Обед.
Закончился мой утренний урок после него я обычно иду обедать. Не вижу причин отклоняться от графика. Смогу поесть и спокойно поразмыслить.
Конечно, угроза жизни принца и моей собственной может быть достойным поводом отклониться от графика, но правда: я плохо импровизирую. Мне нужно вначале подумать, потом действовать.
Заодно немного успокоить нервы: нечасто мне приходится выслушивать высказывания, начинающиеся со слов «если вам дорога ваша жизнь».
Спускаюсь на кухню. На кухне привычно кипит деятельность по подготовке обеда для принца. Однако утвари и припасов выставлено больше, чем обычно в это время, да и народу раза в полтора больше. А, похоже, сегодня будет праздничный ужин в честь завершения сбора урожая. В последние несколько дней перед наступлением Мрака, прекращаются все важные сельскохозяйственные работы, сколько-нибудь сложные производственные процессы. Слишком возрастает вероятность травм и трагических ошибок. Вот и пир готовят, пока ещё можно.
В котлах еды для слуг сегодня варёное помоли местное клубневое растение типа картофеля, только чуть более острое на вкус, обильно посыпанное ароматными травами, мясная подливка к нему, густой мясной суп, салат с богатым в честь праздника урожая составом сезонных овощей и ягодный компот. От мясных блюд я откажусь, а всё остальное мне очень нравится.
Удивительное положение при дворе занимает Гина Альвара: может дерзить регенту, когда тот вызывает её в свой кабинет, а потом спускается на кухню, ест со слугами и уходит в свой скромный одноэтажный дом на окраине дворцового квартала, а не живёт во дворце. Наверное, почётный плен в четвёртом поколении действительно устроен как-то так.
Устроившись за одним из столов в столовой комнате для слуг и приступив к еде, я наконец могу поразмыслить.
В первую очередь, как бы я ни сердилась на Амриса за то, что он не выходит на связь, мне нужно кратко объяснить ему, что происходит. «Амрис, мать твою, где тебя носит?» эмоционально, но не информативно.
Касаюсь губами кольца и передаю, по возможности, слово в слово то, что сказал мне регент.
«Я волнуюсь за принца и не хочу, чтобы он погибал. Я не знаю, стоит ли мне вмешиваться и стараться предотвратить покушение на принца. В принципе, я могу уехать в Альдагор. В этом мне видится нечто роковое, как будто Гина Альвара это то, что изнутри связывает Ксесс и Альдагор, а в случае её отъезда эта связь пропадёт. Мне нужно согласовать с тобой действия, Амрис. Пожалуйста, выйди на связь», заканчиваю послание я.
Вначале мне очень понравилась идея Амриса прийти в разные страны для лучшего обзора и понимания происходящего и держать связь через кольца, которые включаются, когда один хочет увидеть другого, но эта идея оказалась не такой безупречной, как выглядела на первый взгляд.
Ладно. Свою долю договорённостей я выполнила, а думать, что делать, мне, похоже, придётся самой.
Меня занимают два вопроса: почему лорд Теллери считает нужным извещать всех о своих намерениях? И почему именно сейчас?
Ответ на второй вопрос я, кажется, поняла, увидев развёрнутую на кухне бурную деятельность. Похоже, что сегодня последний в этом году хороший день для исполнения сколько-нибудь сложных планов. Дальше всё будет идти наперекосяк.
С этой точки зрения мне достаточно просто помешать регенту убить принца сегодня вечером или завтра утром забери меня Мрак, как странно это звучит! и тогда осуществить покушение с каждым днём будет всё сложнее. Одновременно с этим моё намерение «помешать покушению» будет также подвергаться действию приближающегося Мрака. И тут уже Мрак рассудит, кто в этом году планировал и совершал меньше зла и чьё намерение исполнится.
Я рискну предположить, что моё намерение помешать убийству перекроет намерение регента совершить убийство. Но кто же знает
А вот первый вопрос почему лорд Теллери считает нужным извещать всех о своих намерениях? приводит меня в недоумение.
