На месте Александр первым делом обошёл просторное подворье, хозяйским взглядом намечая фронт предстоящих работ, и тотчас, не откладывая, приступил к делам.
А вы хваткий, однако, уважительно отозвалась о нём Галина Михална. Глядя на вас, ни за что не подумаешь, что вы бывший военный лётчик.
Я же мужик, с гордостью заявил польщённый Александр, так и должно.
Семейная идиллия завершилась через два дня, когда на крутом внедорожнике из областного центра явился сын Галины Михалны Владимир. Он вальяжно выбрался из салона невысокий, рыхлый, довольно сухощавый, но зато с круглым, выпирающим словно арбуз, пузиком. Он был в цветных шортах, в рубахе с жёлтыми пальмами нараспашку, на груди с редкими белёсыми волосёнками болталась толстая золотая цепь, на среднем пальце светилась огромная печатка. Из-за мелких черт лица ему можно было дать и сорок лет и все пятьдесят.
Владимир пару раз в месяц приезжал проведать мать, привозил кое-что из продуктов.
Мать, заорал он, не стесняясь незнакомого мужчину, что за дела? Ты чего меня на смех перед людьми поднимаешь? У тебя был муж, мой отец, он как герой погиб, а ты что творишь?
Вова, робко возразила Галина Михална, двадцать лет уже прошло, тяжело одной-то, скучно.
Другие живут и ничего! опять заорал неуравновешенный сын. А ты что за цаца, совсем с ума на старости спятила! Гони этого мужика в шею или не мать ты мне больше!
Галина Михална со скорбным видом повернулась к Александру, который подошёл от плиты, где готовил жареных карасей в сметане, и теперь стоял в женском фартуке, обсыпанном мукой, ошарашенно глядя на разъярённого великовозрастного сынка любимой женщины.
Ты всё слышал, сказала ему тихо Галина Михална, даже не назвав по имени, а ведь не далее, как вчера ещё боготворила. Уходи. Не хочу, чтобы из-за тебя сын от меня отвернулся.
Скоро Александр опять шёл с рюкзаком за плечами по сельской улице. Но теперь он был один, и шаг его был размашисто скор.
За щелястыми заборами, изгородями и калитками палисадников виднелись разноцветные платки любопытных баб, побросавших работу ради такого зрелища.
ДЛЯ МЕНЯ НЕТ ТЕБЯ ПРЕКРАСНЕЙ
Впервые после зимних холодов Станислав Игоревич оставил домашние двери распахнутыми настежь. В помещение с улицы тотчас ворвались весенние запахи и звуки. Свежий ветерок по-хозяйски колыхнул кружевные занавески, принеся с собой весёлый гомон птиц и усердный стук пёстрого дятла, пристроившегося на сухом дереве в саду.
Весна в этом году наступила ранняя, но погода ещё не устоялась: вчера весь день лил проливной дождь, а сегодня термометр с утра показывал 18 градусов тепла. И как видно, это ещё не предел, потому что даже взглянуть в высокое пронзительно синее небо без прищура было невозможно. И это при том, что Станислав Игоревич носил очки для зрения с затемнёнными стёклами.
Неожиданно он почувствовал в области сердца щемящую боль. Но эта боль не имела ничего общего с той, когда по-настоящему прихватывало сердце после тяжёлой операции на нём. Это было что-то другое, что пока не поддавалось разумному объяснению. «Должно быть, с горькой усмешкой подумал Станислав Игоревич, сказывается весна». Большего объяснения своему состоянию он не нашёл и, посмеиваясь, вернулся на веранду.
На полу яркими пятнами горели жёлтые разводы солнечного света. Он снял со стены гитару, присел на продавленный диван и негромко запел первое, что пришло на ум:
Для меня нет тебя прекрасней,
Но ловлю я твой взор напрасно.
Как виденье, неуловима,
Каждый день ты проходишь мимо.
Станислав Игоревич поймал себя на мысли, что и самому странно слышать именно эту песнь, которая неизвестно по какой причине пришла в голову. Он на яростной ноте закончил аккорд, отложил гитару, и уже собрался идти жарить себе на завтрак яичницу с салом, но неожиданно услышал звук мотора. Он взглянул в окно. Машины в их тихий переулок заезжали редко, а тут сразу полицейский «УАЗик». Станиславу Игоревичу стало любопытно, и он задержался на веранде, чтобы прояснить ситуацию.
