В общем, создается такое впечатление, что женщины в наших семьях лишь красивые резервуары для вынашивания детей. А мужчины, по праву рождения благословлённые «красавчики». Все знают, что рождение мальчика праздник в семье. Девочкам рады только после явления на свет особей мужского пола.
Когда нам удается отмазаться от маминой компании и выдохнуть в стороне, к нам с Келли направляются братья Голденштерн. Не знаю почему, но мне тут же хочется уменьшиться в размерах, или спрятаться за одной из декоративных колонн, расположенных в большом зале. Но внутренняя гордость не позволяет демонстрировать свою нервозность и так откровенно тушеваться, несмотря на то, что приближение Леона всегда на меня влияет подобным образом.
Я просто не могу находиться с ним рядом. Хочу убежать немедля. Раствориться. У меня начинается какой-то нелепый тремор, появляется острое желание отвести взгляд. Я словно нахожусь под воздействием его тяжелой, густой и темной энергии, проникающей через поры на моей коже. Отравляющей меня, запускающей мощнейшую интоксикацию в организме.
Этот молодой человек определенно наделен способностью забираться под кожу. Не прикасаясь.
Ну как прошел турнир? как только братья подходят к нам, сестра льнет к Лео, аккуратно взяв его под руку. Естественно, публичное выражение бурных чувств запрещено, все в рамках этикета. Я стараюсь не смотреть в глаза Леону, он в свою очередь ведет себя так, словно меня здесь нет. Все внутри вспыхивает от ярости и обиды, потому что он единственный мужчина, который всегда и везде меня игнорирует.
Обычно все парни с благоговением на меня дышат, а тут тоже мне, царь зверей. Скорее зверь с энергетикой хищника.
В тот момент, когда я обращаю внимание на Драгона, нарушающего правила хорошего тона и погрузившегося в телефон в эпицентре светского мероприятия, Леон вдруг бросает в мою сторону фразу, смысл которой не сразу до меня доходит:
Могли бы вы принести мне шампанское? мужчина кидает на меня мимолетный взгляд. Даже не задерживает его. Словно я пустое место.
Он что, действительно принимает меня за официантку? Или издевается? Да, у меня серое платье и белый корсет, который можно принять за модный фартук но только если ты слепой мудак с завышенным чувством собственной значимости!
Леон, ты прикалываешься что ли? игриво хихикает Келли, обходя его, берет его за вторую руку, явно пытаясь пометить свою территорию.
У меня все внутри настолько закипает, что я не могу сдерживать свои эмоции. И этот павлин смеет делать вид, что меня не знает.
Меня, Эмилию Моран!
Стиснув зубы, я ловлю взглядом официантку, как раз проходящую мимо меня. Все происходит мгновенно. Я рефлекторно хватаю изящный бокал с игристым шампанским с подноса и резким движением выливаю содержимое на Леонеля Голденштерн. Плюю сладкой жидкостью прямо в бесцветные глаза, в холеную и аристократичную рожу. Жидкость, что скоро станет очень липкой, стекает по его шее, рубашке, по дорогому серому костюму, сшитому на заказ.
Адреналин в крови зашкаливает, подобное поведение недопустимо на светском мероприятии, и я уже вижу, что привлекла внимание закрытой прессы. В «большой мир» это не попадет, но по специальным каналам среди элит быстро распространится.
Все взгляды прикованы ко мне.
А у меня перед взором все расплывается, будто я снова теряю зрение.
Я родилась с ужасной способностью видеть, и если бы не операция в детстве могла бы ослепнуть.
Кажется, это случилось сейчас из-за нервного напряжения.
Звук тока крови в ушах перекрывает охи и вздохи присутствующих.
Я чувствую, что Леон, наконец-то смотрит мне прямо в глаза. Впервые за долгие годы.
Ура. Наконец-то я заставила тебя посмотреть на меня.
Меня всю трясет, мир мгновенно переворачивается.
Я не могу дышать, ощущая дикую скованность в грудной клетке.
Внимание, внимание. На светском гала-ужине зарегистрирована первая в мире смерть от стыда и позора.
