Машина мчится по извилистой дороге, а Такер, сидя рядом, отправляет сообщение за сообщением. Я стараюсь не обращать внимания на эмоции, что меня душат.
Когда такси останавливается на подъездной дорожке, я вижу, как по лицу Такера, подобно воску, разливается улыбка. Он дома. Дом Олбри совсем не изменился. Свет вокруг него постепенно тускнеет солнце борется с темнотой, пытаясь бросить на воду последние лучи.
Заметив у дома полицейскую машину, я вспоминаю, как впервые оказалась у Олбри. Прислонившись к ней, стоит Диксон со сложенными на груди руками, в полицейской форме.
Дикси. Такер выскакивает из машины и идет к брату, оставив меня забрать чемоданы из багажника. А я не возражаю. Мне нужно время, чтобы подготовиться.
Диксон протягивает брату руку, не желая с ним обниматься.
Даже не начинай свою херню, Дятел.
Такер совершенно не выглядит расстроенным. Он отбрасывает руку брата и заключает его в объятия. Я слышу гулкие похлопывания по спине.
Где Элвис?
Я с громким стуком закрываю багажник и смотрю на Диксона.
Мы ни разу не говорили с тех самых пор, как я уехала. Лишь несколько коротких сообщений пару раз, но ничего ничего подобного тому, как было прежде.
Никаких признаний о девушках, которые ему нравились, никаких насмешливых сообщений о братьях. Он стал случайной жертвой моего отъезда болезненным напоминанием о том, что я потеряла, когда меня отправили в Сан-Диего.
Я жду, какое приветствие получу. Злится ли он? Раздосадован ли? Не установила ли я между нами слишком большую дистанцию? Я задерживаю дыхание, а потом
Руки Диксона подхватывают меня, и мои ноги отрываются от земли. На меня накатывает настолько мощное, настолько всеобъемлющее облегчение, что я чувствую, как глаза и нос пощипывает от слез. Я зарываюсь лицом ему в шею. Воротничок и край жилетки из грубой ткани впиваются в мою щеку, но мне все равно.
Я по тебе скучал, шепчет он мне в волосы.
И он искренен. Я чувствую это по тому, как его слова ложатся мне на сердце без притворства, без каких-либо добавлений. Только правда без оговорок!
Когда он опускает меня на землю, я смотрю себе под ноги, позволяя Диксону унести мой чемодан наверх. Я нахожу глазами отсутствующий кусочек дерева на одной из ступенек и вспоминаю, как однажды Истон, затаскивая на крыльцо велосипед, повредил это место.
И такой будет вся неделя: воспоминания о миллионе разных мгновений с Истоном. Я не смогу. Я не выдержу!
Войдя в дом, я чувствую запах жареного мяса и слышу шум, доносящийся с кухни.
Мам, кричит Такер, мы это сделали!
Сэндри выглядывает из кухни с широко распахнутыми глазами, несколько прядей выбились из хвоста, перекинутого через плечо. Она натянуто, нервно улыбается. Уверена, что ее улыбка, как в зеркале, повторяет мою. Сэндри снимает фартук и бросает его на стойку, а потом крепко обнимает Такера.
Как же я рада, что вы приехали, говорит она чересчур громко.
Бен Олбри встает и переводит на меня взгляд темных глаз. Я задерживаю дыхание, когда он одной рукой обнимает меня за плечи и целует в макушку, как это сделал бы папа. Вот только моему папе не разрешается меня обнимать заключенным нельзя прикасаться к посетителям.
Добро пожаловать домой, Эл, говорит он.
Ничего не говоря в ответ, я прижимаюсь к нему, и он не убирает руку еще несколько долгих мгновений. Я словно прикрыта щитом. Бен всегда таким был примирителем семьи.
Сэндри расспрашивает Такера о нашем полете, о дороге из аэропорта, но я слышу не все их слова, поскольку у меня звенит в ушах. Я волнуюсь, потому что я трусиха, потому что злюсь, потому что
Потому что я до невозможности хочу, чтобы Сэндри посмотрела на меня так, словно она по-прежнему меня любит. Ненавижу себя за то, что мне это нужно и что для меня это обязательное условие, чтобы снова почувствовать себя здесь как дома.
Она отпускает Такера, и я наконец получаю ее внимание.
