни капли не волновалась. На мой взгляд, молодой женщине не подобает держаться столь самоуверенно.
Только представьте, что она мне заявила, всплеснула руками миссис Брандертон. Я хотела приободрить бедняжку и сказала ей, что мы все сочли мистера Крэддока милым и приятным человеком, а она мне: «Надеюсь, его мнение о вас будет таким же благоприятным».
Миссис Мэйстон Райл на мгновение остолбенела.
Какая прелесть! воскликнула она, поднимаясь с кресла. Ха-ха! Она надеется, что мнение мистера Крэддока о миссис Мэйстон Райл будет благоприятным!
Ха-ха! хором повторили обе мисс Хэнкок.
Когда объявили, что карета для миссис Мэйстон Райл подана, эта важная особа пожелала собранию доброй ночи и удалилась, громко шурша лиловым шелком. Теперь можно было смело считать, что ужин окончен, и остальные гости послушно разъехались по домам.
После того как Гловеры высадились из кареты, Берта прижалась к мужу.
Хорошо, что все закончилось, прошептала она. Я счастлива только наедине с тобой.
Отличный вечер, согласна? отозвался он. И люди потрясающие.
Я рада, что тебе понравилось, милый. Я боялась, ты заскучаешь.
Я? Заскучаю? Боже милостивый! Полезно время от времени слушать подобные разговоры. Очень взбадривает.
Берта слегка поежилась.
Этот Бэкот здорово осведомлен, не находишь? Не удивлюсь, если он окажется прав в своих предположениях и к концу шестилетнего периода правительство уйдет в отставку.
Да уж, его послушать, выходит, что сам премьер-министр делится с ним секретами, съязвила Берта.
Да и генерал забавный старик! прибавил Эдвард. Такую уморительную историю рассказал о герцоге Веллингтоне!
Последнее замечание Крэддока произвело на Берту странный эффект: не в силах сдерживаться, она разразилась истерическим смехом. Решив, что жену насмешил анекдот, он тоже вовсю расхохотался.
А помнишь байку про епископские гамаши? гоготал Крэддок.
От раскатов его смеха истерика Берты усилилась. Всю дорогу до дома в безмолвной ночи они оба вопили, визжали и сотрясались в приступах неукротимого веселья.
Глава Х
Итак, мистер и миссис Крэддок отправились в путешествие по великому пути, который именуется Законным Браком. Пришла весна и вместе с ней новые радости. Берта наблюдала за тем, как удлиняются дни, как из-под земли выскакивают подснежники и разноцветные крокусы. Теплый и сырой февраль подарил первоцветы, позже появились фиалки. Февраль месяц сонного томления: сердце земли налито тяжестью, оно глухо и безразлично к волнующему гудению апреля и кипучей жизни мая. Природа пробуждается от зимней спячки и ощущает в себе биение жизни так же, как женщина чувствует под сердцем первый толчок ребенка.
Туманы, поднимавшиеся над Северным морем, накрывали Кент влажной пеленой, белой и почти прозрачной, отчего нагие деревья казались причудливо искривленными: их ветви, словно длинные руки, извивались и корчились, стараясь избавиться от оков зимы. Болота покрылись изумрудной травой, и ягнята уже скакали и резвились на ней, тонким блеянием перекликаясь с матерями. В перелесках щебетали дрозды. В мир ворвался шумный март, и облака, более пышные и высокие, чем обычно, неслись по небу, подгоняемые неистовым ветром. Они сбивались в огромные кучи, а затем вновь разлетались порознь и устремлялись на запад, в спешке наталкиваясь друг на дружку. Природа как будто отдыхала, переводила дух перед тем, как отдать все силы чуду рождения.
