Серёжу Как ты фамильярно к Сергею Александровичу! пожурила ее Варя.
А мне можно, мы почти земляки, ответила Елизавета и продолжила, Так вот в Москве, я видела его тоже на концерте, он читал свои стихи. Девочки-и-и, это невероятно! Он читал так так Я даже не знаю, как это описать. Его слова были такими простыми, отрывистыми, не нараспев, как у других. Ну, знаете же, как модно сейчас стало стихи читать. Он читал так легко и понятно, что дух захватывало! Да еще со своей улыбочкой жуть! Он смотрел в зал на слушателей и словно обращался к каждому отдельно. И ко мне тоже. Вот тогда я почувствовала, как Серёжа, читая свои стихи, полностью проникает в твою душу. И сейчас, вспоминая ту встречу, я понимаю, что никто не читал свои стихи так хорошо, как Есенин. Это была сама жизнь. И он словно чувствовал свой магический дар, которым он обладает замечтавшись, уставилась в потолок Лиза.
Да ты, Лизка, прям как настоящий писатель его описала, удивилась Вика.
Видимо, он и правда запал тебе в душу, произнесла Варя задумчиво.
Это любовь! выпалила Лиза.
Собравшись, приведя себя, наконец, в полный порядок, девушки отправились в университет заранее, чтобы успеть занять места поближе к сцене. Проходя через небольшой скверик, что находился подле здания, где должен был состояться концерт, девушки неожиданно заметили мужчину, очень похожего на Маяковского, фотографические карточки которого, были, наверное, у каждой студентки. Они замедлили шаг, и уставились на мужчину, гадая, он это или нет. Тем временем незнакомец склонился к цветам на клумбе, источавшим удивительный аромат, и вдохнул чарующий запах полной грудью.
Это живой Маяковский! воскликнула Вика, оторопев.
Девушки, как под гипнозом, подошли к нему, глядя на поэта восхищенными глазами. Тут же и остальные студенты, узнав своего кумира, окружили Маяковского, завалив его вопросами и приветствиями. Он отпрянул, и недоуменно оглядел веселую гурьбу.
А вы кто такие и что здесь делаете? наконец спросил поэт.
Мы пришли послушать Владимира Владимировича Маяковского! радостно выкрикнул самый высокий студент.
Маяковский, ожидая увидеть на концерте в университете ажурных юных созданий со взором горящим, был поражен, увидев перед собой вполне взрослых мужчин и женщин. Но то была лишь видимость за серьезной внешностью скрывались те же восторженные дети.
Тогда будем знакомы, поэт расслабился и пожал руку высокому студенту.
Все ахнули, пораженные простотой манер знаменитого поэта, и тоже потянули руки «сам Маяковский, сам Маяковский»!
Непринужденный разговор продолжился. Владимир Владимирович был очень интересным собеседником, да и студенты его заинтересовали, и постепенно, поэт повернул дело так, что уже он спрашивал, а студенты чуть не хором отвечали. Галдеж стоял страшный, как будто на проезжей части случилось какое происшествие. Даже стали собираться посторонние зеваки.
Но тут в сквере показался Есенин, все опять замерли. Светило солнце, а Сергей Александрович, отчего-то был в пальто и укутанным в красный шарф. Маяковский воспользовался моментом, и выскользнул из круга почитателей.
Занимайте места! крикнул он студентам, обернувшись, а сам устремился к своему собрату по перу.
И поэты поспешно скрылись в глубине здания. Девушки, еще какое-то время постояв с открытыми ртами, тоже помчались в зал.
Литературный вечер начался! В зале было много гостей, преподавателей и студентов. Вначале прошла официальная часть, в которой свой доклад нудно прочитал ректор, рассказав о новых завоеваниях Октября в области просвещения, а потом выступили свои, университетские, поэты, в тон ректору славящие героев революции. Но главные гости все не выходили.
И студенты стали роптать. Сначала тихо, а потом все громче и громче. Ректор позвонил в колокольчик и потребовал тишины, а не то
Но тут на сцену вышли Маяковский и Есенин. Зал вскочил и взорвался овациями!