Эллис, мое имя звучит уважительно.
И мои губы невольно растягиваются в улыбке. Сэндри протягивает руки, словно собирается меня обнять, но вместо этого кладет свои ладони на мои.
Я рада, что ты приехала, ее голос звучит натянуто. Ты голодна?
Какой же глупый вопрос! Совсем не то, о чем мне хотелось бы поговорить.
Я умираю с голоду, вмешивается Такер, мне просто необходимо поесть прямо сейчас.
Я садилась здесь за стол столько раз, что у меня есть собственное место. Стул рядом со мной пуст на нем должен сидеть Истон. Его недостает с этим ощущением проходит ужин. И дело не только в невысказанных словах, не только в призраке того, кого здесь нет.
Мы избегаем этой темы. Даже Такер, который обычно не упускает возможности вставить неудобный комментарий между поеданием жареной курицы, картофеля с маслом и салатом из овощей, выращенных в саду Бена и заправленных оливковых маслом.
«Грех жару приближаться к таким помидорам» первая заповедь религии беновского сада.
В центре стола стоит миска с хлопьями красного перца рядом с солонкой и перечницей, потому что Бен считает, что всем блюдам, абсолютно всем, не хватает красного перца.
По какой-то глупой причине из-за этой миски у меня встает ком в горле. Это осознание, что я по-настоящему здесь. Не дома, но
Такер спрашивает о юридической фирме Бена и жителях города. О вечеринке Сэндри и той нервотрепке, что неизбежна при подготовке мероприятия на двести человек. Мы разговариваем о работе Диксона в патруле. О девушках, с которыми он встречается. А потом разговор доходит до Такера.
Скажи-ка, как получилось, что твой брат думает, будто вы двое с ним не разговариваете? вдруг спрашивает Бен, скрестив руки на груди.
У меня внутри все падает. Я уже забыла, что Олбри никогда не избегают неудобных разговоров.
Да кто знает, что там у него в голове, пап, с пренебрежением отвечает Такер, я постоянно говорю с Истоном.
Тишина в комнате настолько тяжела, что мне трудно дышать.
Сэндри поджимает губы. По ее лицу отчетливо видно, что она не одобряет наши решения Истона, Такера, мои.
Это уже просто нелепо, Такер!
Да почему опять я? Почему не он? спрашивает Такер. Почему я должен успокаивать Иста из-за того, что они с Эллис поссорились? Он смотрит на меня, явно считая все происходящее несправедливым. Я не виноват.
Ты старше и взрослее, говорит Сэндри, вроде бы.
Такер проводит ладонью по лицу.
Ненавижу эту семью.
Просто уладь все с братом, добавляет мать. Можешь считать это подарком мне на день рождения. Она говорит с Такером, но я знаю, что это указание касается и меня.
Мой подарок ручной труд для твоей вечеринки, шутит Такер. Никто действительно не понимает, что на самом деле жертва здесь я?
Ты будешь заниматься не только ручным трудом. Нужно сделать кучу всего и
Сэндри, Бен успокаивает назревающую бурю, накрыв ладонь жены своей, и мы видим, как Сэндри глубоко вздыхает.
Она встает, давая понять, что ужин окончен, и я убираю посуду, что давно уже стало в этом доме моей обязанностью. Мы возвращаемся к своим ролям, будто это мышечная память. Фоном играет Ван Моррисон. Сэндри сидит у островка, а Бен снова наполняет ее бокал вином. Такер и Диксон загружают посудомойку и протирают столешницы. Мы убираем половинки овощей и специи, про которые забыла Сэндри во время торопливой готовки.
Парни толкаются и пихают друг друга, и внутри меня что-то поднимается. Нормальность всего вокруг. За исключением огромной размером с Истона дыры в комнате.
Бен садится рядом с Сэндри и кладет ее ноги себе на колени. Нежно обводит пальцем лодыжку.
Когда должен приехать Истон? спрашивает Такер. Накануне вечеринки?
Ага, отвечает Бен, оттягивает до последнего.
Истон такой Истон как обычно, отлынивает от тяжелой работы, бормочет Диксон.
На самом деле он в этом не виноват, поездку планировала Сара. Сэндри отпивает глоток вина.
Ее планировала Сара?!
