Так ты что, типа блатной?
Типа, да. Можно так сказать. Немного блатной, уныло сказал Димка.
А это правильно, ты считаешь, чужое место занимать? Мне тоже отец помогал устроиться сюда. Потому, что из-за блатных, таланту самому не пробиться! я снова возненавидел Димку.
Ну, это вопрос философский. А ты, типа, принципиальный?
Типа, да, принципиальный, я смотрел ему прямо в глаза.
Уважаю, а я, наверное, слабый, Димка поник, плечи опустились, когда на меня жмут, отступаю. Знаешь, учиться, всё равно где-то надо. А я, ничего другого не умею. Я ведь, даже школу не закончил.
Как не закончил? Почему?
Сказали, лодырь. А отец думает, что я тупой от природы, уныло продолжал Димка, упрекает всё время, маму ругает, что разбаловала. Говорит, это наследственность от неё.
Так ты, правда, школу не закончил? Как же тебя в училище приняли? Разве так можно?
Надавили. Сказали, что у меня, якобы, талант к рисованию.
Значит, ты всё-таки рисуешь? Дай посмотреть.
Мне было любопытно увидеть весь цинизм коррумпированной власти. Главное было себя не выдать, иначе он закроется, и я ничего не узнаю. Но, вскоре понял, что он играет со мной. Свои рисунки даже показывать не хотел, якобы стеснялся. Говорил, что смотреть не на что. А когда показал, у меня в душе всё похолодело. Его работы, были лучше моих. Но я вида не подал. Наверное, он ждал, что я тут же в осадок выпаду, хотел посмеяться. Понял я тебя! Ну, блин, актёр, глаза какие честные. Восторг изображал, нахваливал, в друзья лезет. Я тебя насквозь вижу! Ладно, как гласит китайская мудрость «держи друзей к себе близко, а врагов ещё ближе». Так что, будем дружить.
Ну что, очень неплохие работы у тебя. Подучишься, и пойдёт, подумав, я добавил, мне кажется, они лучше моих.
Он недоверчиво смотрел мне в глаза, а я подумал, ну, что, съел? Я унизиться не боюсь! Так мы стали «друзьями».
Глава-4 Вино и картошка
Уже через час мы были в поле. Девчонки рылись в грязи, подбирая картошку, оставшуюся от картофелеуборочного комбайна, и складывали в вёдра, а парни эти вёдра таскали к трактору. А после обеда меня с Димкой перебросили грузить картошку в новенький грузовик, с длиннющим прицепом. Сказали, что влезет двенадцать с половиной тонн картошки, и нам это надо загрузить. Крутились ещё какие-то люди, помогали, а бригадир погонял, чтобы закончили до темноты. Шофёр грузовика сидел тут же, наблюдал процесс. Мужчина в годах, солидный, убелённый сединой. Рядом с ним стоял ящик с каким-то дешёвым пойлом, которое предлагалось всем желающим участникам погрузки. Это было несколько необычно, и настораживало. Вино и водка, в рацион прибывших на уборку картошки студенческих отрядов, не входили. За это даже наказывали. А тут, пожалуйста. С погрузкой управились быстрее, чем ожидалось. К концу, все вокруг едва ноги волочили, кто от усталости, а кто от пьянства. Бригадир едва стоял на ногах. Меньше других был пьян шофёр, он хоть и пил, но тяжести не таскал. Наоборот, у него развязался язык, и он искал собеседника.
Труд, это счастье, труд, это радость, сказал Димка, плюхнувшись рядом с шофёром. Похоже, он тоже дозрел, наконец, до того, чтобы отведать пойла, которым всех потчевал шофёр.
Правильно говорите, молодой человек, отозвался шофёр, труд, это счастье! Только, от него растёт горб, и выпадают зубы.
За двенадцать тонн картошки, одного ящика портвейна, мало! заявил подошедший бригадир и тут же упал, и сразу вырубился.
Умаялся человек, сочувственно сказал шофёр, работает тяжело. Не переживай товарищ, будет тебе ещё ящик портвейна.
Димка остался выяснять, почему за погрузку дают вино, а я пошёл домой. Меня ждала Роза, сегодня она принадлежала мне.
Слава труженицам полей! девчонки-дуры, в мою сторону даже не посмотрели, делали вид, что меня нет.
А я и не навязывался. Пока пили чай, я всё думал, как подкатиться, как начать контакт, если не реагируют даже на мои шутки. Эх, надо было бутылку того пойла прихватить. Как же это я не подумал.
