Лиза Гамаус
Роза для Марса
Глава 1. Я вас узнаю
2018 год, Москва
Алгоритм телевизионных программ незаметно подчинил её быт. Утром каша со свежей голубикой, эфиопский кофе, медицина и «Модный приговор» вечером новости, сериал и жаркие, как искусственный камин, политические дискуссии, под которые привыкла засыпать. В субботу телевизор дразнил хаосом неопределённости, в воскресенье подводил черту непонятно как пролетевшей недели. Хотя теперь воскресенье стал обычным днём не выходным. Она полгода уже, как покончила с работой, и «отмокала» от нервотрёпки интриг вперемежку с дед-лайнами. И от ненасытного Савелия Тимофеевича, всеядного по части женских тел начальника.
Муж умер от рака. Опухоль между желудком и пищеводом величиной с лимон. Почему именно с лимон, и кто это первым сравнил, уже не имело значения. Каждый раз, покупая лимоны, в голове срабатывала ассоциация с опухолью Павлика. Он категорически отверг все её попытки справиться с болезнью без операции и химиотерапии. Послушно выполнил все предписания официальной медицины, выпотрошил отложенные на лечение деньги и закончил свой жизненный путь в страшных мучениях с ещё одной огромной, величиною почти с футбольный мяч, опухолью на спине. Про футбольный мяч она не вспоминала. Простреливший её насквозь шок, когда она услышала о его болезни впервые, по своей мощи оставался непревзойдённым ужасом. Лимон крепко засел в голове, а футбольный мяч нет. После операции Павлик не мог ни лежать, ни есть, ни думать, и прожил три тяжелейших года, полных увядания, страданий и ожидания конца. Он пожалел, что лечился. Сказал, что на потраченные деньги лучше но она не дала ему договорить. Ещё одна ошибка, даже и роковая ненужное никому раскаяние и пустые фантазии в сослагательном наклонении.
Сейчас, через неполных шесть лет после ухода Павлика, боль стала утихать. В прошлом году умерла его мать. Как будто поставила точку. Общих детей у неё с Павликом не было они поздно встретились. Иванушка, её сын от первого брака, давно уехал покорять IT-пространство за границу и возвращаться не собирался. Таша же чувствовала, что вернётся. Она знала его душу. А сейчас пусть посмотрит на чужое житьё-бытьё, поработает в корпорации, насытится международным общением, погоняется за карьерными призраками, чтобы в какую-нибудь субботу сказать себе «хватит». И женится здесь, и у неё будет внучка, которую она уже любит.
Начавшееся безделье сначала слабо, почти неслышно, но с каждым месяцем всё громче начинало подталкивать Наталью Лопырёву или Ташу, как называли её близкие, к полуоткрытым вратам в новую жизнь. Она рьяно сопротивлялась хотелось внутренней тишины, никакого волнения и никаких целей. Главное, никаких целей! И тернистого пути их достижения. Всё! Дальше, как бабочка порхать от цветка к цветку, радоваться солнышку и постараться не попасть в сачок любознательного энтомолога.
Таша обзавелась ещё одним телефоном с новым номером, поменяв даже оператора связи, перечистила и спрятала подальше всю официальную одежду, накупила себе кроссовок и затаилась.
Раньше хотелось ослепительной международной карьеры, заграничных командировок, красивых шмоток, флирта, значимости, независимости, «псевдо», конечно, независимости, потом все эти шуршащие и блестящие фантики бытия, став реальностью, постепенно облетали, обнажая так и неразгаданную собственную сущность. О сущности некогда было думать, разве что сейчас. Но и сейчас она была убеждена, что мало о себе знает. Ей казалось, что где-то глубоко внутри спрятано сокровище, ради которого блуждающая по необъятным просторам космоса душа нашла пристанище в её теле. Случайный ли был выбор? Может, её душа стояла в очереди совсем за другим телом, которое должно было родиться в противоположной части света и у других родителей, может быть, душа хотела стать мужчиной, а ей были поставлены жёсткие условия: сейчас или очень нескоро? И не желая больше ждать, она согласилась.
