Обернувшись, Тревельон заметил, как леди Феба буквально на глазах успокаивается: плечи расслабились, кулаки разжались, на сочных губах заиграла улыбка. Она подставила лицо ветерку, и он затаил дыхание. Здесь, в саду, наедине с леди Фебой, он мог смотреть на нее сколько душе угодно, ласкать взглядом нежный изгиб шеи, упрямый разлет бровей, влажные, полураскрытые губы.
Капитан отвел взгляд, язвительно усмехнувшись собственной слабости. Девушка была прямой ему противоположностью: молода, невинна, полна жизни. В ее жилах текла голубая кровь, наследие многих поколений аристократов. А он далеко не молод, бывший солдат, циник и скептик, и кровь у него самая обычная, красная.
Кто он? ворвался в его мысли ее голос.
Ему пришлось прочистить горло, прежде чем ответить.
Вы о чем, миледи?
Как вы недогадливы! Разумеется, о том, кто за мной охотится. Ее выразительное лицо сложилось в гримасу. Кто он?
А-а Под ногами хрустнул гравий они ступили на садовую дорожку. Очевидно, это был сосед вашего брата из Ланкашира, некто Мейвуд.
При этих словах она остановилась, обернулась к нему и сделала большие глаза.
Лорд Мейвуд? Правда? Но он же старый лет шестьдесят, не меньше. Что ему от меня могло понадобиться?
Его светлость не знает наверняка, задумчиво ответил Тревельон. После сегодняшнего разговора с герцогом многие вопросы так и остались без ответа, и ему было тревожно. Возможно, лорд Мейвуд хотел заставить вас выйти за его сына.
Феба задумалась, нахмурившись, и ему показалось, что ее глаза прикованы к пистолетам, притороченным к ремням на его теле.
Но лорд Мейвуд виновен? Нашли доказательства его преступления?
Не совсем. Тревельон помолчал. На прошлой неделе лорд Мейвуд прислал вашему брату письмо с угрозами, а один из тех, кого я застрелил, оказался уроженцем Ланкашира.
Ее темные брови сошлись на переносице.
Что сказал лорд Мейвуд, когда его призвали к ответу?
Ничего, миледи, признался капитан. Он неожиданно умер сегодня утром от апоплексического удара.
Ох Феба растерянно заморгала, осторожно перебирая в пальцах лепестки розы, словно это могло ее успокоить. Мне так жаль.
А мне нет, жестко сказал Тревельон. Если это означает, что вы теперь в безопасности.
Она ничего не ответила, и они продолжили прогулку.
Итак, Максимус полагает, что с этим делом покончено.
Да, миледи.
Герцог, казалось, обрадовался, что дело уладилось столь простым образом, но Тревельон радовался бы куда больше, если бы лорд Мейвуд признал свою причастность к преступлению. Он пытался убедить хозяина, что расследование следует продолжить, дабы выявить, не стоит ли за этим кто-то другой, но Уэйкфилд был убежден, что дело можно закрыть.
В отсутствие признания Мейвуда в голову Тревельона по-прежнему закрадывались сомнения, но он не делился ими с леди Фебой: не стоило тревожить ее, не имея особых оснований. Кроме того, он всегда был начеку, как и прежде.
Ага, а вот здесь образовалась завязь, пробормотала Феба, теребя в пальцах цветок, с которого осыпались почти все лепестки. Нет ли у вас корзинки?
Его брови поползли вверх. Откуда у него корзинка, зачем она ему?
Нет, миледи.
Как недальновидно с вашей стороны, капитан, все так же вполголоса отозвалась она и, достав из маленькой сумочки на поясе ножнички, срезала увядший цветок и протянула ему. Держите.
Тревельон взял цветок и сунул в карман, за неимением того, куда его выбросить.
Не видно ли других, которые тоже нужно срезать? спросила она его, в то время как рука порхала над цветами.
Есть еще один. Он поймал ее пальцы, прохладные и такие хрупкие в его большой ладони, и коснулся ими осыпавшейся розы.
Ах, благодарю вас.
Он наклонил руку.
Разве у вас нет садовника для подобной работы?
Есть. Она срезала головку цветка, и опять отдала ему, он вынужден был отправить и ее в карман. Но зачем дожидаться?