Не знаю, чувствую ли предательство из-за того, что он спланировал поездку с другой, или облегчение, что эта идея принадлежала не ему. И не могу сказать, рада ли я, что проведу еще несколько дней без Истона, или раздосадована.
Часть меня ждет не дождется показать, что он мне больше не нужен. А другая часть, слабая, просто хочет его увидеть.
Эллис, расскажи маме, что будет в следующем году, предлагает Такер. Он уже готов избавиться от секрета, что я просила его сохранить.
Миллион раз мне представлялось, как расскажу об этом Сэндри. И всегда в руке у меня было письмо, в глазах слезы Но прошло слишком много времени с тех пор как я с ней говорила, с тех пор как узнала, с тех пор как хотела ей рассказать.
Сэндри смотрит на меня с любопытством.
Слова сначала возникают у меня в голове, а потом я их произношу:
Я поступила в Калифорнийский университет.
Ты поступила в Калифорнийский университет в Сан-Диего? медленно произносит она. Удивленно. А потом
Сэндри вскакивает. Обнимает меня, крепко прижимает к себе, взвизгнув от восторга. Я стою словно каменная.
Ты поступила! Она отходит, радость захлестывает ее, пока не приходит осознание. Сча- стье у нее на лице застывает. Я так тобой горжусь.
Спасибо, отвечаю я, но это звучит фальшиво. Не хочу, чтобы она гордилась и думала, будто я поступила ради нее. Я получила гранты, финансовую помощь и стипендию. Хочу, чтобы она знала: я сделала все сама.
Я так тобой горжусь, повторяет она, и на этот раз я позволяю себе прочувствовать эти слова.
Вы с Такером в одном университете! Бен качает головой, положив руку на плечо Сэндри. Нас ждет тот еще кошмар, шутит он.
Не могу поверить, что Кортни мне не сказала, бормочет она. А ты Сэндри прокашливается. Твой отец знает?
Я делаю глубокий вдох, но в комнате совсем не осталось кислорода.
Нет. Я с ним не говорила.
Ее мозг пытается сосчитать, сколько времени прошло с тех пор, как я получила письмо о поступлении, и как давно, получается, состоялся мой последний разговор с отцом.
Он будет рад за тебя, когда ты с ним увидишься. Знаю, папа по тебе скучает.
Мне хочется ей сказать, что ему не пришлось бы скучать по мне, если бы она не отправила меня в Калифорнию. Колледж просто станет очередной байкой, которую он будет рассказывать, чтобы они считали его хорошим отцом, словно он выполнил родительский долг.
Ага, говорю я, просто чтобы она не стала спрашивать.
Мне нужен воздух.
Стеклянные двери выходят к озеру за домом, и каждый шаг по траве словно заземляет. Мои воспоминания впитываются в газон, подобно дождю, и я знаю, что они могли бы вырваться из меня тысячей лезвий, если бы захотели. Я провожу столько времени, глядя на воду, что уже не могу сказать, где заканчивается она и начинаюсь я.
Мои ноги свисают с края пирса, и я не поднимаю глаз, пока не слышу шаги по доскам. Рядом со мной садится Диксон, его ботинки едва не касаются воды. Он протягивает мне фляжку, но сам смотрит вперед.
Офицер Олбри, усмехаюсь я, а другие копы знают, что вы пренебрегаете законом?
Ой, помолчи уж! Знаю, что вы постоянно пили с Истоном, так что считай это ритуалом возвращения домой.
Я отпиваю маленький глоток, алкоголь обжигает мне горло.
Кажется, Такер счастлив.
Он счастлив! Это правда. Такеру подходит Калифорния. Там никто не просит его объясняться. Он может жить без ярлыков так, как сам предпочитает. Сэндри всегда говорила своим детям, что они должны быть такими, какими хотят, даже если это что-то, не поддающееся определению.
До сих пор не понимаю, почему Такер единственный, на кого ты не злишься. Я спрашивал его, даже обвинял в том, что он рассказывает тебе про нас всякие гадости. Про Истона, кажется, ему неловко, что пришлось зайти так далеко.
Меня охватывает чувство вины за то, что я рассорила Такера с семьей.
Я отвечаю, глядя на фляжку.
Такер обиделся?
Диксон прокашливается.
Ага! Почувствовал себя преданным, что мы вообще до такого додумались. Вас с ним всегда связывала какая-то странная дружба.
Я снова поднимаю фляжку, словно она способна придать мне смелости, чтобы произнести вслух его имя.
Не страннее, чем дружба между мной и Истоном.
Нет, он качает головой, с Истоном вы были такими, какие есть. В этом всегда присутствовал смысл.
Мои ногти оставляют глубокие следы на деревянных досках, и я вдавливаю их еще сильнее.
Пока не пропал.
А, он забирает у меня фляжку и отпивает, так вот какой полет нас ждет.
Нас находит Такер и садится по другую сторону от меня. Впервые за долгое время я чувствую умиротворение. Оно слабое, но оно есть. Я передаю фляжку Такеру.
Он отпивает глоток и кривится.
И сколько ему уже?
Алкоголь не портится. Диксон тянется через меня, чтобы отобрать спиртное у Такера.
Вряд ли это правда, говорит Такер и слегка откидывается, опершись на ладони.
Мы сидим в тишине. Я не хочу возвращаться в дом. Не хочу подниматься наверх. Не хочу ложиться спать.
Диксон первым нарушает молчание:
Дилан Кимбл подал заявление на стажировку на нашем участке.
У меня вырывается стон.
Тот самый Дилан Кимбл? со смехом спрашивает Такер. Он нас по-прежнему ненавидит?
Диксон фыркает.
Меня он не ненавидит. Пришел и попросил у меня рекомендацию, явно намекая, что я должен ему услугу из-за инцидента.
Инцидента, смеется Такер, он получил по заслугам.
Я влюбилась в Дилана, когда мне было четырнадцать лет. Это скорее была идея о парне, потому что мы с ним почти не разговаривали. Но он пригласил меня на вечеринку, а потом поцеловал там Райли Бейкер. Мне пришлось идти домой пешком. Одной.
У меня внутри все сжимается от чувства вины.
Ему пришлось потратить остаток лета на перекрашивание дома.
Мы не виноваты, что он не смыл яйца. Диксон пожимает плечами.
Такер улыбается во весь рот.
У них на деревьях наверняка еще где-то даже осталась туалетная бумага.
Диксон дает ему пять у меня над головой.
Теперь и я улыбаюсь, вспоминая ту жаркую летнюю ночь. Истона, вытирающего мои слезы и угрожающего убить Дилана. Такера, достающего яйца и туалетную бумагу. Диксона, обычно олицетворяющего голос разума, заводящего машину со словами:
Тебе станет легче, если ты что-нибудь бросишь.
Я и правда почувствовала себя лучше, когда каждый дюйм двора Дилана покрылся яичным желтком и двухслойной туалетной бумагой. Но не потому, что паршивцу пришлось это убирать, а потому, что мальчики хотели меня защитить. Пусть и всего лишь от туповатого придурка. Они были на моей стороне, и это было так приятно.
Такер зевает и встает.
Скажи Дилану, что ты уже оказал ему услугу, когда не дал Истону его убить.
Диксон помогает мне встать, и мы втроем идем к дому.
Каждый шаг по лестнице кажется невероятно тяжелым. Моя дверь напротив комнаты Истона. Она закрыта. Табличка «Не входить!», которую мы сделали вместе, больше нет, и я ничего не могу поделать с эмоциями, которые во мне вызывает этот факт: он убрал меня из своей жизни.
У меня в комнате ничего не поменялось: те же голые стены, белая мебель, коробки, сложенные в углу и в шкафу.
Я переодеваюсь в пижаму и иду в ванную, чтобы почистить зубы. Рядом со мной стоит призрак Истона, он чистит зубы и улыбается во весь рот, полный зубной пасты. Я чувствую, как он подталкивает меня бедром, чтобы подойти к раковине. Знаю, он наблюдает, как я пялюсь на себя в зеркало.
«Ты всегда такая красивая».
Я краснею, вспоминая, как звучал его голос.
Закончив, я стою на пороге своей комнаты и смотрю на дверь Истона. В каком-то неосознанном порыве мои пальцы тянутся к ручке. Она как будто холоднее, чем должна быть, и я говорю себе: что бы ни было по ту сторону неважно. В тишине громко раздается щелчок ручки, потом скрип двери.