Старый кот Ворчун, который сидел у дороги на припёке и, журясь, умывался обслюнявленной лапкой, удивлённо застыл в такой позе, а уже через секунду галопом мчался к высокой берёзе. Стремительно забравшись на неё, Ворчун затаился среди ветвей. На его беду машина остановилась как раз под берёзой, у калитки его хозяйки, и кот, обмирая от страха, принялся заранее страшно мяукать, блестя круглыми зелёными глазами.
Из машины неуклюже выбрались двое рослых полицейских с автоматами и, не обращая внимания на перепуганного кота, скрылись в доме. Ворчун сразу успокоился: улёгся на толстый сук и принялся с любопытством поглядывать вниз.
С не меньшей заинтересованностью наблюдал за происходящим и Станислав Игоревич. Он даже присвистнул от изумления, когда полицейские вывели в наручниках задержанного ими мужчину. Это был Надир, гастарбайтер из ближнего зарубежья, уже более года сожительствующий с его соседкой одинокой и бездетной Евгенией. Надира грубо втолкнули в машину с зарешеченными окнами и полицейские уехали.
Евгения постояла ещё немного, провожая глазами машину, затем позвала кота и в его сопровождении направилась домой. Но на полпути она почему-то передумала идти к себе и завернула к калитке соседа.
Станислав Игоревич испуганно отпрянул от окна, чтобы Евгения не подумала, что он злорадствует. Схватив на ходу гитару, он едва успел плюхнуться на диван, как в дверях появилась её крепкая фигура, вызывающе обтянутая тесным халатом.
Всё поёшь? усмешливо спросила Евгения, с интересом огляделась и аккуратно присела на краешек стула, выставив напоказ округлые колени.
А чего мне холостому и неженатому ещё делать?! хохотнул ей в тон Станислав Игоревич, вобрав одним взглядом и полные колени, и обширные груди и фингал под глазом.
А чего не спрашиваешь, кто меня так уделал? спросила она кокетливо, ведя свою игру.
Знамо кто, не смог сдержать торжествующей улыбки Станислав Игоревич. Твой зарубежный кавалер. Должно быть, уже хозяином себя почувствовал в чужом доме.
Уж так почувствовал, что не запряг, а уже оседлал, ответила дерзкая на язык Евгения, сверкнув на него шальными глазами. Только он чуток ошибся. Это у них бабы в подчинении находятся, а у нас такое не прокатит. Ревновал меня страсть. Терпела только из-за того, что при нём с деньгами повольнее стало. А вчера совсем с катушек слетел, вздумал руку на меня поднять. Идиот! Участковый сказал, что теперь его из страны выдворят.
Она поелозила пышным задом на стуле. Уголки халата съехали вниз, обнажив её бледные бёдра намного выше колен.
Игоревич, с напором сказала Евгения, и маняще поиграла бровями, может, это старое вспомним? Мы же с тобой всё-таки не чужие. Или осерчал?
Станислав Игоревич мягко улыбнулся, снял очки и принялся не спеша вытирать линзы рубахой. Близоруко щуря глаза, он ласково глядел на Евгению, вспоминая её трогательную заботу о нём, ежевечерние совместные прогулки в парке и жаркие объятия по ночам. Такое разве забудешь?
А потом вдруг появился этот самый гастарбайтер Надир. Он неплохо зарабатывал на укладке асфальта. Составить конкуренцию молодому и наглому парню в 76 лет, перебиваясь одной пенсией, Станислав Игоревич не сумел. Тем более пятидесятилетняя Евгения такое вытворяла в постели, что у него дух захватывало. Разве мог он угнаться с его больным сердцем за высоким и жилистым Надиром!
Станислав Игоревича без женщин скучал. После ссоры с соседкой-вертихвосткой познакомился с одинокой женщиной Василисой. Пара из них могла бы сложиться замечательная, если бы она не злоупотребляла алкоголем. Они встречались всего лишь три коротких месяца и Василиса, находясь в тяжёлом запое, умерла не выдержало сердце. Станислав Игоревич опять остался один и затосковал.