А знаете мне ни капли не стыдно. У меня есть характер. Давно нужно показать всем свои зубки, в том числе матери и отцу. Мне выпал отличный шанс сделать это публично.
И плевать, что во мне кричат эмоции, а не здравомыслие.
Я случайно. Плохая из меня официантка, пытаюсь отшутиться я, пожимая плечами.
Вы только посмотрите на него. Сам царь явил свои эмоции этому миру впервые я вижу подвижность мимики на лице Леона, из-за затекших в глаза капель шампанского, ему пришлось закрыть глаза и поджать губы.
Ты же леди! Дорогая, что на тебя нашло?! в наш кружок встревает мама. Леонель, она случайно она не хотела
А вот и хотела! заявляю во всеуслышание, привлекая к инциденту еще больше внимания. Никакая я не леди! вдруг вспыхиваю еще больше, злясь на то, что мама извиняется перед Голденштерн. До леди мне как до луны, рывком распускаю волосы, швыряя на пол шпильки из пучка.
Отчаянно пытаюсь снять с себя корсет. Быстро не получается. В нем уже невозможно дышать. Хочу содрать с себя кожу, а не платье.
Я как будто бы за последние пару минут стала больше, шире. Все еще не отдавая себе отчет в непозволительных действиях, просто покидаю мероприятие, стуча каблуками по мраморному полу.
Бегу прямо по длинному коридору и буквально срываю с себя корсет, умудряясь предварительно ослабить его.
Врываюсь в свой зал для танцев, и избавляюсь от платья, оставаясь в утягивающем боди. Обычно в таких танцуют балерины, но я использовала его для того, чтобы влезть в своей наряд.
Злость переполняет меня, словно закипающий яд, отравляющий каждый атом крови. Голосовой командой я включаю музыку и, чувствуя, как слезы душат и подкатывают к горлу, перехожу на экспрессивный танец. Я не думаю о хореографии, о том, как правильно тянуть носок или ставить пятку. На сколько градусов должно быть развернуто колено в плие, и насколько высоко я прыгну в шпагате.
Ни единой мысли, только движения, отражающие мое внутренние состояние.
Я восстание. Я мятеж. Я непреодолимая стихия.
Наступит день, когда я трансформирую все правила и традиции.
Я стану первой королевой, но только для того, чтобы установить свои.
В момент наивысшей точки эмоционального напряжения, выходящего через тело, я слегка подворачиваю ногу и падаю на паркет. Острая боль простреливает лодыжку, слезы выступают из глаз. Я все еще могу шевелить суставом, значит, это не перелом.
Возможно, сильный вывих. Черт.
Спустя пару минут, неприятные ощущения утихают, и я осознаю, что скорее просто не так встала в позицию. Нога шевелится, и легко отделалась.
Но падение стало последней каплей за день.
Зареванная, измождённая и замученная я поднимаю взгляд в зеркало, вглядываясь в свое отражение. Тоже мне, бунтарка и мятежница. Это провал, родители мне всю голову выклюют из-за этого инцидента.
Нам нельзя ссориться с Голденштерн, а им с нами. Даже по пустякам. Наши семьи воевали около двухсот лет назад, и союз кланов держится на прописном перемирии и четких договоренностях. И браках.
Пытаюсь выровнять дыхание и параллельно ползу к своей сумочке, оставленной на полу.
Разум затуманен туманом, в голову врываются тысячи мыслей. Я не хочу их слышать. Я не хочу никого видеть. Я не хочу быть частью этой семьи!
Я хочу умереть.
Исчезнуть.
Инсценировать свою смерть.
Или действительно просто «удалиться». Может, тогда меня будут любить такой, какая я есть? Когда я буду мертвой?
Нервно нащупываю пузырек с антидепрессантами, который выписал мне мой психотерапевт. В нашей семьей у каждого есть мозгоправ и это не удивительно. На нас с сестрой и братом оказывается слишком много давления, у родителей свои тараканы и кризис средних возрастов. Не знаю, что со мной будет, если выпью горсть этой дряни залпом. Но сейчас я близка к тому, чтобы послать всех к чертовой матери и сделать это, не оставив предсмертной записки.