Постепенно Берта стала лучше узнавать мужа. Выходя за Крэддока, она знала лишь, что любит его. Обоими двигали одни только чувства: Берта и Эдвард были марионетками, которых природа свела вместе и сделала привлекательными в глазах друг друга во имя продолжения рода. Берта, обуреваемая пылким желанием, бросилась в объятия супруга. Она любила Крэддока так, как любят звери и боги. Он был мужчиной, она женщиной, а мир Эдемским садом, сотворенным силой страсти. Познание мужа породило в Берте еще большую любовь. Постепенно проникая в мысли Эдварда, она, к своему восторгу, обнаружила в них удивительную чистоту. С радостным изумлением Берта убедилась в совершеннейшей непорочности своего супруга. Было видно, что прежде Крэддок никогда не любил, что женщина для него странное, почти неведомое существо. Она гордилась, что муж пришел к ней не запятнанным чужими объятиями, что губы, прикасавшиеся к ее губам, целомудренны. Супруги ни разу не затрагивали эту тему, но чутье Берты безошибочно говорило в пользу исключительной добродетели Крэддока. Его душа была поистине невинна. А если так, могла ли Берта не боготворить его?
Она чувствовала себя счастливой только рядом с мужем, ей доставляло особое удовольствие сознавать, что связующие их узы неразрывны, что она и Эдвард до самого конца, до последнего вздоха будут неразлучны. Берта с трогательной покорностью ходила за ним по пятам, как собачка; гордость ушла из ее сердца, она мечтала только о том, чтобы раствориться в Эдварде, сплестись характерами и существовать как одно целое. Она желала, чтобы он был ее единственной яркой чертой, и сравнивала себя с плющом, обвивающим ствол дуба, ведь Эдвард был мощным дубом, столпом и опорой, а она всего-навсего слабой женщиной.
Утром после завтрака Берта сопровождала мужа в обходе полей и ферм. Она оставалась дома и присматривала за хозяйством лишь тогда, когда ее присутствие могло ему помешать. Берта пробовала читать, но попытки заканчивались безуспешно, и она отшвыривала книгу в сторону. К чему ей читать? Для развлечения? Нет, поскольку она постоянно занята своим супругом, и если Берта знает, как любить, зачем нужны прочие знания? Частенько, ненадолго оставшись в одиночестве, она раскрывала ту или иную книгу, но довольно скоро опять уносилась мыслями к Эдварду и мечтала очутиться рядом с ним.
Берта жила точно в волшебном сне, который длился без конца; ее счастье было не бурным, порождающим вихри и водовороты, но безмятежным и гладким. Она обитала в раю, расцвеченном всевозможными оттенками розового, где не было ни слепящего света, ни лиловых теней. Берта парила в небесах, и единственной связью с земной жизнью служила еженедельная поездка в Линхэм на воскресную службу. Было нечто восхитительно-человеческое в этой бедной церквушке с ее сосновыми скамьями, густо покрытыми лаком, запахами помады для волос и бельевой синьки. Эдвард был одет в воскресный костюм, органист вымучивал ужасные звуки, фальшиво пел деревенский хор. Монотонное чтение молитв мистером Гловером напрочь лишало их всей красоты, служба велась сухо и прозаично. Два часа в церкви опускали Берту на землю ровно в той степени, в какой требовалось для осознания того факта, что жизнь состоит не только из высокой духовности.
Наступил апрель. На вязах перед Корт-Лейз начали распускаться листья почки усыпали ветви мелким дождем, нежной зеленой дымкой, которая была заметна издалека, но исчезала при приближении. Коричневые поля оделись в летний наряд: буйно поднялся сочный клевер, дружно двинулись в рост посевы. Стояли дни, когда в воздухе разливалось благоухание, пригревало солнышко и сердце сладко замирало, радуясь долгожданному приходу весны.
Благодатные дожди напитывали почву водой, и бессчетные капли, свисавшие с ветвей, сверкали на солнце, которое вскоре проглядывало из-за туч. Застенчивые тюльпаны раскрывали бутоны и устилали землю цветистым ковром. Облака над Линхэмом поднялись выше, раздвинув горизонт. Птицы, робко пробовавшие голос в марте, теперь пели в полную силу и наполняли воздух звонким щебетом. В зарослях боярышника позади Корт-Лейз продемонстрировал красоту своей песни первый соловей. Повсюду поднимался густой дух земли запах плодородной почвы и дождя, солнца и ласкового ветра.