Нет никаких сомнений, что вчера весь дворец узнал о том, что в кабинете регента произошло что-то такое, отчего принц вышел оттуда в костюме, залитом кровью. Скорее всего, от тех слуг, которые приносили туда клетку с петухом, а затем наводили порядок, в общих чертах известно, что произошло.
Зачем регенту нужно, чтобы весь дворец знал об этом?
Я думаю, что в моём рассуждении будет изрядная доля погрешности: всё-таки слишком в разном положении мы с регентом находимся, но можно попробовать порассуждать.
Регент стоит перед очень простой проблемой. Он правил семнадцать лет, со времени смерти своего зятя, и теперь, когда принц достигнет совершеннолетия, ему придётся сложить с себя власть и передать её принцу. Перестать быть самым могущественным человеком в королевстве и стать кем? Кем принц решит? Учитывая, что Лерек знает, что его отец был убит по приказу регента, вряд ли он захочет видеть в своём окружении Грегора Теллери.
Передавать власть полностью нельзя: для регента это вопрос жизни и смерти.
А если оставить за собой значительные властные полномочия и использовать принца как декоративную фигуру? Принц подпишет какой-нибудь указ о назначении Грегора Теллери каким-нибудь верховным министром и будет тихо сидеть на троне? И принимать ванночки для рук и для ног?
А, я поняла. Вчерашний эпизод это же были краткие переговоры принца и регента: «Ваше высочество, вы будете сидеть тише воды ниже травы?» «Нет, ваша светлость, не надейтесь».
Принц не оставит шансов, придя к власти, и принц не будет сотрудничать. Значит, принца нужно убрать. Пока это сделать просто, потому что у принца сторонников раз, два и обчёлся, а потом, когда принц будет коронован, на его стороне будет закон и на его сторону будут переходить люди. Пусть он и потомок человека, убившего настоящего короля, с момента коронации законным правителем будет он, а не регент.
Нужно действовать сейчас, пока закон на стороне регента.
И регент устраивает представление для всего дворца, чтобы сказать: «Я собираюсь сохранить власть. На моей стороне закон, и я могу позволить себе делать, что хочу. Вы можете выбрать: быть на моей стороне или на стороне принца, который выходит из моего кабинета бледным и в залитой кровью одежде».
Или даже: «Принц скоро умрёт. Имейте в виду».
Я отношу тарелки и приборы на полку для грязной посуды любовь ксессцев к горячей воде помогла им изобрести не только стиральные, но и посудомоечные машины, поэтому посуда во дворце моется не вручную, и ухожу из кухни.
Что мне делать? думаю я, направляясь к большому холлу, куда выходит коридор, ведущий из служебной части дворца и откуда можно как подняться к парадным помещениям дворца, так и выйти из здания.
«Что делать, чтобы что?» звучит в моей голове голос Амриса. Кидаю взгляд на кольцо нет, от Амриса нет ответа. А вопрос хороший.
Моя миссия здесь способствовать восстановлению порядка. На мой взгляд, порядок это законное правление. Порядок был нарушен, когда пресеклась старая династия, но то, что планирует регент, ещё один шаг в сторону от порядка.
Что мне делать, чтобы принц остался жив?
Гиночка! неожиданно окликают меня.
Да что ж такое сегодня со всеми! Впрочем, ладно: всё равно это не моё имя. Пусть делают с ним, что хотят.
Мадам Реншини спешит ко мне через большой холл. Её глаза красные и опухшие.
Что начинаю я. Мадам Реншини качает головой, берёт меня за руку и отводит за одну из колонн большого холла. Там она берёт мою вторую руку и держит мои ладони в своих. Поджимает губы, смотрит вниз, и плечи её подрагивают. Здесь не поговоришь, но самое главное я могу сказать.
Я тоже, мадам Реншини, говорю я.
Я тоже волнуюсь за принца. Я тоже хочу, чтобы с ним было всё хорошо. Я сделаю, что в моих силах, чтобы с ним было всё хорошо.
Женщина, которая любит принца как своего сына, поднимает на меня взгляд, полный тревоги, страха, надежды и огромного вопроса.
Она знает, что мне предложил регент, вдруг понимаю я. Она пришла узнать, что я решила.