Таше так казалось, потому что она давно, лет с двадцати, чувствовала некое несоответствие между своими мечтами и теми возможностями, которые давала жизнь. Да и понимание, как всё устроено у людей, пришло совсем недавно, с запозданием. Поезд доехал, но очень долго стоял до этого на перепутье. Диспетчер явно не пускал. Её всегда тянуло туда, куда невозможно было попасть. Но и эти мечты казались не совсем её, скорее, чужими моделями, скопированными незрелым сознанием.
Солнце так сильно било в окна, что обесцвечивало огромный экран телевизора. Ей пришлось встать и их занавесить. Первый раз за несколько месяцев телевизор наконец начал надоедать. Она отыскала глазами пульт, взяла его, нажала на красную кнопку и улыбнулась наступившей тишине. Постояла несколько секунд, не шевелясь, потом быстрыми шагами, с кружкой утреннего кофе в руке, прошла в кабинет Павлика.
В кабинете всё оставалось на своих местах, как и при жизни хозяина: шкафы с книгами, удобная мягкая мебель, где часто сиживали его друзья и коллеги, огромный письменный стол с вертящимся кожаным креслом и рядом, на самом виду, на мраморном постаменте бюст смеющегося Демокрита с отбитой мочкой левого уха. До болезни Павлик был довольно авторитетным планетологом, но после операции потерял ко всему интерес. Его как будто подменили в этой больнице. Когда тебе вольют донорскую кровь, неизвестно от кого, от чужой информации сердце теряет ориентацию. Да и боль безжалостна силы уходили, а вместе с ними и человеческие заботы и страсти. Она внимательно оглядела всё вокруг. Был ли этот Демокрит на самом деле, кто знает? Она редко сюда заходила, если не считать уборку.
Села за письменный стол и включила ноутбук, единственную свою вещь в этой комнате. Открыла почту.
«Наташа, добрый день!
Когда-то, лет десять назад, мы были очень близки с Павлом Прокофьевичем. Потом в его жизни появились Вы. Он попросил меня его понять, и мы расстались.
Всего доброго, Роза Шварц.»
«Что вам нужно?» напечатала в ответ Таша. Но не отправила. Что это за имя такое, Роза Шварц? Она никогда не слышала от Павлика такое имя среди его знакомых. Он подробно рассказывал ей о первой жене, о любовницах, о разных там попадавшихся на пути. Они были совсем взрослыми, когда начали встречаться, и достаточно откровенными. Если только это была связь, которую от хотел скрыть всегда, и о ней никто никогда не слышал? В письме, собственно, ничего не сообщалось кроме того, что эта Роза и Павлик были близки десять лет назад. Ну и что? Надо подумать.
«Роза, приветствую!
Да, я много слышала о вас. Павлик часто вас вспоминал, как самого близкого друга. Восхищался вами. Но это всё, что я могу о вас вспомнить. Расскажите о себе.
Наташа.»
Ничего на самом деле не вспомнив и не придумав, Таша решила пойти ва-банк. Она часто так делала с подчинёнными играла в их игру и выводила на чистую воду. С ней старались не связываться, точнее, особенно не привирать, если что-то надо было от неё добиться. Она слыла мудрой. То, что она ушла с работы, добравшись до самого верха в компании, где работало около ста человек, ещё было до конца не понятым ею самой, даже где-то болезненным вопросом. Выше должностей уже не было, кроме зарвавшегося Савелия, скорее, не начальника, а кукловода, редко посещавшего офис и жившим на Кипре. Она всегда давала топовые показатели и окрыляла сотрудников, подсказывая им самые правильные мотивации. Иногда в прямом смысле исправляла их судьбы, как целитель на пляже от избытка энергии лечит ничего не подозревающих людей. Вернувшись с морского отдыха, люди остаются в полной уверенности, что всё дело в отпуске и качестве отеля.
Ответ пришёл мгновенно.
«Как интересно, Наташа! Мне надо с Вами встретиться и передать одну важную вещь.»
Таша ответила.
