Много лет спустя, став предателем и выдавая агентуру ПГУ, он всякий раз с удовольствием думал о том, что в очередной раз свершил чью-то судьбу по собственному усмотрению. Его внутренний голос, или, может быть, чей-то чужой голос, живший у него внутри, говорил всякий раз низким и приятным баритоном: «Молодец, Олежа! Так их, эту погань, этих чистеньких уродов! Молодчина!» Это была неподражаемая музыка обожания себя, любимого. Голос напевал ему самую главную в его жизни мысль: он выше всех этих уродов.
Когда Голубину приходило в голову, что однажды придется сматывать удочки из Союза и превращаться в скучного американского пенсионера, ему становилось тошно. Жизнь без адреналина была неинтересна. Единственное, что еще оставалось за пределами профессии из этой статьи, это девочки. Они волновали его, заставляли чувствовать себя молодым и агрессивным. «Девочки, девочки. Как хорошо, что вы не кончаетесь. Как хорошо, что вы не за морду любите, а за дышло. Если бы не дышло, я с моей мордой недалеко бы ускакал»
И вот что, Стенли. Не вздумай сокращать мне ежемесячное содержание. Как ты можешь догадываться, в биографии каждого источника бывают спады и подъемы. И это не значит, что его за это следует хлестать долларом по ягодицам. Подожди немного, я принесу тебе в зубах агента наших технарей. Они присосались к вашему аэрокосмическому агентству и таскают оттуда кучи материалов. О'кей?
О'кей, Олег.
Ну вот, будь умницей, а я пошел. Меня ждет советский резидент в его вашингтонском логове.
Глава 8.
Америка превыше всего
Наконец-то он ухватил главную нить. И что же? Нет ничего нового, что уже не случалось в истории. Эврика! Конечно, тайные общества. Конечно, конечно. Демократическое поле и задумано как сцена для заговорщиков. Оно таким родилось на свет. Вспомни, Збигнев, вспомни, дурашка, кто управлял подготовкой Парижской коммуны. Французские масоны, спрятавшиеся за фасад многочисленных общественных клубов. А какой эффективной была их организация! В нужный момент они смогли направить волю масс на физическую расправу с королевской знатью. Вот! Искусство управления обществом только притворяется развивающимся. Ни черта оно не развивается. Общество всегда будет управляться по одним и тем же законам. По тем самым, по которым яблоко падает не вверх, а вниз, и хочется писать после пинты пива, а не до нее. В обществе всегда будет существовать организационный центр, состоящий из наиболее влиятельных, а значит, богатых людей, и стада баранов, рыщущих в поисках свежей травки. Пора взглянуть на эти вещи открыто и перестать играть в демократический балаган, называющийся американской системой. То есть, балаган этот на потеху публики, конечно, продолжать надо. Но также очевидно, что основным игрокам надо договариваться о разделении власти за пределами выборной системы. Это и будет гарантировать стабильность в обществе, и усиливать роль Америки в мире. Масонство? Да назовите как угодно. Главное это самый эффективный способ управления американской державой, а в будущем и американской империей. Почему? Потому что нет ничего страшнее для имперской политики, чем два противоборствующих лагеря на самом верху власти. Это младенческое состояние государства, которое оно должно преодолевать по мере наращивания своих мускулов. Руководить США должна элита, а не демос.
Ситуацию подогрел в 1971 году невообразимый скандал, разгоревшийся вокруг причин Вьетнамской войны. Какой-то малоизвестный подонок из Пентагона по имени Даниэль Эллсберг стибрил секретные материалы по всему периоду подготовки операции, включая провокацию в Тонкинском заливе, и передал ее в «Нью-Йорк Таймс». После долгих колебаний эта газета начала публикации, произведшие эффект разорвавшейся бомбы. Оказалось, что вся эта военная операция замышлялась в Пентагоне и Белом доме задолго до инцидента в заливе и была наглядным образчиком спланированной агрессии, в результате которой сложили головы десятки тысяч молодых американцев. Либеральная пресса, интеллигенция, студенческая молодежь, интеллектуалы развернули небывалое улюлюкание в адрес администрации и вообще всей американской системы ценностей, которая в их глазах оказалась подложной. Началось бурное брожение, способное произвести на свет новую либеральную политическую элиту, далекую от имперских целей.
Збигнев с обеспокоенностью следил за происходящим и вскоре понял, что необходимо срочно действовать. Он вступил в контакт с председателем Торговой Палаты США Льюисом Пауэллом, одним из наиболее влиятельных людей в деловом мире страны.
Вскоре увидела свет и получила широкое хождение подписанная Пауэллом, но составленная Збигневым памятная записка по текущему положению. В записке говорилось, что для Америки настал решительный час противостояния реальной опасности самого ее существования. Основа основ американского образа жизни свобода подвергается оголтелым наскокам со стороны либералов, коммунистов, левых профессоров и других революционеров всех мастей. Их главная цель разрушить существующий порядок. За этой опасностью стоят интеллектуалы, профессора университетов, студенты, газетчики, люди искусства и даже некоторые бизнесмены и политики.
Эта записка, словно сошедшая с ума флейточка, втерлась в дружный хор либералов и стала вызывать в нем дисгармонию. О чем вы там блеете? Неужели Вы не понимаете главных целей истории? Нужно совсем другое объединение общества. Не вокруг ваших дурацких ценностей, а вокруг идеи власти над миром.
В записке прямо говорилось о необходимости установления контроля над общественным мнением со стороны деловых кругов и распространения их контроля на все сферы общественной жизни. Деловой мир призывался к преодолению угрозы со стороны левых. В этих целях предлагалось использовать новейшие технологии по управлению обществом. Основать широкую сеть организаций, направить их работу на плановую основу и не жалеть денег на их финансирование. Используя политическую власть, объединить усилия всех консервативных сил в стране и подчинить их единой задаче. Предлагалось разработать идеологическую программу с привлечением ученых, и на ее основе массированно выпускать литературу, газеты, листовки, подчиняя эту работу долгосрочному плану. Главный упор сделать на промывание мозгов студенчеству как наиболее агрессивной либеральной силе. Выдвигалось требование установить постоянный контроль над телевизионными программами и периодикой. Отдельно выдвигалось требование подчинить контролю систему правосудия, с тем, чтобы она была беспощадной к красной заразе.
Это было открытое объявление войны либералам, которые распоясались на волне критики Вьетнамской войны.
Правящие круги страны с восторгом приняли инициативу Пауэлла, увидев в ней реальную возможность потушить разгоравшуюся либеральную революцию. Были созданы тайные и явные программы «американизации Америки», стали поступать гигантские пожертвования и машина, обильно смазанная долларами, ходко закрутилась во второй раз после Второй мировой войны. Только в отличие от времен маккартизма, вместо «охоты на ведьм» на сей раз населению всеми средствами промывали мозги, и это довольно быстро стало приносить плоды. Уже к приходу в Белый дом Джимми Картера Збигнев успокоился. Дело шло хорошо, и рядовой американец с убежденностью пятилетнего дебила полагал, что на свете не существует ничего лучшего, чем он сам и Соединенные Штаты Америки.
Однако имперские планы не могли ограничиваться территорией США. Сформировавшаяся в сплоченный масонский улей американская элита испытывала потребность в единомышленниках за рубежом, в первую очередь в Западной Европе, и Збигнев вплотную занялся этой проблемой.
Ситуация способствовала продвижению его планов. Он познакомился с Джимми Картером арахисовым фермером и протестантом с блаженным взглядом на мир. Миротворец и прекраснодушный провинциал, Джимми был открыт для речей Жабиньского. Он подпадал под их темпераментное изложение и полностью с ними соглашался. Наконец Збигнев достиг того, чего хотел. С согласия Джимми, он начал подготовку к созданию международного масонского общества, которое было названо Трехсторонней комиссией. Она включала в себя американских, японских и западноевропейских лидеров для решения экономических проблем. Что за комиссия, почему? Мало, что ли, других комиссий? Ответа Збигнев давать не хотел. Чем больше объясняешь тем больше подозревают. Комиссия простая по решению судеб мира. Чего здесь непонятного? Если же кто не понимает пусть смотрит футбол и пьет пиво.
Но работа комиссии не задалась. Эти социалисты в Западной Европе слишком сильно раскатали свою идеологию по обществу после Второй мировой войны. Там нашлись политики, которые поверили, что демократический процесс как бы даже идеален. Попытки уйти в келейность в рамках Трехсторонней комиссии натолкнулись на сопротивление западных немцев. Молодая немецкая демократия явно какала в пеленки, не понимая, что подрубает ветку, которая в дальнейшем могла бы превратиться в удобный сук, на котором можно комфортабельно сидеть.
Жабиньский понял, что с европейцами каши не сваришь. Они уже никогда не придут в себя после нашествия Гитлера и оглядываются на каждый чих. Европа не поможет Америке в империальном освоении планеты. Она лжива, труслива и недалека в понимании исторических перспектив. США остаются одни в своем историческом вызове. Разве что Великобритания будет с ней до конца. Англичане наглые и коварные псы станут хорошим подспорьем в предстоящей работе. Конечно, пусть продолжает свое существование Атлантический альянс, пусть льются бесконечные речи о единстве НАТО, но американская элита должна хорошо усвоить, что она одна-единственная на белом свете, кому предстоит взять на себя суровую ответственность за судьбы белой цивилизации.
Глава 9. 1972 год.
Прорыв
«Волчонок, настоящий волчонок», думал начальник нелегального управления ПГУ Вадим Кирсаченко, глядя на полковника Голубина, который в составе руководства своего управления отчитывался на Директорате по делам внешней контрразведки. Кирсаченко был одним из самых опытных и удачливых советских разведчиков. Он обладал способностью быстро проникать во внутреннюю суть людей, порой с первого взгляда понять мотивы человеческих поступков.
Голубина он немного знал по прежним делам и симпатии к нему не испытывал. Когда настала очередь этого молодого работника зачитать краткую справку о состоянии дел на курируемом участке, и тот произнес первую фразу, беспокойное и неприятное чувство появилось в душе генерала. Он вслушивался в сипловатый и одновременно резкий голос Голубина, ловил мельчайшие нюансы интонаций, смотрел на его позу, на почти не двигающийся по бумаге взгляд и понимал, что этого человека не покидает внутреннее напряжение. Напряжение волчонка, попавшего во вражеский стан. Всегда пренебрежительный перекос его рта сейчас был усилен нервным спазмом, полуприкрытые глаза поблескивали внутренней злой силой.
«И что это он запросился во внешнюю контрразведку, ведь всегда работал в политическом отделе? Или смекнул, что в этом новом деле можно быстрей вырасти? Но ведь он же ни черта не знает про эту работу. Почему его Крючков послушал? Из-за этой его легендарной вербовки? Но она к нему как подарок с неба упала. Другой работник сотни контактов переберет, прежде чем подобного человека отыщет. А этот не успел приехать бах прямо на тротуар пред ним упал с неба секретоноситель. Давно ли мы в чудеса научились верить? Или Владимиру Алексадровичу так невтерпеж было рапортовать, что он и проверки порядочной Шейлока не затребовал? Мол, чего проверять, если тот сверхсекретную информацию дает».
Кирсаченко был в курсе разработки «Шейлока» в силу того, что в одно время руководство ПГУ изучало возможность передачи этого агента на связь нелегалу. Тогда он подробно ознакомился с его делом и категорически отказался рисковать своим человеком. Разработка «Шейлока» Голубиным была настолько похожа на рождественскую сказку, что весь жизненный и оперативный опыт Кирсаченко запротестовал против ее достоверности. Преуспевающий и удачливый американский ученый, по счастливой случайности завязавший знакомство с советским стажером на выставке, оказался тайным коммунистом и таким пылким сторонником СССР, что ему ничего не стоило вступить на путь сотрудничества, хотя в Америке еще вовсю свирепствовал маккартизм и это дело грозило электрическим стулом.
В тот период Кирсаченко принимал Голубина во время его приезда в отпуск, чтобы послушать личные впечатления сотрудника. Состоявшийся разговор еще больше укрепил подозрения, и он доложил о них бывшему начальнику ПГУ Сахаровскому. Однако его мнение осталось без внимания. «Шейлок» уже поставлял ценную информацию, и оборонка не имела к ней никаких претензий.
Теперь, два года спустя, послушав выступление Голубина, Кирсаченко решил поговорить с Крючковым, который всегда внимательно прислушивался к его мнению. Разговор состоялся в тот же день, когда они прогуливались после обеда по лесопарковой зоне ПГУ.
Крючков внимательно выслушал Кирсаченко и потом с неожиданным раздражением сказал:
Вот попробуй осознать, Вадим Алексеевич, что мы с тобой делаем. Приехал из Штатов молодой, удачливый работник, как никто другой заслуживший выдвижения. Информация его агента по ракетному топливу идет «на ура». Таких источников у нас единицы. Помимо этого, он хорошо отработал с ценным агентом, которого ему передали на связь. Профессионально отработал. За это и повышен. Да, он не очень симпатичен, этот Голубин, согласен с тобой. Мне он тоже не нравится. Правильно ты говоришь: волчонок. Но разве он виноват, что физиономия у него тянет на отрицательного киногероя? И из-за этого мы с тобой будем тормозить его служебный рост? Да ты в своем уме? А какие у тебя еще против него доводы? Никаких! Так вот, больше разговора этого не заводи. Будут аргументы добро пожаловать, приходи, поговорим. А как сегодня не думай даже
Крючков кривил душой. Он сам подозревал, что не все так просто с этим работником. И не все данные «Шейлока» шли «на ура». Зачастую от ученых поступали уточняющие вопросы, а иногда и недоумевающие оценки. Однако в целом они охотно брали документацию и, как было известно начальнику ПГУ, использовали ее в своих разработках. Крючков почти ежемесячно докладывал Андропову о реализации секретных сведений от «Шейлока» и последовал предложению Юрия Владимировича «выдвигать таких, как Голубин», несмотря на его «зеленый возраст». Все это привело к тому, что он сам оказался в зависимости от дела «Шейлока». Поэтому начальник ПГУ занял объективистскую позицию, хотя знал, что в разведке интуиция очень часто идет впереди информации. Единственное, что он сделал, это не стал сразу назначать Голубина на еще более высокий пост, хотя такая возможность была. Надо было посмотреть на него в условиях Центра.