На улице уже полностью стемнело. Единственная лампочка под потолком тускло мерцала, даже книжку не почитаешь. Была ещё свеча. Попытался читать, но никого настроения не было. Девчонки затихли, я тоже лёг и сразу вырубился. Но вскоре проснулся. С Розой надо было что-то решать, а то Димка завтра засмеёт. Выпуклая попка не оставляла в покое. Подумал, какая ей разница, чем я хуже Димки и решил поговорить с ней прямо сейчас. Я тихонько залез на печку и лёг рядом. Роза спала лёжа на животе. Она не возражала, только буркнула, что хочет спать. Я хотел объясниться и стал шептать ей в ухо, Роза, Роза. Она молчала. Тогда я погладил её по спине и положил руку на ту самую выпуклую попку.
Дима? она повернулась ко мне, прислушивалась, вероятно, со сна, кто здесь? Дима это ты?
Да, это я, Дима, не пугайся.
Отвали, урод! она взвизгнула и стала толкаться локтями и коленями, я буду кричать! Уйди урод!
Успокойся, Роза, успокойся, я ничего тебе не сделаю, шептал я, но она продолжала толкаться.
Я отодвинулся и сел, чтобы она перестала визжать. В этот момент она сильно ударила меня ногой, вязаным носком, прямо в лицо. Носок был грязным, она ходила в нём по избе, вместо тапочек. Я не удержался и слетел с печки, больно ударившись при этом скулой о скамейку. Хорошо, что зубы не выбил.
Только подойди, урод! шипела она сверху.
Кому ты нужна, дура набитая! почему «урод», почему она меня уродом зовёт? Я даже очки не ношу. Чем Димка лучше меня?
Усталость, наконец, сделала своё дело, и я заснул тяжёлым сном. Утром Светка растолкала к завтраку. Девчонки уже успели сварить на керосинке кашу из концентрата. Вспомнив ночное происшествие, я невольно избегал их взглядов. А Светка, как нарочно, крутилась перед носом и лезла в глаза. Мне казалось, что она заигрывает, что немало удивило. Было не похоже, чтобы она издевалась. Но как только Светка вышла, и мы с Розой остались одни, она вдруг сказала:
Вот что Дима, если я узнаю, что ты сплетничаешь, я скажу, что ты хотел меня изнасиловать. Вылетишь из училища! Понял?
Ты не права, я только хотел.
Я знаю, что ты хотел. Заткнись, понял? её чёрные глаза сверкали злобой.
Я понял, что меня разыграли. Они сговорились, чтобы подставить меня. Когда только успели. И не сделаешь ничего.
Привет ребята, в дом ввалился Димка, каша ещё осталась? Жрать хочу! Со вчерашнего дня ничего во рту не было.
Жрите, пожалуйста! вместе с Димкой вернулась Светка, и отдала ему свою кашу. Она снова нагло стрельнула глазами в мою сторону.
А откуда это у тебя такой фингал под глазом? Вчера вроде не было, ляпнул Димка продолжая жрать свою кашу.
Какой ещё фингал? внутри меня всё сжалось. Вспомнил, как налетел ночью на скамейку, когда Роза, дрянь такая, меня с печки столкнула. Подскочив к облезлому хозяйскому зеркалу, что висело на двери, я увидел на щеке под глазом, здоровый синяк. Вот оно, доказательство «изнасилования». Не спрячешь, все будут спрашивать. Сейчас Роза всё ему расскажет. Исподтишка я посмотрел на девчонок, они делала вид, что не слышат. Может, Димка уже знает. Наверное, смеются надо мной, когда отвернусь. Развели, как лоха.
Чего застыл? Заканчивай с кашей, Димка жрал, как ни в чём ни бывало, опоздаем. Нам вдвоём снова на погрузку, утром придёт другой такой же грузовик. Председатель колхоза мне лично сказал. Приезжал вчера, а бригадир, в стельку.
Мы топали по грязи пару километров, а когда пришли, никакого грузовика ещё не было. И вообще никого не было.
Ну, как там, с Розой разобрался? от скуки спросил Димка.
Ай, знаешь, я посмотрел. Потаскушка она обыкновенная. Пропал интерес.
Ну, ты даёшь, вчера был влюблён, а сегодня она, значит, потаскушка? Быстро ты. С чего это?
Ну сказал же, чего спрашиваешь? Тебе нравиться? Балуйтесь, мне наплевать, не мог же я сам рассказывать ему, как она меня грязным носком, в лицо!