Сергей Александрович поднял руки, призывая всех успокоиться, и, взявшись за горло одной рукой, мол, ему трудно говорить, другой указал на Маяковского.
Владимир Владимирович усмехнулся и громко произнес:
Сережка болен! Буду говорить я!
Как он прекрасен прошептала Лиза, непонятно о ком.
Слушай Маяковского, когда ещё будет такая возможность, ответила ей Варенька, зная предмет воздыханий подруги.
Ах, девочки, я люблю их обоих, но Есенина больше, поэтому не могу ему изменить, закатила глаза Елизавета.
Заканчивай витать в облаках, лучше окультуривайся, шепотом произнесла Вика.
Поэма! рявкнул Маяковский, и начал читать.
Зал дрожал от мощного голоса трибуна.
Идем! Идем, идем! Идее-е-е-е-е-м!
Он произносил слова так, будто бил молотом по наковальне.
Я не очень люблю про революцию. Мне по душе о любви проговорила, перекрикивая шум, Лиза.
Тише ты! Не мешай другим, зашипела Варя, и Лиза опустила глаза, не смея более перебивать великого поэта.
Бей, барабан! продолжил громовым басом Маяковский, Барабан, бей!
Читая стихи, Маяковский сопровождал каждую строку резкими жестами. Его голос то взлетал до небес, то опускался до проникновенного разговора с каждым. Зал, проникшись ритмом времени, затаил дыхание. И, как только смолкли последние слова, опять разразился аплодисментами. Все словно с цепи сорвались, студенты, уже не обращая внимания на ректора, выкрикивали лозунги вперемешку с «бис» и «браво» и, поскольку до поэта было не дотянуться, обнимали друг друга. Но тут опять резко зазвонил колокольчик, призывавший всех к спокойствию.
Когда в зале поутихло, вдруг поднялся Есенин и попросил слова. Преодолевая боль в горле, он откашлялся, и тихо произнес несколько фраз в качестве вступления. Почти никто его не расслышал. Кто-то крикнул: «не слышно! И даже: «не видно!». Есенину предложили подняться на кафедру, но он отказался. Тогда наиболее активные студенты выбежали на сцену и, подхватив его, поставили на стол.
Есенин, смущенно отряхнувшись, объявил, что будет читать «Пугачева». Он начал читать хрипло, но постепенно овладев голосом, увлекся и его стихи потекли, как полноводная река. Он не просто читал, а, как артист, играл, создавая живые образы своих героев. Удивительно легко, свободно он преображался то в Пугачева, то в атамана Кирпичникова, то в Хлопушу.
Когда он закончил, и остался стоять, обратив взор куда-то вдаль, зал пуще прежнего взорвался аплодисментами, словно всё это время лишь разогревался, готовясь к финальному фурору.
Поэмы двух поэтов были на удивление похожи, что подметил и сам Маяковский, не сводивший глаз с Есенина.
Это хорошо, похоже на меня! громко, во всеуслышание произнёс Владимир Владимирович.
Нисколько не похоже, моя поэма лучше! ответил Сергей Александрович.
В зале раздался смех.
Девушки под огромным впечатлением шли с концерта в общежитие, держась за руки.
Это настоящий праздник! воскликнула Варвара.
Тебе так понравилось? спросила Лиза.
Да, очень! Эти голоса, мимика, жесты, просто театр, мечтательно сказала она.
А вы заметили, что Есенин всё время что-то записывал на колене в свой блокнот? поинтересовалась Вика.
Наверняка хотел запечатлеть мой лик! дерзко предположила Елизавета.
Несомненно! не сдержав смеха, произнесла Вика.
Подружки захохотали.
Не успели они у себя в комнате переодеться, как в их дверь раздался стук. В коридоре слышались возгласы и шум.
Кого там ещё принесло? недовольно проворчала Лиза, открывая дверь.
Девчонки, айдате, там Есенин пришёл!
Что?! вскрикнула Лиза и вслед за ней ее подружки.
Есенина, говорю, в общежитие привели, повторил знакомый студент, Маяковский отказался из-за какой-то поездки, а Сергей Александрович согласился. Пошли быстрей, что время терять.
Девушки, как были, успев только распустить волосы, побежали на встречу с поэтом.