Порой дожди заряжали без перерыва на несколько дней, и тогда Эдвард довольно потирал руки.
Хоть бы лило всю неделю, полям обязательно нужна влага!
В один из таких дней Берта лежала на кушетке, а Крэддок стоял у окна, слушая ровный стук капель. Она вспомнила ноябрьский день, когда вот так же стояла у этого самого окна и глядела на унылый зимний пейзаж, а в ее сердце горел жаркий огонь любви и надежды.
Эдди, милый, посиди со мной, промолвила она. Мы не виделись почти целый день.
Мне нужно отъехать, не оборачиваясь отозвался Крэддок.
Нет, не нужно. Иди же ко мне.
Хорошо, побуду с тобой пару минут, пока не подали двуколку.
Крэддок сел на кушетку, Берта обняла его за шею.
Поцелуй меня, попросила она.
Он поцеловал.
Какой ты странный! со смехом воскликнула Берта. Тебе как будто все равно!
Крэддок ничего не ответил, потому что в этот момент к крыльцу подкатила двуколка, и он вскочил с кушетки.
Куда ты едешь?
На ферму Эрн, к старому Поттсу, договориться насчет покупки овец.
И только-то? Неужели ты не можешь остаться со мной, когда я тебя об этом прошу?
С какой стати? Что мне делать дома? Гостей, насколько я знаю, мы не ждем.
Я хочу побыть с тобой, Эдди, жалобно протянула Берта.
Крэддок рассмеялся.
Боюсь, ради этого я не могу отменить встречу.
Тогда можно мне с тобой?
Это еще зачем? удивился Эдвард.
Хочу быть рядом. Мне ужасно плохо от того, что мы всегда порознь.
Ничего не всегда, возразил Крэддок. Черт побери, по-моему, мы не расстаемся ни на минуту!
Значит, ты не скучаешь по мне так сильно, как я по тебе, тихо проговорила Берта, опустив глаза.
На улице льет как из ведра! Ты насквозь промокнешь.
Какая разница? Зато я буду с тобой.
В таком случае поехали.
Тебя не волнует, поеду я или нет! Тебе это безразлично!
Я считаю, очень глупо с твоей стороны выходить под дождь. Уверяю тебя, я сам ни за что бы не поехал, если б мог.
Тогда поезжай.
Берта с трудом сдержала злые слова, готовые сорваться с языка.
Будет гораздо лучше, если ты подождешь меня дома, бодро сказал Крэддок. Я вернусь к ужину. Ну, пока!
Эдвард мог выразить свою мысль иначе. Например, что будет счастлив, если Берта составит ему компанию, или что встреча может катиться к чертям, а он остается с любимой женой. Вместо этого он просто ушел, весело насвистывая. Ему было все равно. Щеки Берты запылали от унижения.
Он меня не любит, потерянно произнесла она и вдруг разрыдалась впервые после свадьбы, впервые после смерти отца. Собственные слезы заставили ее устыдиться. Она попыталась их унять, но не сумела и продолжала горько плакать.
Слова Эдварда показались ей невероятно жестокими. Как у него только язык повернулся!
Этого следовало ожидать, вслух сказала Берта. Он меня не любит.
Она разозлилась на мужа, припомнив все маленькие проявления холодности, которые так ранили ее сердце. Нередко Эдвард почти отталкивал ее, когда она хотела приласкать его, а он в тот момент был занят чем-то другим; часто никак не отвечал на ее страстные заверения в вечной любви. Неужели Эдвард не понимает, что его поведение задевает Берту? Она говорит, как сильно обожает ненаглядного Эдди, а того интересует, не закончился ли завод у часов!
Пока Берта размышляла о своем несчастье, незаметно прошло два часа. Услышав за окном стук колес, она удивилась. Первым ее желанием было побежать в прихожую и встретить Эдварда, однако она сдержала свой порыв. Берта очень сердилась на мужа.