Лиззи Поук
Лунный свет и дочь охотника за жемчугом
Copyright © 2022 Lunar Books Ltd;
© Теплоухова Е., перевод, 2023
© ООО «Издательство АСТ», 2023
* * *
Посвящается Рози
От автора
Я признаю аборигенов и жителей островов Торресова пролива коренными жителями земли, о которой пойдет речь в этой книге, и отдаю дань уважения старейшинам прошлого и настоящего.
Уильям Шекспир, «Буря»«Вперёд, в открытое море! Плевать на сокровища! Это великолепие волн вскружило мне голову».
Роберт Льюис Стивенсон, «Остров сокровищ»Пролог
Баннин-Бей, Западная Австралия 1886
Никогда прежде Элизе не доводилось видеть землю, настолько похожую на кровь. С палубы парохода можно долго смотреть, как она поблескивает, простираясь ленивым, размытым солнцем пятном.
Элиза прикрывается ладонью от слепящих бликов, привстав на цыпочки, вглядывается вдаль поверх полированных перил. В жарком мареве перед ней дрожит красная поверхность земли и бурлит, волнуясь, зелёная морская пучина. В наполненном вонью соли и водорослей горячем, душном воздухе висит что-то тревожное.
У нас получилось, мои дорогие, мы здесь! Замечательно! Отец улыбается, и его напомаженные усы приподнимаются вверх. Он отворачивается от своей семьи, чтобы полюбоваться на странный пейзаж зеркальные бухты и мрачные скалы цвета раздавленных насекомых.
Это путешествие должно спасти их. Так говорил им дома отец за бараниной с подливкой. Перед этим он потчевал их байками о жемчужных раковинах, сияющих перламутровым блеском с оттенками шампани, серебра и сливок. Вместе с братом он собирался запустить флотилию люггеров[2] для перевозки и продажи раковин американцам и французам. Мир уже распробовал трофеи залива Баннин, превращая перламутр в пуговицы и невероятной красоты рукояти для револьверов.
С замиранием сердца они наблюдали за тем, как отец достал свой старый атлас, перелистнул страницу и провёл ладонью по месту под названием Новая Голландия.
Смотрите! Он ткнул пальцем вниз, на западное побережье. Как только мы доберёмся туда, позабудем обо всем, что случилось.
Перед глазами Элизы предстает пустынный белый пляж. Далеко за горизонт убегают дюны с острыми пиками солончаков. Внизу, под перилами чайки кружат вокруг пристани, которая, как изогнутый хвост крокодила, скрывается в мангровых зарослях.
Отец уверенным шагом ведёт их за собой на берег: дядю Виллема, тетю Марту, мать и брата Элизы. Томас на голову выше неё, выделяется в своих коротких брючках и отглаженном парадном пиджачке. Оглянувшись назад, она замечает портовых грузчиков со сгорбленными спинами. Одетые в замызганные жилетки и молескиновые брюки до колен, они сносят с корабля то, что осталось от вещей Брайтвеллов.
Держась за подол матери, Элиза спускается на пристань. Именно в этот момент ее ноги скользят по доскам со скоростью ножа по салу, и она падает ничком, ударяясь затылком об отвратительно воняющие доски. Ей приходится опереться ладонью о жирную древесину, усыпанную рыбьей чешуей и ошмётками мяса, высохшего на солнце до хруста.
Вставай, Элиза. Отряхнись. В утешение мать протягивает ей свою широкую ладонь.
Мать поднимает ее на ноги, и Элиза потирает локти и отряхивает юбки. Солнце разбросало сверкающие монетки по всему морю, из-за них в глазах пляшут звездочки. Подняв голову, Элиза обнаруживает заслонивший небо полумесяц маминой шёлковой шляпы с такими до нелепости широкими полями, что иногда дома мужчины прятались от неё по углам.
«Как странно она смотрится на фоне этого необычного нового места, подумалось Элизе. Словно когда-то красивая стрекоза, угодившая в ведро с грязной сточной водой».