Прошу вас, только никому не говорите, что я здесь. Я не хочу видеть тех, кто мне неприятен, они гоняется за мной, как ищейки, просто сказал Есенин вместо приветствия, понимаете, мне досаждают всякого рода журналисты, просто беда. Никуда не скрыться.
Они собрались небольшой группой в одной из комнат общежития, и расположились, кто где на стульях, столах, кроватях. Есенину предоставили старое потрепанное, но единственное кресло в центре компании.
Девушки затаили дыхание вот он, рядом, живой, можно потрогать
А что им надо от вас, спросил тот самый смелый студент
Да ну их! Все пристают «над чем работаю?», «о чем пишу?». И еще постоянно просят рассказать об Америке. Предлагают написать мне об этом книгу, устал от них. Как будто у нас не о чем писать.
Ох, Сергей Александрович, расскажите обомлела от близости поэта Елизавета, пододвинув стул поближе к нему.
Что ж вы охаете, ахать нужно, ведь я живой, улыбнулся Есенин.
Вечер волшебно преобразился, все забыли, кто они, где
Сергей Александрович просто рассказывал о себе, о жизни, как он ее видит, о каких-то смешных случаях, а студентам казалось, что это античный бог спустился к ним с небес. Они внимали ему, затаив дыхание, даже не совсем понимая, о чем он говорит.
Они недооценивают мои труды, вздохнул Есенин.
Кто?! возмутилась Лиза, и даже привстала, готовая разорвать этих невежд.
Да газетчики, посмотрел на нее поэт, спрашивают, будут ли новые стихи отличаться от «Москвы кабацкой»? Представляете?! Они, вероятно, думают, что я ничего иного написать не могу.
Он невольно вернулся к теме неприятных ему людей, от которых он скрывался, где угодно, вот как сейчас.
А критики Невероятно «нужные» люди, покачал головой Есенин. Бывало ловлю их за руку и спрашиваю: что же вы так говорите обо мне, небось стихов не читали моих? Зачем же обманываете добрых людей? Читатель желает знать правду, а вы меня на грех толкаете.
Сергей Александрович грустно улыбнулся, и продолжил.
Литература дело серьезное, до дьявола требует потливого труда. Надо много, очень много работать, чтобы добиться результата. После вольного разговора, студенты попросили поэта почитать стихи. Есенин на удивление охотно согласился.
Его негромкий голос, покой во всем облике, почти полное отсутствие жестов всё в этом человеке говорило об истинном мастерстве и таланте.
Закончив читать очередной стих, неожиданно для всех, Есенин обратил внимание на книги, которые в беспорядке лежали на столе подле него. Здесь были навалены горы литературы и русская классика, и иностранная, собрание сочинений различных авторов, справочники, словари и бог знает, что еще. Эта разномастная «библиотека» заинтересовала поэта.
Сергей Александрович, мгновенно забывшись, стал перелистывать незнакомые ему книги и записывать в свою книжечку их названия. Какие-то книги он откладывал, но многие оказались ему знакомыми, о чем он тут же сообщал удивленной публике.
Перебирая книжки, он спросил, каких советских поэтов они вообще читают. Студенты вытащили из груды и показали ему несколько сборников его стихов. Он улыбнулся. Ему приятно было узнать, что они читают и его стихи. Он взял книжечку и с удовольствием её подписал.
В это время, не сговариваясь, самые активные студенты стали быстро накрывать стол, стоявший поодаль у окна. Они постелили скатерть и выложили на нее разнообразную снедь, привезенную или присланную им из дома. Парни из прикамья золотистых вяленых лещей, волжане осетровой икры, белорусы ароматную розовую ветчину, кавказцы вино и фрукты. За считанные минуты в скромном общежитии были выставлены шикарные угощения со всей страны.
Сергей Александрович улыбнулся, покачал головой, размотал шарф, который так и висел на нём всё это время, и взял рюмку. Чокнувшись со всеми и взмахнув рукой, он выпил ее одним махом. За столом все чувствовали себя удивительно свободно, говорили непринужденно, как будто они все были знакомы тысячу лет, хотя девушки не знали даже всех студентов в этой компании. Смеялись, болтали о всякой чепухе, а по просьбе Сергея Александровича местные таланты прочли свои стихи. Он внимательно слушал и улыбался.