Набрав горсть таблеток, я внезапно цепенею от ужаса. Всей кожей ощущаю присутствие еще одного человека, возвышающегося сразу позади меня. Его отражение в зеркале кажется огромным, многоликим и бесконечным.
Леонель Голденштерн стоит за моей спиной. Меньше чем в полуметре.
Молодой человек подкрался бесшумно. Словно сама Смерть.
Или дьявол, пришедший по моему душу именно такой у него сейчас взгляд. Его гипнотические глаза прикованы ко мне пристально, а зрачок расширяется и заполняет почти всю часть серой инопланетной радужки.
Я никогда не забуду этот взгляд. Даже если мне память сотрут. Не забуду. Бросающий меня в дрожь, вызывающий легкий тремор, наматывающий внутренности на раскаленные виллы.
Черт. Что он здесь делает?
Встань, приказывает Леон, произнося это словно таким тоном, что невозможно ослушаться. И замри, едва слышно добавляет Голденштерн. В его шепоте столько силы, что кажется, в зале стекла начинают дрожать. Еще один шаг с его стороны и он совсем близок ко мне. Я чувствую его запах: амбра, табак и древесные ноты сошлись в вальсе дорого парфюма.
Широкая ладонь Леона поднимается над моим полуобнаженным плечом, но не касается кожи. Закусив губу, я разглядываю его заостренные черты лица в отражении, все еще не понимая, зачем он ко мне явился.
Он же делает вид, что меня не существует.
Убить себя все равно, что прийти к Богу без приглашения, мягко выдыхает он.
Пришел, чтобы читать мне нотации? дерзко отвечаю я, сжимая ладони в кулаки.
Просто хочу сказать, что к Богу тебе еще рано, впервые в жизни, вижу, как его губы раздвигаются в ехидной полуулыбке.
Лучше бы я ее не видела.
Почему же?
Потому что тебя ждет дьявол. И не на небесах. А на земле, не отрывая взгляда от моих глаз, недвусмысленно заявляет Голденштерн.
И по ходу, он совсем рядом, парирую я, тяжело дыша. Моя грудь вздымается и опускается с бешеной скоростью. Леон замечает это, и, склонив голову, произносит мне в ухо:
Идеальная принцесса Эмили Моран. Правильная. Золотая девочка. Всегда на глазах у публики. Старательная и прилежная. Разве ты такая, Эмили? Даже если «да», мне бы было интересно тебя испортить.
Интересно? Тебе что, алкоголь в кровь через глаза попал? выпаливаю я, откровенно намекая на то, что до этого дня он даже не смотрел на меня.
Возможно, благосклонно предполагает Лео, все еще не касаясь меня. Тем не менее, у меня уже кожа от мурашек онемела в тех местах, над которыми прошлась его ладонь. Иногда небольшая взбучка отрезвляет. Заставляет посмотреть на вещи под другим углом, он делает паузу, прежде чем добить меня. Хорошая девочка хочет повеселиться?
Что ты имеешь в виду?
Завтра, в полночь. Мой водитель тебя заберет. Тебе остается лишь осмелиться выбраться из постели.
Это невозможно. Я под охраной. У меня комендантский час.
Предоставь это мне. Просто подойди к запасному выходу со стороны сада, услышав эти слова, я даже тешу себя надеждой о том, что Леон романтик. Твоя сестра часто так сбегала ко мне на свидания, царапнув побольнее, добавляет бессердечный сукин сын.
Хотя с чего меня ранит свидания сестры с этим высокомерным львом, распушившим гриву?
Родители меня убьют. И завтра у меня важное мероприятие
Ты могла бы умереть сейчас, если бы я тебя не остановил. Ты ничего не теряешь. Либо классно проведешь время, либо покажешь им себя настоящую. И покажешь мне, вновь обдает дыханием мой затылок, и едва касаясь моей шеи, убирает руку. Пора выбираться из скорлупки, принцесса.
Также бесшумно разворачивается и покидает танцевальную студию, а я все еще пытаюсь переварить тот факт, что Леонель Голденштерн пригласил меня на свидание?