Они спускаются по пристани, отец с братом вышагивают впереди. В сгибах локтей и коленей скапливается пот. Они проходят мимо мужчин, которые, неотрывно следя за ними, мозолистыми руками конопатят швы киянками, кувалдами и ржавыми лезвиями. Мать на них не обращает внимания что легко для того, кто привык к восхищенным взглядам, вместо этого она смотрит с берега на мерцающий шёлк моря.
Смотри, моя девочка, как красиво! Она приседает перед дочерью, становясь с ней одного роста. Элиза слышит всплеск до того, как это происходит. Краем глаза она улавливает движение, но не успевает отвернуться. Жидкость вонючая, густая, с кусками грязи выплескивается на них и медленно стекает по лицу Элизы. Они хором поворачиваются к мужчине, который замер на месте он похож на высушенный на солнце изюм; во рту у него виднеется всего несколько серых зубов. Под мышкой мужчина держит бочку с рыбьими потрохами, а морщинистую ладонь поднял вверх в знак капитуляции.
Я извиняюсь, выдыхает он, хотя на его губах играет улыбка. Леди, вы оказались прямо на моем пути. Прошу меня простить. Он отступает в сторону, давая им пройти. Пожалуйста.
Мать фыркает, резко дергая дочь вперёд. Размазывая по щекам потроха, Элиза оборачивается и видит, как мужчина снимает шляпу, откашливает из горла комок мокроты и вместе с клейкой струйкой слюны сплёвывает себе под ноги. Мать переходит на рысь, дергая Элизу за руку, пока она сама, повернув голову, продолжает смотреть назад.
До неё с трудом доносятся слова, прежде чем их уносит бриз. Пять слов, которые она навсегда запомнит.
Добро пожаловать в Баннин-Бей.
Глава 1
10 лет спустя, Баннин-Бей, Западная Австралия, 1896
Она попросту оставит этого таракана умирать. Вот как она поступит. Он будет лежать на спине, в изнуряющей духоте сезона дождей, медленно перебирая лапками, затем дергаясь, пока наконец вовсе не перестанет двигаться.
Снаружи восходящее солнце нежно обнимает землю. Над заливом кружат стаи морских птиц, в предрассветной туманной дымке берег окрашивается в розовый цвет. Элиза переводит взгляд на часы на комоде, за запыленным выпуклым стеклом мерцают четыре луны. Она шевелит пальцами, пока перебирает цифры в уме.
Шестьдесят один.
Столько дней она ночевала в этом бунгало одна! И с каждой последующей ночью одиночество копилось, уплотняясь как сажа в трубе. Сейчас, как это бывало все чаще, она сама составляет компанию звукам: нетерпеливому тиканью гофрированного железа, еле слышному постукиванию лапок таракана о полированное дерево джарра[3]. Однако сегодня в день настолько влажный, что его можно попробовать на вкус, сегодня ее дом снова наполнится жизнью.
Она надевает обувь и расправляет юбки, представляя, как оживает Баннин-Бей в городе распахиваются ставни, торговцы, наклонившись, подметают дорожки к своим магазинчикам. По пыльным переулкам будет свистеть ветер, неся с собой истории о смерти в море. Люди, встречаясь, будут по секрету рассказывать друг другу о звоне раковин и шептать о грядущих бурях, разрывающих небеса, словно гнилые зубы. На берегу первые из люггеров завалятся набок в иссиня-чёрную жижу. Оставшийся флот вернётся позже, после долгих месяцев ловли жемчуга. С ними вернутся ее отец и брат. Элиза больше не будет одинока.
Она перевязывает волосы бантом и вытирает липкую шею. Сквозь решетку на окне с каждой минутой все ярче пробиваются лучи утреннего солнца, отбрасывая на мебель четкие узоры. Элиза оглядывается, убеждаясь, что насекомое все ещё живо. Десять лет прошло, а она так и не смогла привыкнуть к тараканам и вряд ли когда-либо привыкнет. Она подходит к букашке и рассматривает его блестящее перевёрнутое тельце с лапками, похожими на сломанные веточки.
В этом месте витают мертвецы, подумала она. В городе их полно: раздутые от трупного газа туши крокодилов, угодивших в ловушки для макрели, тела утонувших ловцов жемчуга, закопанных в песок выше линии прилива.