Ведь опять обманешь, не поверил он. Подвернётся очередной кавалер, ты и хвост на сторону.
Ей Богу не обману! побожилась Евгения и троекратно перекрестилась. Вот те крест!
Считай, что поверил, засмеялся Станислав Игоревич. А я как раз яичницу собирался жарить на завтрак. Поможешь?
Никакой сегодня яичницы! убеждённо воскликнула Евгения. У меня дома знаешь сколько наготовлено? Как сердце моё предчувствовало. Сейчас принесу. А хочешь, ко мне пойдём?
Нет уж, отказался Станислав Игоревич, подожду, когда чужеземный дух выветрится.
Ну, тогда я сейчас, пообещала она и быстро направилась к двери, на пороге оглянулась и весело крикнула: Игоревич, лучше тебя мужика на свет нет!
Евгения выбежала на улицу и скоро скрылась в своей калитке.
«Надо доски в заборе разгородить, подумал Станислав Игоревич, чтобы опять между дворами был проход».
Обиды на соседку он не таил, что она этот самый проход собственноручно забила досками, когда приняла Надира. Чужая баба, она и есть чужая. А вот бывшей жене Насти её измены простить не мог. Прошло уже больше года, как она сбежала из дома со своим ровесником 68 летним Валерой, а рана всё так же продолжала кровоточить. Будто всё произошло вчера. Новый её сожитель оказался настоящим подлецом: изначально как бы клеился к их дочери Зинке 38 лет, а на самом деле увёл жену. У Станислава Игоревича до сей поры в голове не укладывается, как можно было с ним так поступить после 39 лет счастливой совместной жизни. Будь его воля, он бы без всякого сожаления расстрелял предательницу из пушки!
Заждался, мой котик? раздался на пороге радостный голос Евгении, и она вошла, осторожно прижимая к себе поднос, заставленный тарелками с едой и тортик. Будем пировать, Славик!
Они мило и долго беседовали за чаем, когда с улицы влетела возбуждённая Зинка. Недавно она вновь помирилась с первым мужем, бросила пить и была очень довольна трезвой жизнью.
Опаньки! воскликнула Зинка, увидев отца с соседкой. Я думала, что свежие, а здесь всё те же! На ходу подхватила со стола котлету, сунула её в рот и убежала в горницу. Мешать не буду! донеслось оттуда. Кое-что из своих вещей возьму, и быстро исчезну!
Через минуту она ушла с каким-то пакетом, прихватив со стола горсть шоколадных конфет для дочерей.
Адью, молодые! крикнула на прощание и звонко смеясь, побежала по улице, должно быть, к остановке.
С этого дня между Станиславом Игоревичем и Евгенией с новой силой вспыхнули прежние чувства. Они ходили в гости друг к другу, вместе смотрели любовные сериалы, с чувством пели застольные и другие песни и иногда играли в подкидного дурака. Настала счастливая для них пора.
Время шло размеренной поступью: остался позади цветущий май, ягодный июнь, жаркий июль, сытый август, наступил жёлтый сентябрь с дождями и туманами.
В один из таких ненастный дней, пришла Зинка, явно чем-то расстроенная. Она зябко куталась в бежевое осеннее пальто, с полей дамской фетровой шляпы капала дождевая вода.
Я ненадолго, сказала она отцу и не стала даже проходить.
К тому времени Станислав Игоревич слегка уже подтапливал, чтобы в доме было тепло и уютно. Он стоял перед дочерью в синем трико и серой майке, в тапках на босу ногу.
Что-то случилось? спросил он, глядя на её понурую фигуру.
Красивое лицо Зинки недовольно скривилось, она, горячась, заговорила:
Бросил он её. Уехал на заработки в Москву и бросил. Точно нашёл моложе. И, может быть, даже одинокую москвичку. Сама слышала, как мама ему позвонила, а он послал её на три весёлые буквы. Она квартиру у знакомой снимает. Попросила, чтобы
ты объявление в социальных сетях выставил о продаже холодильника. Теперь он ей ни к чему, зима скоро наступит. Он практически новый, не покоцанный, по-видимому, купили, когда нас бросила.