«Почему вы не хотите оставить её себе на память?»
Роза продолжила.
«Это Ваша вещь. Давайте завтра, часа в три в «Европейском» в ресторане на первом этаже. Я Вас узнаю.»
Таша не стала отвечать. Нацепила треники и пошла гулять.
День выдался солнечный, листья распускались и даже уже начали превращаться из молодых фисташковых в зелёные. Май всегда нравился. В мае раньше куда-нибудь ездила, чаще за границу, но в последнее время просто садилась в машину и искала приветливые места в Подмосковье. В прошлом году гостила у приятельницы, Лены Козловой, с которой когда-то работала в кофейной компании. Ташу тогда быстро сделали директором по развитию, и они потихоньку начали набирать обороты и компания, и Таша, а Лена, как работала в советское время кадровиком, так и продолжала на этом поприще. Она была намного старше, но возраст никогда не мешал их дружбе. У Лены остался дом от отца-академика в Пушкино. Тем маем они смотрели фильмы, вспоминали прошлое и даже сделали вечеринку, пригласив туда Лениных соседей. К подруге сватался один старикашка с их улицы, из большого деревянного дома, но Лена не любила собачников, а у того во дворе бегало две или три огромные овчарки. Лена умерла зимой от инсульта. Она могла сказать о человеке всё, понаблюдав минуты три за его руками, ей даже не очень нужно было заглядывать в глаза. Скольких она приняла на работу на своём веку, трудно пересчитать.
«Если средний палец прямой и длинный то перед тобой ответственный и мудрый типчик. И ещё смотри на большой палец там успех. Как у тебя,» прозвучали в голове Ленины слова. Трудно привыкнуть к пустоте, к невозможности позвонить близкому человеку, к подбирающемуся одиночеству. То, что она сейчас сама старалась ни с кем не общаться, было сродни отпуску, а вот когда не с кем вообще пооткровенничать, это совсем другое. Что это может быть за вещь? Вспомнила она слова Розы. Кто это мог быть, и куда её стараются впутать?
Глава 2. Встреча
В Торговом Центре стояла привычная суета из праздных шопоголиков, озабоченных приезжих и снующих безработных молодых парней в черных куртках и джинсах или ярких спортивных штанах. Таша зашла в огороженное пространство ресторана. Свободных столиков почти не было. Сразу на противоположной стороне, в углу, мелькнуло что-то красное. Таша пригляделась. Ей махнули красной розой. За столом, с которого подали знак, сидел мужчина, лет тридцати пяти. На нём был серо-коричневый пиджак свободного покроя, надетый на серую рубашку с расстёгнутым воротом. Красная роза просто кричала, контрастируя на бледном фоне его одежды и белой скатерти. Таша приблизилась. Мужчина привстал.
Наташа? спросил мужчина приветливо улыбаясь.
Таша кивнула.
У вас двадцать минут, молодой человек. Представьтесь, пожалуйста!
Роза Шварц, как я и писал. Благодарю за то, что пришли. Постараюсь уложиться в регламент.
Таша не стала уточнять, зачем мужику носить вычурное женское имя, и сделала вид, что это её удовлетворило.
По позе и поведению нельзя было сказать, что парень в затруднительном положении или чем-то озабочен. Он выглядел спокойным и уверенным. Так ведут себя люди с хорошим постоянным доходом, о которым не волнуются, или в предвкушении чего-то интересного, убеждённые в своей правоте. На столе стояла наполовину выпитая чашечка чёрного кофе. Как только Таша села, подскочил официант.
Американо, пожалуйста, быстро ответила она на его ещё не заданный вопрос, и тот исчез.
Я называл Павла Прокофьевича Пашей. Если позволите, я так и буду его называть.
Не имеет значения. Знаю только, что он это имя терпеть не мог. Дальше! почти скомандовала Таша знакомой интонацией из прошлого, о которой уже начала забывать. А про себя вспомнила, что муж любил называть их брак «Паша встретил Ташу», но она никогда его так не называла. Это ей не нравилось имя «Паша», оно отдавало каким-то блатным двором и татуировками на пальцах. У них в детстве на лестничной площадке жил старый алкоголик, бывший уголовник, его звали за глаза «Паша Пасмурный».
