Детский лепет не всегда бессмысленный продолжало существо. и разговор с самим собой, тоже.
Дитфрид хотел что-то сказать, но в то же время, он знал, что существо скажет это за него.
Внутри. Ты хочешь побывать внутри и что-то увидеть. всё тем же машинным голосом, вещало существо.
Дитфрид всё понял. Слова про детский лепет и разговор с самим собой не просто набор слов. Особенно последнее. Сейчас он разговаривал сам с собой и неважно, как это произошло. Это просто факт, ничего не поделаешь.
Фрактал. Ромб. Квадрат. «?».
Существо смогло произнести «?» не открывая рта. Почему бы и нет
Квадрат. ответил Дитфрид.
5
Всё та же сеточка. Только в разы меньше света которого, и «на улице» то не было, как такого.
Дитфрид как ему казалось, смотрел в угол. Там стояла детская кроватка, рядом с которой, находилась женщина, в одной ночной рубашке.
«Светло-русые волосы до бёдер, тонкие руки и ноги. Не болезненно тонкие, но близкие к этому».
Колыбель. раздалось над головой.
Zinnat & etc. «Это снова он а он разве уходил?».
Женщина что-то шептала ребёнку, которого Дитфрид не видел, но очень хорошо слышал. Мерное сопение и другие привычные для младенцев звуки, когда они не орут, как варящиеся в адском котле грешники.
Колыбель прошлого. Карапуз это ты. Женщина это твоя мать.
Мальчик не успел понять, удивился он или нет. Его больше интересовал силуэт над кроватью. Так как она прилегала к углу, силуэт был частью стены. «Как симбиот из человека-паука Только щупалец не хватает.».
Пока Дитфрид смотрел на силуэт в верхнем углу, женщина успела сильно измениться. Светло-русые волосы заметно побелели, а на руках и ногах очень хорошо стали заметны вены, капилляры и артерии.
Ребёнок, тем временем, кажется, уснул.
Всё стандартно. заговорило существо. Ты находишься во сне сна. Как в том фильме. Только сейчас, ты невидим для матери.
Дитфрид мысленно выдохнул. Факт невидимости успокаивал его и придал какой-никакой уверенности
От размышлений о своём положении, Дитфрида отвлекла его, так называемая, мать.
Она обернулась и посмотрела в угол впереди себя. Всё бы ничего, вот только у неё не было живота. Тот слой кожи, подкожного жира и мяса был почти полностью вырезан. Нетронутая часть была своеобразными петлями и делала из оставшегося шматка дверцу, открывающуюся только в одну сторону
Дитфрид смотрел на мать, боясь задеть взглядом лицо. К счастью, да, к счастью, он увидел позвоночник. Кишок, желудка, почек и прочего добра в животе не было. Был только позвоночник. Белый, как у скелета в кабинете биологии. Даже непонятная субстанция, цвета нефти, не пачкала его.
6
Вот теперь, глаза сами добрались до лица. Округлое, с заметными скулами, восходящими, средней густоты, бровями и маленьким подбородком. Светло-жёлтые глаза. Большие, впалые глаза или веки. Короткий нос, как и губы, с пирсингом. Большие, обескровленные но ещё чуть-чуть, розовые губы.
Дитфрид заплакал. Обычно этот процесс начинался с боли в груди. Иногда сильной, иногда нет Сейчас же, он просто заплакал. Даже если это не его мать. Даже если в кроватке лежит не он. Ему было грустно Ему было жаль её.
Женщина скорее, молодая девушка, опустила руки и что-то выронила. Дитфрид не увидел, что, но это «что-то» было из чёрного стекла. Она наступила на осколки и несколько раз подпрыгнула на месте, постепенно разражаясь смехом. «Очень мягким смехом» думал Дитфрид.
Её тело моргнуло пунцовым цветом, как моргает голограмма. Затем, она запустила руки в живот и схватила себя за позвоночник. Субстанция, цвета нефти, залила ей руки и зашипела. Как шипит вода, соприкасаясь с раскалённым камнем.
Дитфрид заметил, что Циннат молчит. Как и ребёнок.
Девушка, тем временем, не двигалась Только сейчас, всепоглощающая тишина, несколько раз прерванная девушкой и ребёнком, зазвенела
Звон начал искажать пространство, точно горячий воздух. Дитфрид уже не понимал, двигается девушка или нет. Он понимал только то, что его сейчас вырвет от звона и «помех» перед гла
Раздался хруст. Не над ухом, а в голове, как голос Цинната.