Зинка мокрыми пальцами вынула из кармана пальто влажный клочок бумажки и протянула отцу.
Здесь название холодильника и номер её телефона. Пап, сделай доброе дело, не откажи маме, ты же шаришь в компьютере.
Доигралась, дрянь! зло пробормотал Станислав Игоревич, но записку взял.
Спасибо, пап! Зинка чмокнула его в щёку и убежала, как, всегда не задержавшись надолго.
В первых числах ноября, у Евгении был день рождения. Станислав Игоревич с утра отправился на центральный рынок за цветами. День выдался погожий, светило солнце. Под ногами с хрустом рассыпались тонкие льдинки крошечных лужиц. Как всегда после заморозков, воздух был пронзительно чист и крепок
Пап! вдруг услышал он Зинкин голос, и через мгновение перед ним появилась сама Зинка с сумочкой через плечо. Удачно ты подвернулся! обрадованно заявила, запыхавшись, дочь. А я как раз спешу в квартиру к маме полить цветы.
Сама-то она чего, не в силах? с неудовольствием спросил он, поморщившись, как от зубной боли.
Сама она лежит с гипертоническим кризом в больнице. Между прочим, уже вторую неделю. Высохла вся, на мумию стала похожа. Пап, сходи, пожалуйста, полей цветы. Я на работу опаздываю. За ключами вечером забегу, если время будет. Всё, адью! Зинка взмахнула рукой, быстро заскочила в проезжавший автобус и уехала.
Станислава Игоревича разобрало любопытство узнать, как поживает сбежавшая от него жена, и он отправился по адресу.
Старый двухэтажный дом застройки тридцатых годов выглядел мрачным, несмотря на то, что его неоднократно белили ядовитой жёлтой краской. Покосившаяся коричневая дверь из массивных досок держалась на одной ржавой петле. От этого она никогда не закрывалась и сейчас была распахнута настежь.
Пока Станислав Игоревич поднимался по скрипучим ступенькам наверх, стараясь не касаться шатких засаленных перил, его не покидало ощущение, что он ведёт себя как настоящий вор. Он уже хотел было вернуться, наплевав на цветы, (чего им поделается до вечера) но любопытство пересилило. Станислав Игоревич отомкнул замок, распахнул дверь и в лицо тотчас ударило спёртым запахом кошачьей мочи и ещё чего-то удушливого, выдавив из его глаз слезы. В пустой комнате стояла лишь металлическая старая кровать, застеленная постелью из его дома, да на кухне находилось несколько предметов самой необходимой посуды. Ещё был хозяйский телевизор и больше ничего. Он заглянул в платяной шкаф. Здесь тоже ничего существенного он не увидел: всё та же Настина одежда, ещё купленная при нём.
И до того Станиславу Игоревичу стало тоскливо при виде всей этой убогой и неуютной обстановки, что он горько заплакал, впервые с того дня, когда от него сбежала с любовником жена.
Вечером Станислав Игоревич принёс Евгении роскошный букет роз и коробку дорогих конфет. Несмотря на предстоящий праздник, выглядел гость смущённо, как будто ему вдруг стало неудобно перед именинницей. Он без настроения спел детскую песенку крокодила Гены про день рождения, ещё немного посидел с нарядной соседкой за столом, которая говорила много и охотно и, сославшись на головную боль, ушёл к себе. Дома Станислав Игоревич заперся, лёг на диван и стал мечтательно смотреть в потолок, время от времени непонятно чему улыбаясь.
Незаметно пролетели два часа и в оконную раму громко постучали. Станислав Игоревич вышел на веранду. На пороге стояла Евгения, высоко держа в одной руке неполную бутылку вина, в другой виноградную гроздь.
Живой? нетерпеливо спросила она через дверь. А-то я уж переживать за тебя стала. Не чужие всё-таки.
Чуть замешкавшись, Станислав Игоревич, открыл ей, но на веранду не впустил.
Ты не ходи больше, попросил он, с досадой глядя на её раскрасневшееся довольное лицо. У меня жена завтра возвращается.
Неужели, примешь? оторопела Евгения, вытаращив и без того крупные на выкате глаза. После всего, что произошло?