Увидимся вечером на пиру в честь урожая, мадам Реншини, как могу, тепло улыбаюсь я ей. Нам предстоит пережить наступление Мрака, но после Мрака обязательно, обязательно вернётся свет. А пока давайте беречь тот свет, который есть у нас.
Мадам Реншини порывисто прижимает меня к груди и тут же отпускает. Кивает серьёзно, почти торжественно, вытирает глаза и спешит вверх по лестнице.
Что ж. Выбор сделан.
Осталось переодеться к ужину.
Глава 3. Женщина
Мадам Альвара.
У служебного входа во дворец меня окликает охранник. Мне его лицо незнакомо, но ему, очевидно, знакомо моё.
Да?
Мадам Альвара, сожалею, но у меня есть приказ регента не пускать вас во дворец.
Признаться, не ожидала. Неужели я неправильно всё поняла и мне не надо было покидать дворец? Неужели принца попытаются убрать сегодня?
Неужели? выговариваю я, лишь немного подняв брови, и замолкаю. Может быть, он ещё что-то скажет.
Таков приказ, отвечает охранник кратко и отворачивается от меня, давая понять, что разговор закончен.
Придётся мне спрашивать.
Так долго ограничен мой доступ во дворец?
Этой информации у меня нет, отвечает охранник.
Если я приду завтра на утренний урок для принца, я смогу пройти во дворец? переспрашиваю я. Охранник сдвигает брови.
В приказе этого не сказано, отвечает он после паузы и отворачивается от меня опять.
Приходится мне подбирать парадные юбки я действительно переоделась к пиру в нарядное платье и возвращаться домой.
Принц.
Пожалуйста, пусть принц будет жив и здоров. Пусть он не подумает, что я предала его. Регент опередил меня, и я не смогла попасть во дворец.
Ваше высочество, я на вашей стороне. Пусть с вами будет всё хорошо.
Дома, чтобы не думать о том, что сегодня происходит во дворце и что сегодня может поменяться ход истории Ксесса, я занимаю себя делами по хозяйству.
Вначале я топлю печь. Точнее, вначале я вешаю в шкаф парадное платье и переодеваюсь в домашнюю одежду, потом иду во двор за дровами.
Эта необходимость топить печь, каждый день топить печь, если я хочу засыпать в тепле, приводит меня в отчаяние. Был бы я ещё мужчиной натаскать дров и даже наколоть дров, хотя дрова мне привозят из дворца, как и всем жителям придворцового квартала, не было бы проблемой. Но в этом теле мне так тяжело выходить из холодного дома на холодную улицу и так тяжело носить охапки дров обратно в дом! А после с помощью тяжёлого ножного пневматического насоса накачивать воду в бак, который будет нагреваться от печи, чтобы позже вечером я могла залезть в горячую ванну и немного расслабиться.
Было бы так здорово, если бы можно было попросить кого-то сходить за дровами и растопить печь. Но увы.
Зато можно заняться простыми физическими делами, а не о принце думать.
К моменту, когда в доме стало тепло, бак с водой наполнился и нагрелся достаточно, чтобы я могла наполнить ванну, стемнело. Последний штрих к тому, чтобы объявить вечер хоть сколько-нибудь приятным, насколько это возможно в текущих обстоятельствах, небольшой котелок жаркого из помоли с сезонными овощами. Во дворце праздник урожая и у меня тоже.
Как ничто не рассеивает мучительную тревогу лучше домашних дел, так ничто не вырывает из этих домашних дел лучше, чем стук в дверь особенно, когда я никого не жду.
Бесшумно кладу на блюдце лопаточку, которой я помешивала жаркое, и, затаив дыхание, подхожу сбоку к двери.
Это я, негромко говорит незнакомый голос.
Наверное, в любых других обстоятельствах открывать дверь на это было бы весьма сомнительным с точки зрения здравого смысла решением, но сейчас это может значить только одно.
Амрис.
Настоящий, любимый, родной за этой дверью.
Хорошо, что изнутри замок открывается поворотом ручки а то в спешке я бы не сразу попала ключом в замочную скважину.