Глава 2
Леон
«Властью обладает тот, кто может убедить в ней остальных. Хороший правитель в первую очередь иллюзионист, только потом психолог и манипулятор. Тиран это крайняя мера, сын мой, но иногда необходимо играть и этот образ», отец любил напоминать мне о том, что власть всегда строится на иллюзии.
На иллюзии того, что большинство верят в то, что им говорят и показывают, а массовым сознанием легко управлять с помощью новостей и перестановок публичных «фигурок».
И даже не догадываются, что историю пишем мы, и это право было дано нам по факту рождения в семье Голденштерн. У нас могут быть исполнители, выступающие главами государств. Они тоже играют роль и порой могут подкидывать интересные идеи и сюжетные повороты для корректировки земного баланса, но сценарий принадлежит нам.
Группе людей, а точнее семей, и именно род Голденштерн отвоевал свое первенство среди них несколько веков назад. Скопление наших семей, объединенных в одну высшую касту общества, называется одним коротким словом.
Апекс.
Значение этого слова в понимании наших родовых линий трудно объяснить для простого обывателя. Несмотря на то, что это слово гораздо глубже, чем кажется, самым ближайшим синонимом к нему будет «империя».
И у империи может быть лишь один Апексар, иначе говоря Верховный, президент, король, император. И сейчас это Валентин-Орланд Голденштерн, мой отец.
Несмотря на рецидивирующие негативные вспышки в моем здоровье, Орланд все еще искренне верит в то, что современная медицина справилась с моим больным сердцем. Но мы оба знаем, что это не совсем так. Очевидно, что в Драгоне он не видит будущего правителя, а наш старший брат, Артур давно наплевал на долг перед семьей и отправился покорять космос в прямом смысле этого слова.
После окончания учебы я положу всю свою жизнь на то, чтобы стать великим апексаром.
Не уверен, что до конца определился с тем, каким именно правителем я буду тираном, манипулятором или иллюзионистом, но я определенно намерен дожить до этого момента. День признания моей абсолютной власти станет для меня еще одним днем рождения, и очередным подтверждением того, что я смог победить смерть.
Смог выкарабкаться с того света, и отвоевать лучшее для себя из возможного.
Вопреки всему. Вопреки прогнозам врачей, вопреки своим генам, вопреки огромному шраму на своей груди.
Я хорошо помню день, когда он появился. Мне было девять. Помню, как воротило от смрадного запаха лекарств. Как болели исколотые вены на внутренней стороне локтевого сгиба. Я думал, что этот ад никогда не закончится, обследования перед операцией казались мне вечностью, как и время, проведенное в больнице.
Я горстями пил лекарства, наблюдая за своими сверстниками в интернете как они занимаются спортом, улыбаются, ходят в общественную школу, отправляются на лето в спортивный лагерь и творят сумасбродные вещи.
До операции слово «адреналин» вообще было для меня под запретом. И лишь эта сложная манипуляция могла подарить мне новую жизнь или отнять ее навсегда.
Когда я понял, что процедура неизбежна, я осознал, что у меня есть только два пути: умереть или стать сильнее.
Накануне операции я сходил с ума от голода и, честно говоря, от скуки. Родителям запретили посещать меня за сутки до, чтобы их визит не повлиял на мое давление и сердцебиение. Моя мама тревожная женщина, она и так смотрела на меня так, словно я находился одной ногой в могиле, поэтому это было прекрасным решением.
Однако мой больничный покой был прерван появлением незваной гостьи. Я уже почти засыпал
Переизбыток таблеток и прежде вызывал у меня эффект «замутненного сознания». Поэтому, когда в мою палату ворвалась маленькая белокурая леди, я сначала подумал, что я уже сплю, или брежу. Возможно, это такая подготовка к наркозу в виде галлюцинации. Ведь гостей перед операцией я не ждал, а дверь комнаты всегда запирают снаружи.
Я никогда не видел таких красивых девочек. Огромные синие глаза, в которых сияли звезды, смотрели на меня таким заинтересованным и неравнодушным взглядом, что сердце уходило в пятки и выделывало сальто-мортале в грудной клетке.