Я бы на твоём месте к Светке присмотрелся, мне кажется, она на тебя как на буфет прёт, а ты не замечаешь. И совсем она не плоская. Хорошая девчонка.
Да ладно, что же ты сам на неё не полез, засранец, подумал я про себя. Сочувствует сволочь. Себе Розу, а мне эту мымру, ну, и где грузовик? я хотел сменить тему.
А с грузовиком, тут интересно, Димка хитро улыбался, картошку-то, воруют.
Глава-5 В логове друга
Димка стал приглашать меня в гости, домой к нему. Мы пили чай и болтали об искусстве. Я делал вид, что меня ничего, кроме этого не интересует, что не понимаю, что позвал он меня хвастаться шикарной квартирой родителей. Он ловил мои взгляды, ожидая, что я скажу. Наверное, знает, как я с мамой живу в старом деревянном доме, который остался от маминых родителей, и что мне теперь в училище нужно ехать с пересадкой. А ему вон, сел в троллейбус, 20 минут, и уже в училище.
Вся стена в коридоре Димкиной квартиры, от пола до потолка была заставлена книгами. В основном художественная литература, целые собрания сочинений. Были книжки и на иностранном.
Кем работает твой отец?
Он, заместитель министра энергетики. А почему ты спрашиваешь? Димка делал вид, что не понимает.
Да вот, вижу книг много. Даже иностранные есть. Думал, он какой-нибудь дипломат. Раз тебе игрушки дорогие, из-за границы привозили.
Да какой дипломат, какие ещё игрушки? Это мать книги собирает, теперь так модно.
Ну как же, а пианино.
А, ты об этом. Я же тебе говорил, это не родители привезли. Другие люди совсем, дальние родственники.
Ну да, ну да. А, иностранные книжки, зачем?
Это не иностранные, это польские. Тоже мать собирала. Она же польскую школу закончила. Вот польские книжки и читает.
У тебя мать, полька? Вы за границей жили?
Да не полька она! Мама из Белоруссии. Там, польские школы были. Вот её родители туда и отдали.
Ты, тоже польский знаешь? сейчас начнёт хвастаться, подумал я. Вот, мол, я какой.
Да нет, меня не учили. Я, к языкам тупой. Ничего в голову не идёт.
Ну, а книжки то эти, те, что по-русски, ты читал, или они так стоят?
Читал, конечно читал, почти всё читал.
Всё? Тут же до хрена, ну вот, я так и знал, не может не хвастаться, ты читал полное собрание сочинений Куприна? И Тургенева? Да ладно, Мопассана, я ещё поверю.
Да, и Мопассана, и Золя, и Хемингуэя, и Джека Лондона, и Ремарка, почти всё. Это классные книги, я оторваться не мог, Димка явно был задет, намёком на то, что он может быть вруном, почти всё читал, кроме польских книг. Но Сенкевича я читал по-русски. А вот, видишь, написано Lalka, это по-польски значит Кукла. Был такой польский писатель Болеслав Прус, мама его любит, я не очень.
Ты же говорил, что польского не знаешь?
Да всё можно по-русски прочитать.
Да? И что же тебе больше всего понравилось?
Больше всего? Много чего понравилось. А, вот, Сто лет одиночества, Маркеса. Не читал? Только книги этой здесь нет, её приносили, а потом забрали.
Нет, не читал, не слышал даже, задавить хочет, интеллектом, подумал я, Маркес? Итальянец какой-то, что ли?
Колумбийский писатель. Очень классная книга. Случайно в руки попалась, а я оторваться не мог.
Не слышал, наверное, говно какое-нибудь, подумал я себе. Какие там писатели, в Колумбии. Специально узнаю про это, чтобы тебя, на чистую воду вывести.
Попадётся, прочитай, советую.
Ладно, почитаю, знает, наверное, что книжку найти не смогу. Да и где её искать. Колумбийский писатель! Наверное, думает, что я дурак наивный. Вот и распускает хвост, подожди, сейчас название запишу. Как говоришь, «Сто лет одиночества»?
Да запомнишь, что там записывать.
Нет, зачем же, я запишу, раз ты рекомендуешь, не хочет, чтобы записывал, как говоришь, писателя звали?
Маркес, Габриэль Гарсиа Маркес, нобелевский лауреат по литературе.
Нобелевский лауреат? Что же ты сразу не сказал. Теперь вспомнил, конечно, знаю, просто забыл, теперь он точно будет считать меня дураком.