Ее рука деловито принялась ощупывать розы.
Ведь это нелегко, миледи.
Она рассмеялась, и этот смех вызвал в нем странное беспокойство, отдаваясь где-то в позвоночнике.
Вы решительно ничего не смыслите в садоводстве, капитан Тревельон.
Она не стала вдаваться в объяснения, вновь принимаясь за работу, и его поразило, насколько ей было легко здесь, среди цветов, каким радостным, открытым было ее лицо.
Жаль, что сегодня пасмурно, рассеянно проговорила Феба.
Он не произнес ни звука, но она, должно быть что-то почувствовав, медленно выпрямилась и подняла к нему лицо такое юное! сжимая в руке ножницы.
Капитан?
Раньше он не понимал, что имеется в виду, когда кто-то говорит, что у него разбито сердце, а теперь понял.
Спокойно. Он никогда не лгал ей раньше и не собирался и начинать.
Сегодня солнечно.
Вокруг все было черно, хотя капитан Тревельон и сказал ей, что светит солнце.
Феба предполагала, что этот день наступит. Ее зрение неизменно продолжало ухудшаться год за годом. Только полный идиот не понял бы, к чему все идет.
Вот только одно дело понимать это умом, и совсем другое принять. А оно, глупое, явно питало надежду на чудо.
От этой мысли она даже рассмеялась, только смех был скорее похож на плач.
И опять пришел на помощь он, ее верный капитан, суровый и лишенный чувства юмора, но неизменно оказывавшийся рядом.
Миледи? Тревельон взял ее руку в свою большую теплую ладонь и обнял за плечи, словно она могла упасть.
И было отчего.
Как глупо, сказала леди Феба и провела по лицу дрожащей ладошкой, потому что все-таки заплакала. Развела сырость.
Идемте. Вам нужно сесть.
Позволив опереться на свое надежное плечо, он подвел ее к каменной скамье и усадил. Она покачала головой.
Простите.
Не надо извиняться, хрипло проговорил капитан.
Она судорожно вздохнула, догадавшись, что он потрясен не меньше ее самой.
Хотите знать, почему у меня только белые цветы?
Он если и был обескуражен, то никак этого не показал, просто ответив:
Да.
Три года назад, когда я только начала сажать свой сад, мое слабеющее зрение лучше всего различало белый цвет, сказала Феба. И, разумеется, еще потому, что белые цветы обычно пахнут сильнее других.
Он ничего не ответил: только крепче сжал ее плечи, и она даже обрадовалась, что сейчас с ней именно капитан. Будь рядом Гера, Максимус или кузина Батильда, и ей пришлось бы сочувствовать их страданию страданию из-за ее потери, а капитан Тревельон просто давал ей ощущение своего надежного присутствия. Не станет же он рыдать от жалости к ней или придумывать слова утешения.
И это было по меньшей мере приятно.
Это глупо, продолжала Феба, оплакивать неизбежное. Я знала, что лекарства нет, и сама настояла, чтобы Максимус прогнал всех этих докторов и чудотворцев. Я знала
Она с трудом сдерживала рвавшиеся из груди рыдания и, закрыв ладонями рот, судорожно хватала воздух, дрожа всем телом.
Он погладил ее по волосам, привлек голову к себе на грудь, чтобы она могла вволю выплакаться, заливая слезами его рубашку. Один из его пистолетов больно врезался ей в щеку, но сейчас было не до этого. Феба плакала, пока мокрое лицо не стало красным, нос не забился, а в глаза словно насыпали песок. Потом, немного успокоившись, она слушала, как бьется его сердце, ровно и громко.
Немного похоже на смерть, прошептала она скорее самой себе. Все мы знаем, что когда-нибудь умрем, но по-настоящему не верим.
На миг рука, по-прежнему лежавшая у нее на голове, болезненно напряглась, затем исчезла, переместившись на плечи.
Вам рано говорить о смерти, миледи.
Разве? Она подняла к нему лицо. Разве вот это не маленькая смерть? Я не вижу света. Я вообще ничего не вижу.
Мне жаль, сказал капитан Тревельон, и его голос был, словно гравий, шуршащий и скрипучий, но тем не менее подействовал успокаивающе. Мне очень жаль.
Кажется, он действительно ей сочувствует.
Она нахмурилась, уже хотела было что-то спросить, но услышала, как открылась дверь дома.
О-о боже! Кто там?
Пауэрс. Идет сюда, чтобы увести вас, ответил Тревельон.
Феба поспешно выпрямилась, обхватила ладонями голову, пытаясь привести в порядок волосы. Должно быть, у нее ужасный вид!
Как я выгляжу?
Как будто только что плакали.
Его невозмутимый ответ, как ни странно, вызвал у нее смешок.
Знаю, что похожа на страшилище, но вы могли по крайней мере, солгать.
Вы действительно хотите, чтобы я вам лгал? спросил он устало.
Она нахмурилась, собираясь с ответом, и тут раздался голос Пауэрс, совсем близко.
Миледи, пришла портниха.
Черт! пробормотала Феба. Нам придется вернуться в дом.
Конечно, миледи, как всегда, невозмутимо сказал капитан.
Тем не менее она сжала его плечо, когда он вел ее к дому, и тихо сказала:
Благодарю вас, капитан.
За что, миледи?
За то, что разрешили намочить вашу рубашку соленой водой. Она улыбнулась, хотя это было труднее обычного. За то, что не говорили банальности. И вы совершенно правы: я не хочу, чтобы вы мне лгали.
Значит, я буду стараться говорить вам только правду.
Это было сказано очень почтительно, и все же она вздрогнула. Ей вдруг вспомнилось, что говорили о нем ее кузины: привлекательный, уверенный в себе. Странно, она никогда не думала о Тревельоне как о мужчине, который может нравиться. Он просто был рядом. Высокая фигура справа: на балу ли, на вечеринке защита, через которую к ней не пробиться.
«Это не совсем справедливо», виновато корила она себя, взбираясь на каменные ступени. Очень хорошо, что Тревельон был рядом, когда она расклеилась. Он повел себя как друг. Прежде она ни разу не подумала о своем телохранителе как о друге, и если она ошибалась настолько
Прекрасно!
Глава 3
На следующий день, ближе к полудню, Феба стояла в парадном холле Уэйкфилд-хауса. Вручив Пауэрс записку и небольшой кошелек с монетами, девушка сказала:
Предупреждаю, вы должны отдать это мистеру Хейнсуорту лично в руки, это важно.
Да, миледи, ответила Пауэрс звонким голосом.
Несмотря на неумеренное употребление духов с ароматом пачули, которому служанка излишне благоволила, от нее приятно пахло.
Спасибо, Пауэрс, сказала Феба, заслышав приближение капитана Тревельона, которого узнала по неровной поступи на лестнице.
Миледи, вы по-прежнему намерены присутствовать на заседании дамского клуба? спросил он своим хриплым голосом, в котором она уловила скептические нотки.
Да, разумеется, и не пытайтесь меня отговорить Максимус дал свое благословение.
Это было почти правдой: брат милостиво разрешил ей выезжать, но она не стала сообщать ему, куда именно едет, а капитану знать об этом вовсе не обязательно.
Кажется, она услышала мужской вздох?
Очень хорошо, миледи.
Теплые сильные пальцы взяли ее руку и опустили на мужской рукав. Забавно. Не будь она слепой, подобное прикосновение обнаженная кожа рук, не прикрытая перчатками, сочли бы скандальным. Да что говорить то, что мужчина в самом расцвете сил следует за ней повсюду, иногда без других сопровождающих, и так верх неприличия! Однако, кажется, пока никому не пришло в голову упрекнуть в чем-нибудь капитана Тревельона, который вечно маячил у нее за спиной.
Слепота сделалась ее оправданием в глазах света.
Феба тяжело вздохнула, выходя на улицу. Должно быть, день был солнечный она чувствовала тепло кожей.
Миледи? Услышала она голос капитана у себя над ухом.
Ничего, капитан, сказала она с едва уловимой досадой. Без сомнения, он тоже считал ее скорее ходячей куклой, чем женщиной из плоти и крови.
Если вас что-то беспокоит
Иногда я задаюсь вопросом: что, если просто посадить меня в инвалидную коляску? пробормотала Феба, спускаясь по ступенькам.
Доброго вам утра, сэр, миледи, поприветствовал их Рид.
Рид, вместе с Хатуэем встаньте на запятках кареты, распорядился Тревельон.
Да, сэр.
Неужели необходимо брать с собой еще и двух лакеев? тихо спросила Феба.
Полагаю, что да, миледи. Осторожно, лесенка.
Она вытянула носок, нащупав первую ступеньку, забралась в карету, уселась и расправила юбки.
В клуб допускаются только дамы.
Послышался шорох это Тревельон устроился напротив. Несмотря на трость, он производил в движении гораздо меньше шума, чем другие. И это было очень досадно.
Дамы собираются в Сент-Джайлзе, миледи, одном из самых опасных районов Лондона.
Но сейчас самый разгар дня.
На Бонд-стрит на вас пытались напасть как раз в это время. Голос капитана звучал ровно и уверенно, и Феба задумалась, найдется ли хоть что-нибудь, что выведет Тревельона из этого состояния спокойного безразличия. Иногда мне кажется, что вам просто нравится спорить, миледи.
Она поджала губы.
Но не с каждым же встречным, как вы понимаете: только с вами.
Ей показалось, что он усмехнулся, но тут загрохотали колеса карета тронулась в путь.
Я воистину польщен, миледи.
Так вам и надо. Она с трудом сдерживалась, чтобы не улыбаться. Феба была счастлива, если удавалось втянуть сурового капитана в шуточный спор. Лучше скажите мне вот что. Я заметила, что вы относитесь к Риду как к старшему среди прочих лакеев. Почему же?
Здесь все просто, миледи: Рид служил драгуном в моем полку. Когда он был демобилизован, я рекомендовал его вашему брату как человека порядочного, преданного и трудолюбивого. Его светлость был так добр, что прислушался к моим рекомендациям и взял его на работу.
Он долго прослужил драгуном под вашим началом?
С первого дня, как поступил на военную службу. Пять лет, насколько я помню.
А сколько лет отслужили вы сами?
Он молчал, и Феба подумала уже не в первый раз, как плохо не видеть лица того, с кем разговариваешь. Ведь достаточно бросить взгляд, чтобы понять, удивлен человек, оскорблен или опечален.
Почти двенадцать лет, миледи, сказал наконец Тревельон.
Голос его звучал бесстрастно, и Феба поняла лишь одно: полное отсутствие эмоций не означает отсутствие чувств.
Она склонила голову набок, размышляя, потом спросила:
Вам нравилась служба?
Миледи?
О-о, кажется, капитан насторожился, пусть и самую малость? Это уже интересно! Почему она никогда раньше не задавала ему подобных вопросов?
Служить драгуном, командовать людьми ведь вы были капитаном, и у вас под командованием было много людей
В моем распоряжении было от двадцати до пятидесяти человек, в зависимости от выполняемой задачи.
А теперь он вынужден возиться с ней одной. Вдруг она осознала, как низко, по его представлениям, он пал в этой жизни!
Капитан, однако, продолжил:
Я выполнял приказы моего короля.
На мгновение она решила, что больше он ничего не скажет о своих военных буднях, но он немного смягчился:
Много лет мы охотились на контрабандистов по всему побережью, но потом мой полк перебросили в Лондон, чтобы выслеживать и ловить тех, кто занимался контрабандой джина, и прочих злоумышленников.
Правда? Феба нахмурилась, вдруг осознав, как мало знает об этом человеке. Боже правый! Она провела полгода, день за днем, в обществе капитана Тревельона, но не задала ни единого вопроса о его прошлом. Ей вдруг стало очень стыдно, и она немного подалась вперед, намереваясь загладить вину. Очень своеобразный район для патрулирования.
Да, ответил он сухо, но потом мы получили особый приказ от одного из важных членов парламента.
От не от моего же брата?
Именно от него, миледи.
Значит, вы давно знаете Максимуса?
Мы с его светлостью знакомы больше четырех лет.
Я и не знала, что вы друзья.
Заминка была недолгой, но красноречивой.
Я бы не назвал так наши отношения, миледи.
Как? Дружбой? уточнила Феба. Уверяю, капитан, что не стала бы думать о вас хуже, поддайся вы такой слабости, как дружба.