Вот он.
Ого.
Амрис выбрал для временного воплощения человека любопытной наружности. И во внешности, и в движениях хочется сказать «повадках» много звериного. Глаза под острыми сдвинутыми бровями цепкие, как у хищной птицы. Бульдожья челюсть. Тело при этом небольшое, немного ниже меня ростом, подтянутое и юркое. Как у змеи.
Походная одежда, вся мятая. Штаны в грязи по пояс, как если бы он шёл по болоту и периодически проваливался в топь то одной ногой, то другой. Куртка по локоть в тех же пятнах.
Лицо, чёрное от усталости.
Взгляд, который останавливается, но не фокусируется на мне.
Привет, хрипло шепчет он и вваливается в комнату. Его шатает, он хватается за стол и удерживает равновесие. С плеча соскальзывает плотно набитый чем-то рюкзак.
Ты в порядке? только и могу отозваться я, тоже шёпотом. На ощупь закрываю дверь.
Амрис выпрямляется, оборачивается и тянется ко мне голодными губами.
Я невольно отстраняюсь.
Он склоняет голову на бок. Из-под усталости в его взгляде проглядывает недоумение.
От тебя воняет, развожу руками я. Амрис блекло усмехается и смеривает меня взглядом.
И правда женщина. Я до последнего не верил, что ты пойдёшь в женское тело.
Пожимаю плечами. Амрис продолжает разглядывать меня. Наконец вздыхает.
Спать. Я не спал четыре дня.
Он в моей постели?
Кажется, я не готова так сразу.
Либо ты сначала моешься, либо ты спишь на полу.
Амрис тихо и удивлённо смеётся и покачивает головой. Чем дольше мы с ним, тем отчётливее я чувствую его под кожей тела, которое мне, честно говоря, не очень симпатично.
Я согрела воды, раздевайся.
Ого, ты даже в женском роде говоришь, Амрис всё не сводит с меня глаз, и его немного покачивает.
Амрис, сядь.
Отодвигаю стул и сажаю его. Он едва на ногах стоит.
Снимай сапоги, снимай одежду. Сейчас я проверю воду и вернусь.
Быстро прохожу в ванную комнату, прикрываю за собой дверь и опираюсь на неё спиной.
Почему я нервничаю?
Это же просто Амрис.
За дверью шуршание и шаги.
Окей, это не просто Амрис это первый раз за очень долгое время, когда мы в разнополых телах одного биологического вида.
Когда мы оба мужчины, всё очень просто. Когда я женщина, это совсем другая и очень непростая химия.
Я нормально выгляжу?
То есть, если быть честной с собой, вдруг я ему не понравлюсь?
Над этим потом можно будет изрядно поржать.
Вода. Я сказала, что я пошла проверить воду.
Вода нагрелась. Как раз, чтобы он мог помыться. Если он там не заснул стоя.
Нет, стоя он не заснул. Пока меня не было, он стянул и бросил на пол куртку, сел на стул и стянул свои грязные сапоги. Под ними оказались не менее грязные носки. Теперь сидит, тяжело опираясь локтями на колени и покачиваясь, как будто тяжело пьяный человек, забывший, что он делал и что делать дальше.
Амрис.
Он поднимает мутный взгляд на меня.
А, да. Мыться, иначе я буду спать на полу, произносит он, вспомнив. И вздыхает, собираясь с силами, чтобы раздеться. Усмехается. Я уже склоняюсь к тому, что пол меня устроит.
Не говори глупостей.
Подхожу к нему и начинаю расстёгивать его рубашку. Амрис не помогает мне. Я не знаю, как он дошёл, но сейчас, когда он, видимо, добрался до своей цели, остатки сил стремительно покидают его.
Когда я добираюсь до нижней пуговицы его рубашки, наши лица близко-близко. Касаюсь своей щекой его щеки, холодной, грязной и колючей от щетины. Амрис тяжело подаётся навстречу.
Тихонько касаюсь губами уголка его губ. Когда я не шуршу тканью его рубашки, в этом доме не слышно других звуков. Только дыхание и жар на кончиках моих пальцев.