А потом кто-то запел, и все дружно подхватили.
С особым воодушевлением спели песню «Ой, да ты, калинушка, ой, да ты, малинушка». Эта песня глубоко растрогала и взволновала Есенина. Он подошел к открытому окну, сел на подоконник и закурил.
Подперев подбородок рукой, Сергей Александрович, устремив свой взор куда-то вдаль, о чем-то задумался.
Парни притихли, боясь нарушить его раздумья, и, замерев, смотрели на него с восхищением, ну а девушки, естественно, с искренней любовью.
Сцена четвертая
Восхищаться уж я не умею
И пропасть не хотел бы в глуши,
Но, наверно, навеки имею
Нежность грустную русской души.
Сергей Есенин
Хорошо, а с васильками что сделаешь?
Хм Василёчки голубые вылезают на меже, где же вы поля родные, что цветут в моей душе.
Здорово!
Лихо-то как!
А-а-а вот с дитём?
Люли-люли, кроха спит, а над ним комар летит, щас как кусит малыша, больно щечка хороша!
Ого! Тебе бы стихи писать, Серёжка.
Да, складно у тебя всё так, как частушки прям, говорили о Есенине школьные друзья, что окружили его на переменке.
С первого дня, как одноклассники познакомились с Сергеем, тутча узнали, что он очень любит читать книжки. В школу он ходил обычно в белой длинной рубахе, а под ней или в руках у него почти всегда была какая-нибудь книга. Это последнее обстоятельство и выделяло его среди сверстников.
Семья Есениных жила рядом с церковью и с ранних лет Сережа слышал по праздникам колокольный звон. В Константинове их звали «монахи», поскольку дедушка Никита Осипович в юности хотел уйти в монастырь, да не ушел, и внука, как, впрочем, и все дедушкино потомство, деревенские звали Серега-монах.
Учился он хорошо, часто оставался после занятий в классе и сидел в углу с книжкой. Читал и в общежитии при школе, когда его товарищи во всю развлекались. Так, в один из учебных дней, Есенин подошёл к своему школьному другу и сказал:
Пойдём, Павлуша, в городскую библиотеку, там, я слышал, книжки новые привезли.
Школьная давно перестала его удовлетворять.
Нет, Серёж, мне ещё уроки делать, отмахнулся Павел.
Ничего, я тебе помогу после. Пойдём, составь мне компанию, пожалуйста, мягко, но настойчиво попросил Сережа.
Есенин взял друга за руку и потащил за собой. По дороге Павел поинтересовался, как это у Сергея так лихо получается складывать рифму.
Серёж, вот расскажи мне, как тебе это удаётся?
О чём ты? не понял он.
Как ты слова так складно слагаешь?
Ах, это Наверное Божий дар, не меньше, с хитрой улыбкой ответил Сергей. А вообще, я открою тебе тайну! Я специально выписываю слова из словаря Даля и использую их в стихах. Я же, Павлуша, ещё стихи пишу, а не просто рифмы слагаю! гордо произнёс юный поэт.
Правда?
Правда-правда! Мне очень нравятся старые необычные слова. Бывает, выпишу одно такое слово, и стишок напишу вокруг него. Там и смысл придам и старинный образ поддержу.
А ты свои стихи кому-нибудь уже показывал?
Конечно! Стихи я пишу с восьми лет. Мамке читал и учителю нашему, что в селе.
А они что? выспрашивал своего друга Павлик.
А что они? Мать говорит, чтоб я дурью не маялся, лучше бы работал, а то только книжки читать, да стихи писать горазд. А учитель В общем, он по настроению. Иной раз похвалит, а иной положит мой стишок в карман и носом в учебник ткнёт. Тяжело мне, Павлуша, никто не понимает с горечью произнёс Сергей.
А потом как расхохочется, да так, что все прохожие обернулись.
Когда они проходили через базар, оба неожиданно почувствовали страшный голод, им так захотелось есть, что в животах заурчало у обоих. А денег ни то что с собой, вообще никогда не было. Серёжа подбежал к бабке, что продавала леденцы, да и сказал: