Имелось на Круче одно местечко, ровный пятачок, на котором двумя рядками росли высокие и пышные кусты акации. Меж ними скромно ютилась деревянная скамья, оправленная в железо. Это местечко любили многие воспитатели и учителя приюта, они приходили сюда в одиночестве в минуты особого напряжения за вожделенным покоем и приведением мыслей в порядок. Девочкам тоже нравилось навещать скамейку, но группками. Они, словно стайки воробушков, заполняли покатую поверхность сидения, плотно прижимаясь друг к дружке, и весело щебетали, делясь сокровенными секретами.
Лука обожала сиживать среди кустов акации, но в одиночестве. Рада не раз пыталась навязать ей своё общество и пристроиться рядышком на скамье, но подруга либо прогоняла её грубым словом, либо безмолвно покидала заветный пятачок, скрываясь меж ступеней Кручи. И смуглолицая Рада смирилась с этой чудинкой, ведь она души не чаяла в приятельнице, чей туманный взор порой простирался далеко за пределы моря.
Итак, Лука прогуливалась с одноклассницами по багряной поверхности Кручи. Она, сразу же отделилась, как только группа приблизилась к первому пласту-ступени. Лениво ступая по камням, девочка иной раз останавливалась у особо пышных островков мха и замирала на месте, подолгу вглядываясь в их бурую сердцевину. Воспитатель окрикнула Луку пару раз для порядка и оставила в покое, озаботившись более шустрыми и непоседливыми девочками.
В этот предпоследний день апреля Лукерья была сама не своя, весь мир тяготил её, и она не знала, куда от него спрятаться. Завтра будет День её Нахождения. Ровно девять лет назад няня Жули подобрала Луку у ворот Кронса. Девять тягучих и бесконечно скучных лет. Нет, не всё было так плохо. Няня Жули, с особой любовью опекавшая девочку с самого первого дня, стала Луке практически матерью, хоть особые отношения к воспитанницам и были под запретом. Да и не все учителя и воспитатели были строги к девочке. Но всё же это был не её дом и не её семья. Что-то внутри неё тосковало и надеялось на чудо. И, частенько сидя на скамейке меж акаций, Лука выдумывала свою историю жизни, в которой было всё: счастливая и любящая семья, хороший и светлый дом и, конечно, море. Без моря не могло быть историй. Море стало центром её бытия: оно обещало, манило, шептало неспокойным ветром и предвещало чудо. Лука убедила себя однажды, что за морем она найдёт своё счастье и поверила в это.
Ноги сами собой увели её к недавно оперившимся в изумрудную листву кустарникам. В конце мая акация наберётся сил и войдёт в пору цветения, порадует обитателей Кронса солнечной россыпью цветков. Но то ещё впереди, а пока
На скамье сидела незнакомая дама. Лука опешила, и поток гнетущих мыслей тут же сошёл с неё, как вода стекает с травинки. Видеть в этих краях незнакомцев приходилось нечасто, а уж на Красной Круче и подавно невидаль. Вот и застыла Лука вблизи скамейки с раскрытым от удивления ртом.
Первым бросился в глаза ярчайший зелёный плащ, сочная краска которого, казалось, вступила в соревнование с нежной и юной листвой акации. Стройные, обтянутые чёрным капроном ноги до колен прикрывал плащ; тонкие, точёные стопы венчались лаковыми чёрными туфельками на изящных каблучках на взгляд Луки, самой прекрасной обувью когда-либо ею виданной. Но более всего девочку заворожили длинные прямые волосы незнакомки. Они будто полыхали живым огнём, переливаясь в солнечном свете всеми оттенками красного. Лука мысленно сравнила их со своими непослушными, тускло-рыжими, почти что ржавчина; волосы были ужасно убогими.
Ну, здравствуй, произнесла незнакомка так тепло и душевно, будто знала Луку всю жизнь, но по воле обстоятельств не навестила её ни разу за девять лет. Как поживаешь?
Девочка молчаливо смотрела на женщину, молодую и красивую, с нескрываемым любопытством осматривая каждую деталь дамского наряда.
Наверное, хорошо здесь, когда акация в цвету, благодушно добавила незнакомка, она прямо и выжидающе смотрела на девчушку, что серым воробушком стояла подле неё. И пчёл немало должно быть тут. А ты пробовала вересковый мёд?
Наконец их взгляды встретились и Лука вздрогнула.
За столько лет у неё было предостаточно времени на разглядывание собственного отражения. Довольно часто она останавливала на зеркальной поверхности свой взор, подолгу застывая и не моргая до боли в очах. Точно жаждала там отыскать ответ на самый главный вопрос.
Тёмно-карие с вишнёвым отливом глаза женщины так сильно напомнили девочке её глаза, в обрамлении золотистых и густых ресниц, что у Лукерьи на секунду перехватило дыхание. Но она справилась с накатившим волнением, и живой блеск, вспыхнувший было в её взгляде, вновь остыл.
Я не люблю мёд, с безразличием ответила она.
Но мёд сладкий. Разве ты не любишь сладкое? В тёмных глазах дамы промелькнули задорные искорки.
Люблю. А мёд нет.
Но почему? не отставала упрямая незнакомка.
Он горчит, просто ответила Лука.
А почему ты одна гуляешь? последовал тут же новый вопрос от любопытной дамы.
Потому.
У тебя нет подруг?
Есть. Там. Лука указала рукой в сторону, где слышны были весёлые перекликающиеся голоса одноклассниц.
Лицо женщины отчего-то сделалось серьёзным. Она плотно сомкнула губы, сочные, малиновые самые красивые на свете, как подумалось Луке. Затем будто о чём-то вспомнив, дама погрузила узкую белую ладонь в карман плаща и вынула её на свет, сомкнув в кулачок.
Подойди, попросила она девочку. Я тебе кое-что отдам во владение.
Любопытство присуще всем детям, и Лукерья, замкнутая и отстранённая, не была лишена стремления узнать что-то новое. А незнакомка просто излучала ауру неведомого и притягивала Луку, хоть та и старалась придать себе невозмутимый вид безразличия.
Ну же, не бойся, подойди улыбнувшись, повторила женщина.
Её улыбка подкупала доверием, таким искренним и чистым, и более не раздумывая, Лука подошла совсем близко и с нетерпением уставилась на сжатую ладонь, предвкушая что-то жутко интересное.
В Кронсе редко происходило что-то стоящее и достойное её внимания. Самым желанным для Луки была ежегодная поездка в Диво, как ей казалось, далеко за пределы приюта. За вересковую пустошь, всё дальше увозил воспитанниц синий автобус, туда, где, словно в глубокой чаше покоилась зелёная долина. Луке автобус казался огромной синей птицей, способной осуществить любое желание, но этой птице, к сожалению, было дозволено исполнить лишь одно. В конце мая и на три недели девочек принимало в свои гостеприимные объятия Диво просторная туристическая база, где протекали самые беспечные и яркие дни в году.
Именно в Диве, с жадностью впитывая всё незнакомое и новое, Лука впервые увидала одуванчик. Этот солнечный и душистый цветок показался ей прекраснейшим созданием на свете. Рвать одуванчики она не желала, свято чтя жизнь, как ей привила няня Жули, но пройти мимо маленьких солнц спокойно не могла. Потому бойкие и шумные воспитанницы Кромса частенько видели, как их странная одноклассница часами просиживала на траве, что-то нашёптывая цветкам и при этом их нежно поглаживая. Девочки в этом видели причуду, сама же Лука просто невообразимую метаморфозу, от которой её сознание сотрясалось поистине вселенским громом.
Яркие шляпки солнечных цветов превращались в дымчатые шары и от напористого дуновения ветра одуванчики расставались с головными уборами, становясь лысыми и убогими. Это преображение вызвало к жизни несколько теорий. Сначала Лука решила, что это какое-то волшебство, на одуванчики, безусловно, кто-то наложил чары, и поэтому они менялись столь чудесным образом. Но после, повзрослев, девочка увидела скоротечность жизни цветение и увядание. Но магия не угасла в её понимании окончательно, она по-прежнему верила, что цветы заколдованы. Она просто не желала видеть простоту сути вещей, это было неинтересно. Волшебство обязано было присутствовать везде, иначе какой смысл в жизни?
Незнакомка медленно разомкнула тонкие пальцы, в центре ладони лежал камешек. Не крупнее средней фаланги большого пальца, гладкий и прозрачный, светло-оранжевый с тёмной крапинкой.
Это янтарь, пояснила женщина, протягивая камешек Луке. Знаешь, что это?
Нет, тихо ответила девочка, не решаясь принять дар.
Это древесная смола, застывшая очень-очень давно. Бери смелее.
Лука всё же ухватила камешек кончиками пальцев, осторожно, словно боясь раздавить.
В некоторых камнях попадаются пленники, заметила женщина, явно довольная тем, что её вещь принята. И в этом янтаре есть маленький пленник. Посмотри внимательно. Видишь это пятнышко внутри камешка?
Лука кивнула и, поднеся гладкий камешек близко к лицу, сощурила глаза, силясь разглядеть пленника камня.
Это жучок, подсказала незнакомка. И Лука распознала тонкие лапки и жёсткокрылое тельце малюсенькой бедолаги, по воле случая угодившей в смоляной плен.
Лука протянула камень с пленником обратно, но дама, покачав головой, отказалась его принимать.
Это подарок, произнесла она так ласково, что у девочки защемило в груди. Янтарь камень не простой. Если поднимешь его к небу и посмотришь на него, то увидишь заключённое в нём солнце.
Это Лука и проделала тут же. Внутри янтаря расцвел медовый огонь, тёплый и чистый, как небесное светило. Он лучился таким нежным светом, будто вобрал в свою твердь все солнечные чары.
Держи его всегда при себе и никому не давай, сказала дама, вставая со скамьи. Отныне это твой амулет. Он тебя не подведёт и выручит из беды.
Как вас зовут? отважилась на вопрос девочка, про себя сетуя, что не спросила раньше.
Пролетавшая низко чайка оглушительно прокричала, но Лука всё же расслышала имя.
В стороне, совсем близко раздался девичий голосок, окликавший Луку.
Твоя подружка? спросила незнакомка.
Рада, ответила Лука, и отвернулась на мгновение в сторону зовущего её голоска.
Когда она повернулась, женщины не было. Она словно испарилась, исчезла, будто её и не было на Красной Круче. Ни шелеста кустов, ни шуршания камешков под ногами. Невозмутимый покой. Лишь светлый янтарь, ещё хранивший тепло её пальцев, доказывал, что незнакомка была.
Рада влетела в молчаливый закуток акаций и, обнаружив подругу, весело защебетала. Лука не слушала её, она растеряно смотрела на пустую скамейку и думала о той, что минутами ранее на ней сидела. Заметив у Луки солнечный камушек, Рада поинтересовалась, что это за камень и откуда он. Крепко стиснув пальцами самоцвет, девочка гордо ответила:
Это янтарь. Его подарила мне мама.
1. Новая компания
Дьявол Всезрящий, как же это прошло ужасно тяжело! Невыносимо, на последнем выдохе! Перемещение или полёт чёрт знает, как называть доставку переправщиков едва не выдавил из них все внутренности. Воронка, подхватившая их тела на Тисовой улице, хоть и унесла от подручных Астрогора, но лишь чудом не расплющила в котлету. Поправочка: в четыре котлеты, прислужникам, конечно же, вреда никакого не случилось.
Почему ты не предупредил? задыхаясь и еле дыша, с упрёком выговорил Матфей во́рону.
Их всех стошнило демонов, не прислужников.
Когда стенки ветряной круговерти сомкнулись, невидимые тиски сжали человеческие тела и закружили с неистовой силой. Скорость оказалась запредельной. Перед глазами плыла глухая, ревущая тьма. Уши болели от чудовищного грохота, и если бы кости затрещали и, переломавшись, вышли из тела, никто из ребят этого бы не услышал. И не осознал. Боль адская скручивала тело от пальцев ног до самого темечка. Матфей, как и его спутники, ощущал себя беспомощным. Точь-в-точь кукла-марионетка, по чьей-то жестокой прихоти болтавшаяся в центрифуге стиральной машины.
Он уже не верил в благополучный исход, когда ворон выпустил его. Птичьи когти отцепились из кожаной куртки, и Матфей повалился на землю. Поблизости, словно спелые яблоки, распластались его друзья.
Желудок, бунтовавший всю нелёгкую дорогу, тут же выполнил самое естественное: освободился от своего содержимого. Эрика вывернуло несколько раз. Юна расплакалась.
О чём?! Что вы хлюпики, и вас размажет по стенке? Что вы обгадитесь и перепачкаетесь соплями? возмутился Гамаюн. Это я должен был сказать за секунду до того, как волчья пасть вцепится кому-то из вас в глотку?
Ты прав, угрюмо, с одышкой признал правоту прислужника всеслух. Никто не будет запариваться над побочными реакциями, когда жареный петух клюёт в одно место.
Виктор Сухманов с беспокойством ощупывал Лиандра, кот еле дышал, но в сознание не приходил.
И так всегда? откашливаясь от последнего приступа, выговорил Эрик Горденов.
Видок у друга был ещё тот: лицо точно окунули в молоко, глаза раскраснелись и увлажнились от непроизвольного слезотечения, из носа к губам прозрачными ручейками бежали сопли. Эрика потрепало сильнее всех, он с трудом стоял на дрожащих ногах.
Я не знаю, буркнул Гамаюн. Я редко катаю демонов из страны в страну. Но вроде, как через две-три переправы тело более-менее адаптируется.
Что сказал твой прислужник, Маф? обратился к Матфею Эрик.
Он говорит, что через две-три таких поездки эффект выжималки должен ослабнуть. Тело вроде бы привыкает.
Что? ахнула Юна, её вишнёвые глаза блестели от избытка слёз. Ещё раз в этом аду? Ну нет, дудки! Это чудо, что мы уцелели в этот раз. Может, птицам подобные поездочки нипочём, но мы не животные. Мы обычные люди и нам опасно путешествовать таким образом.
Демоны, поправил её Виктор, мы демоны.
Да плевать! Хоть черти! Я больше никуда не полечу с птицами. Будь они хоть премиум класса.
Ласточка в чём-то права, слабо добавил Эрик, но тут же был вынужден прокашляться от нового приступа. Боже, где мой платок?
А где галки? спросил Матфей.
Они выполнили свою часть договора и покинули нас, господин, промурлыкала Сеера, она тщательно ходила язычком по пыльному ворсу шкурки.
Только теперь компания обратила внимание на место приземления. Это был большой складской комплекс. Безлюдный, понатыканный местами плотно прилипавшими друг к другу металлическими ангарами, да разбросанными в беспорядке грязными мусорными баками. Над коробами хранилищ местами изрядно поработала ржавчина. Кое-где в стенах чернели проплешины. Асфальт под ногами и тот в замарался приличным налётом песка и нанесённой ветром старой и новой листвы.
Похоже, здесь давненько не ступала нога человека, озвучил итог осмотра Виктор.
Ай-да на разведку! залихватски, с посвистом пискнул Рарог, похоже единственный из всех, кого радовало прибытие. Пошуршим в этих рухлядях.
Постой! Мы понятия не имеем, где находимся, предостерег его Матфей, ухватив за скользкий чёрный хвост.
Там, куда ты и заказывал, молодой человек, деловито каркнул ворон. На земле Тартаррусы. А именно, в провинции Сарпа. На востоке отсюда пролегает столица Кошива. Мы же, если быть досконально точными, были переправлены в Омолон центральный город провинции Сарпа. На его окраину.
Ничего себе! И куда же нам идти? растерялся Матфей и, совсем забыв о хвосте саламандра, сжал его.
Ай! Господин! Пощади мой хвост! запищал писклявым голоском Рарог. Он мне ещё пригодится.
Извини, приятель. Юноша бережно опустил ящера на землю. Я не хотел.
И почему вы, демоны, всё плохое совершаете с последующим причитанием: я не хотел, либо я не знал? обижено прошипел Рарог, но вышло это у него забавно свистяще. Удобная отмазка.
Ну прости меня, Рарог. Матфей почувствовал, как смущение вновь наливается на его лице краской. Я задумался и отвлёкся.
Отвлёкся он. Увлёкся! Вот! Что и требовалось доказать. Саламандр назидательно поднял вверх лапку. Забыть, что у тебя в руках живое существо.