Думать ни о чём не мог. Это всё из-за квартиры. Да хрен с ней, с квартирой, это из-за его комнаты. Когда я увидел эту комнату, во мне всё перевернулось. У меня тоже есть своя комната. Между кроватью и шкафом стол едва втиснулся. Окно маленькое, тёмное, а мне ведь рисовать нужно. Я вечером цветов не вижу, красок не чувствую. Вещи положить негде. А у этого, хоромы настоящие. Кровати нет, тахта. Говорит, что днём он на ней всё раскладывает, а вечером убирает. Или когда девчонок приводит. Мне мать девчонок приводить не разрешает. Говорит, рано. Говорит, девчонки хорошему не научат. А этому, пожалуйста, води себе, сколько хочешь. Ещё и дверь на крючок запирается. Говорит, чтобы родители не вскакивали.
У тебя что, девчонки на ночь остаются?
Да нет, ты что, родители не разрешают. Только до одиннадцати можно, а потом стучат в дверь: «девочке пора домой».
Рассказывает, а у самого глаза блестят. Намекает, мол, я и так успеваю
Вообще, девчонки редко приходят, продолжал хвастаться Димка, с ними скучно. Танцы им подавай, а я не умею. Развлекаться хотят, капризничают. Ну их.
Стола у него в комнате не было. Вместо этого на стене висела забавная штука, Димка называл её «секретер». Говорил, буржуи выдумали. Полки такие, а нижняя закрыта крышкой. Крышку откинешь, и на тебе, стол. Большой, больше моего. И закрывается на ключ. Вот бы не такой, я бы не отказался. Закрыл бы там всё, чтобы мама не лазила. Повадилась, мой дневник читать. Будто я там что-то особенное пишу. Ничего там нет, что я дурак, свои мысли на бумагу записывать. Я мудрость собираю. Идеи, высказывания, шутки, анекдоты. Поэтому, всегда могу в нужное время нужное слово вставить. Поэтому, преподаватели и говорят, что я остроумный. Но, секретер это ладно, а собственная студия, меня убила.
Тут же, часть его комнаты была отгорожена перегородкой от пола до потолка. И та часть, что ближе к огромному окну, стала настоящей студией. Это не важно, что там всего 4 квадратных метра. Ну и что, мольберт-то, смог поставить. Полки тут есть, краски разложить можно, кисти, холсты. Светло и воздух свежий. То, что нужно. А у меня, плюнуть негде. Может, комната и не намного меньше, но ведь темно, окно маленькое. А за стеной, кухня воняет.
Я, конечно, вида не подал, но в душе кошки скребли. Опять одним всё, другим ничего. А он всё про книжки, да про книжки. Зачем книжки в доме держать, совсем не обязательно. Пыль лишняя, да и денег стоят. Можно же в библиотеку сходить. Видно, денег некуда девать.
Ну, ладно, спасибо за чай. Пойду я, завтра в училище увидимся.
Не успел выйти, а тут Димкина мать пришла.
Здравствуй Дима, говорит, я так рада, что ты с нашим. А то у него друзей совсем нет. Теперь вот, тёзки, будете дружить. Дима много про тебя рассказывал. Говорит, ты в группе самый лучший.
Умереть за друга не трудно. Трудно найти друга, за которого стоило бы умереть, вспомнил я запись в своём дневнике, за которым охотилась мама.
Вот, вот! Димка так и сказал, что ты очень эрудированный и талантливый. Говорил, что мог бы стать писателем, или журналистом, фельетонистом. Говорит, юмор у тебя утончённый, а ты ещё и художник талантливый.
Димкина мать нахваливала меня, а я думал, что ему от меня надо, что это они меня так окучивают. Слушать, конечно, приятно, когда тебе льстят. Только ведь такие люди искренними не бывают,
Ты заходи, не стесняйся. Мы всегда будем рады тебе, правда Дима? продолжала распинаться Димкина мамаша.
Да, конечно! подхватил Димка, заходи, в любое время.
Французский философ 18 века Дени Дидро сказал: «Искренность мать правды и вывеска честного человека». Спасибо вам на добром слове! мой дневник снова меня выручил. Плохо было то, что заучить всё, что там записано, и быстро вспомнить нужную цитату, никак не удавалось. Но, всё же я вёл его не зря.
О-о, восхитилась Димкина мамаша, я вижу Вы ещё и философ.
Это Дидро.
Не скромничайте, Дмитрий, то, что Вы такие вещи подмечаете, говорит о многом. Вы, наверное, много читаете?