Пашины научные достижения, награды, премии, а их было немало, это плод нашей совместной деятельности, продолжил мужчина.
Таша подняла брови от удивления.
Пожалуйста, не думайте, что у меня есть материальные или какие-либо ещё претензии к его трудам или к вам лично.
Уже хорошо, произнесла она с облегчением.
Мы познакомились на конгрессе по геоморфологии в Аризоне, который организовал Планетологический институт США. Из Пашиного доклада я понял, что он был убеждён в том, что на Марсе есть жизнь. Об этом многие говорят, но он давал вполне непрозрачные намёки тем, кто понимал, как обстоят дела. Он искал единомышленников и ждал, что с ним выйдут на связь. Я подошёл к нему вечером в баре отеля и сказал кое-что. Точнее, то, что он ждал. С этого вечера мы стали друзьями.
Когда это было? спросила Таша.
В 2003-ем. Я многое ему рассказал, что он позднее, дозированно, конечно, использовал в качестве гипотез в своих научных работах. Я неоднократно забирал его с собой на Марс, да и в другие места.
Здесь можно остановиться, молодой человек, у Таши язык не поворачивался назвать своего собеседника Розой, я мало что понимаю в планетологии, точнее, совсем ничего. Павел Прокофьевич не делился со мной своими «гипотезами», как вы говорите, и уж тем более, его путешествия в столь экзотические места мне неизвестны.
Речь не об этом.
К столику подошёл официант и поставил перед Ташей дымящийся кофе. На это время Роза замолчал. Таша посмотрела по сторонам. Слева сидела пара модных девчонок с покупками, которые ели что-то азиатское, проворно орудуя палочками, справа мать с мальчиком лет десяти. Они тоже ели палочками, кажется, суши. Таша сделала глоток из только что поставленной перед ней чашки.
Так что вам от меня нужно? спросила Таша.
Мне нужен человек, с которым я могу сотрудничать, медленно произнёс Роза, вас утвердили.
Простите, но вы вы мелете какой-то вздор. Или это розыгрыш, что вполне допустимо, так как у меня даже есть подозреваемые, кто бы мог это подстроить.
Вы мне дали двадцать минут, я стараюсь успеть, Роза оттянул немного левый рукав и посмотрел на запястье. Таша увидела светящиеся зелёным небольшие часы.
Часы, я полагаю, показывают среднее галактическое время? пошутила она, кивнув на его запястье.
Нам надо закончить то, что мы начали с моим другом, игнорируя Ташину шутку, спокойно продолжил Роза. Я предложу вам несколько другую форму, поскольку вы не сможете заявить о себе также, как ваш муж.
Послушайте, молодой человек, я допиваю кофе и ухожу, она демонстративно сделала глоток. Роза не показывал никаких эмоций, просто слушал её и смотрел в глаза, я сейчас в таком состоянии, что с лёгкостью могу поддаться чему угодно, поэтому мне лучше дальше вас не слушать. Заметьте, я даже не называю вас сумасшедшим. Я просто ничего не хочу делать, вы понимаете? Ничего. Ни для кого. У меня профессиональное выгорание. Вы слышали о таком? У меня внутри ничего нет.
Роза сидел молча, положив локти на стол и не двигаясь.
Я смотрю телевизор целыми днями, вы понимаете, что я говорю? начала заводиться Таша, я гуляю по парку с шагомером, я никому не звоню, меня тошнит от людских проблем, безденежья бывших подруг, их одиночества, их неблагодарных детей, их болезней. От богатых наркоманок или алкоголичек, которые только и делают, что следят за своими мужьями и морщинами, тошнит ещё больше. Друзья Павлика вообще перестали для меня существовать, как только он заболел. И я не хочу путешествовать по разным странам, выставляя снимки в сетях. Через две недели все столицы и все музеи превратятся в одно сплошное месиво, как будто вас кормят чёрной икрой с утра до вечера.