Она застегивается на все пуговицы и выходит из бунгало. Грунтовые дорожки теперь знакомы ей так же хорошо, как и улицы Лондона. Но вместо густого смога и грязи сточных канав при каждом ее шаге вверх вздымается оранжевая пыль. Из зарослей цветов яростно вопят розовые какаду, а перезрелые манго злорадно взирают на неё как пышнотелые королевы, рассевшиеся на деревьях.
Она делает всего несколько шагов и резко останавливается. Повернувшись, смотрит на бунгало, стоящее на серых каменных сваях. С поникшими плечами, тяжело вздохнув, поднимается по ступенькам и заходит обратно в дом. Переступив через порог, наклоняется, вытирая юбками с полированных досок пола скипидар недельной давности. Просунув указательный палец под насекомое и, легонько щёлкнув, переворачивает его. Таракан как будто мелко дрожит, шевеля в воздухе тоненькими усиками. Когда Элиза снова выходит в духоту улицы, он уже убегает.
* * *
Жемчужный люггер может несколько долгих месяцев находиться в море, а его команда возвращается на берег, покрывшись толстым слоем соли, как сушеная селедка. Они сталкиваются с приливами и отливами, бурным течением и одиночеством на своих маленьких деревянных суденышках, неудивительно, что в море рождаются связи, которые ни человек, ни случай никогда не смогут разорвать. Во время работы ботинки со свинцом грузом удерживают водолазов на дне океана, а ещё тяжелые нагрудные пластины и медный корсет. Элиза читала статьи в газетах, где подробно описывалось, как людей сбивало с палубы мачтой, и они тонули под всей этой металлической тяжестью.
«Тендер[4] должен следить, чтобы его водолаз поднимался на поверхность медленно, говорил ей отец. Иначе он может остаться калекой». Людей вытаскивали мертвыми конечно, было и такое. Раздавленными до неузнаваемости, с желудками, вдавленными в грудную клетку. Некоторые умирали с раздутыми лицами, чёрными распухшими языками, вылезшими из орбит обезумевшими глазами.
«Белый скворец» в плавании уже почти девять недель, его команда собирает раковины с морского дна и складывает их в трюм вместе с сушеной рыбой и порошком карри. Элиза много раз была свидетельницей возвращения мужчин из плавания: изможденные призраки, с ввалившимися глазами, они медленно сходят со своего судна, их кости выступают, как клавиши пианино, открытого для игры.
* * *
Она идёт к пристани, получая по пути от жителей городка вялые кивки. Низкие бунгало укрылись под тенью пальм и серебристых эвкалиптов. Дома, когда-то выкрашенные в зеленый и бежевый, не останавливают расползающееся пятно засушливой земли.
Ты идёшь их встречать? Миссис Рисли выглядывает из-под мокрого полотенца. Элизе приходится напрячь слух, чтобы за галдежом корелл на крыше расслышать ее слова. Они возвращаются сегодня, да? Пожилая вдова тяжело поднимается с кресла на веранде. Элиза, слабо улыбнувшись, кивает, уходя прочь от ее пристального взгляда.
Она торопливо проходит мимо кустов, в которых неистово жужжат насекомые. Впереди красная земля сменяется бледным золотистым песком. Вдалеке в зарослях эвкалиптов теснятся потрепанные штормом лачуги. Она до сих пор не может привыкнуть к контрасту: бунгало в пол-акра с их пышной растительностью и море покореженного металла за ним, колышущееся в удушающем мареве.
Не хочешь причесаться? окликает Мин с соседнего порога. Похоже, она работает. Элиза улыбается, подходя к ней. Сегодня тот самый день? спрашивает подруга. Волосы Мин уложены в аккуратный шиньон, заколотый перламутровыми шпильками, которые блестят на солнце, как след улитки. Элиза вздрагивает, услышав приглушённый кашель, доносящийся из хижины.
Должен быть сегодня, напряжённо кивает Элиза. Сердце сжимается при мысли о скорой встрече с отцом. Сегодняшний день показался мне бесконечно долгим. Но я в порядке, правда. Я в порядке, как всегда, сдержанно говорит она. Над крышей хижины на ветку садится маленькая бриллиантовая горлица. Они наблюдают за тем, как она чистит пёрышки, а затем обращает на них взгляд своих глазок, окаймленных красной полоской.
Ну, я полагаю, всегда нелегко, подытоживает Мин. Особенно если ты как сейчас строишь из себя скромницу. Она рассеянно закусывает губу, отчего ее и так резкие черты лица заостряются ещё больше.
Девочка, ты испытываешь мое терпение! грубый голос рявкает из темной глубины дома. Элиза вздрагивает, но не успевает быстро скрыть выражение своего лица.
О, дорогуша, стоит ли напоминать тебе, что не у всех есть отцы, владеющие целой флотилией? Мин заправляет за ухо выбившийся локон. Элиза ощутила острый укол вины, заметив в мочках ушей Мин сережки возможно, подарок от поклонника, но вероятнее всего извинение.
Так было не всегда. В детстве, оказавшись вместе в этом городе, который как будто балансирует на краешке земли, они восторженно рассказывали о морских приключениях и взахлёб делились мечтами о путешествиях в экзотические страны. Мин не стесняясь говорила о том, как будет крутить романы, о красавце морячке, за которого выйдет замуж, и о детишках, упитанных и счастливых, которых они будут растить вместе. Она сюсюкала с младенцами, которых выгуливали дамы из высшего общества Баннина. Но когда подходила к ним поближе, женщины поджимали губы и отгоняли ее, как назойливую муху. С возрастом Мин становилась все красивее, а Элиза все невзрачнее. Подруга поддразнивала ее:
Ты никогда ничего не добьёшься в этом городке, если не будешь проявлять интереса к мужчинам.
Меня интересуют мужчины, холодно парировала Элиза. Просто меня не интересует замужество.
Интерес к содержимому мужской библиотеки не означает интереса к мужчинам, ворчала Мин.
Эй! снова доносится из хижины разгневанный оклик. Я плачу тебе не за то, чтобы ты чесала язык с кем попало.
Мин нервно оглядывается, стягивая шаль с плеч.
Мне пора. Она быстро целует Элизу и скрывается во мраке.
* * *
Когда Элиза подходит к причалу, под лучами палящего солнца здесь кипит жизнь. Мужчины, волокущие корзины, похожи на муравьев, приносящих листья для своей королевы, тёплый бриз доносит до неё их голоса. Зловоние здесь невыносимое пот, грязь, протухшие устрицы. Глубоко вдохнув, она понимает: здесь пахнет жизнью и смертью одновременно. Несколько бортов уже пришвартовались, скоро вокруг них выроют траншеи, чтобы защитить от ударов волн. Каепутовые[5] шпангоуты люггера, опрокинутого набок, валяются на илистой отмели. Когда начнётся прилив, вода захлестнёт лодку, выплеснув на берег дезориентированных крыс и разбросав тараканов по пляжу.
Она смотрит вдаль на отступающие волны, но не видит никаких признаков судна отца. Стремительность прилива в заливе Баннин ее всегда удивляла. То, как быстро и высоко выплескиваются волны, обтекая мангровые заросли, а затем не успеешь и глазом моргнуть уползают обратно. Судна ловцов жемчуга здесь живут и умирают, вместе со своими командами повинуясь притяжению Луны, весенним приливам и отливам. Бесконечный караван прибывающих и отплывающих лодок.
Стоит невыносимая жара, и Элизе приходится ослабить воротничок и закатать рукава до локтя. Ее когда-то бледная кожа на предплечьях теперь покрылась светло-коричневым загаром. Такого старые знакомые ее матери не одобрили бы. За годы, прожитые в Баннин-Бей, Элиза усвоила, что от женщины ожидают всего пару вещей: либо ты носишь белые перчатки, либо становишься обычной блудницей. Она ни то, ни другое, и отказ от первого варианта привёл в ярость женщин высшего света городка. Теперь, когда она встречается с ними на улице, они проплывают мимо, даже не удостаивая ее взглядом, похожие на какие-то фигурки с верхнего яруса торта, в платьях из тафты, в перчатках и шляпках с вуалью, прижимая к груди клатчи с перламутровыми застежками.