Дитфрид увидел, что девушка сломала себе хребет. Звенящая тишина, после хруста, превратилась в секундный писк и затихла. Теперь был слышен только звук течки и сдавленного дыхания.
Девушка подняла лицо на Дитфрида. Капилляры в глазах полопались, вмиг испачкав радужку и зрачок. Дитфрид видел это так чётко, словно стоял к ней впритык. Её руки, тем временем, всё ещё держали позвоночник, уже разделённый надвое, но по-прежнему держащий на себе плоть и другие кости
Короткое, тихое мычание
Ребёнок проснулся. Дитфрид открыл рот и снова заплакал. Как ребёнок. Без слёз, вопя, как завёрнутый в колючую проволоку щенок
Она посмотрела на Дитфрида. Не в его сторону, а на него. Она отпустила позвоночник и вытянув окровавленные и испачканные субстанцией руки, быстрым шагом направилась к мальчику.
Она двигалась как поломанная кукла.
Дитфрид вжался в стену и не шевелился. Он надеялся, что затемнённый угол не выдаст его Он имел право надеяться
Девушка подняла лицо Дитфрида и направила его на себя В этот самый момент, мальчик отключился.
7
Во рту было сухо как в пустыне, что не мешало языку намертво присосаться к нёбу. Дитфрид знал, что проснулся. Знал, что он теперь в том же Розеделцком лесу, в котором отключился судя по всему давно, раз перед глазами была краснота.
«Что мешало остаться здесь навсегда?..»
Грязь прилепила его тело к земле, а выгибающий спину корень, уже не казался таким неудобным, когда Дитфрид перевернулся на него, перед тем как попасть в демоверсию ада.
Остаться здесь было бы хорошей идеей, если бы не одно «но» беримбау. Открытый, закрытый и шуршащий. Они менялись как замедленный калейдоскоп
Приближаясь и отдаляясь
Подняться Дитфриду удалось без труда только тогда, когда звук раздался прямо за его деревом.
8
Уже около посёлка, мальчик попытался остановиться, но получилось только упасть. Причём, не самым лучшим образом.
С вывернутой кистью левой руки, Дитфрид смотрел на небо.
На нормальное голубое небо, а не на бездонную белизну Вот только там он не чувствовал боль а сейчас, эта боль гулко пульсировала в лёгких. Печень грозилась взорваться, а желудок опорожниться Дитфрид перевернулся на бок, не сдерживая ручьи слюны.
«Это лучше рвоты Это не отключит от внешнего мира.».
Светлое утро середины третьей недели августа погладило Дитфрида потоком прохладного воздуха. Ветром это было сложно назвать
Её лицо, как и она сама, не покидали мысленный взор. Мальчик не хотел закрывать глаза, но не моргать было тяжелее, чем не плакать. Слёзы стояли в горле, заняв очередь чуть раньше рвоты ещё у дерева.
Дитфрид думал о ней. Ничто не говорило ему о том, что она его мать. Ничто, кроме существа и её лица. От него, мальчику было больнее всего.
«Такое мягкое, милое, красивое и измученное».
Дитфрид начал очень медленно, каждую третью секунду замирая, подниматься. Сил, как и желания возвращаться, не было. Единственный плюс возвращения, это душ. Душ и чистое бельё. Для телесного комфорта, Дитфриду большего не требовалось.
9
Пока ватные ноги несли «высушенное» тело до дома, глаза несколько раз видели багровое существо. Снова с трупным оттенком. Всего на долю секунды Мозг же, игнорировал это, сосредоточившись на цели «Дойти до дома».
Параллельно, лицо матери, снова и снова показывалось перед глазами. Сейчас, Дитфрид намеренно закрыл глаза, предварительно остановившись. Теперь она была такой же, какой он увидел её до выворачивающего звона.
«Это лицо ангела Падшего ангела Падшего, потому что она связалась с Матисом. Падшего, потому что умерла Дитфрид не сомневался, что его мать мертва, не естественным путём. Падшего, потому что оказалась никому не нужна. Ни Матису»
Рука схватилась за калитку и потянула её на себя.
«Странно, я же закрывал».
Ноги медленно, с лихорадкой в коленях, добрались до ванной комнаты.
Выбросив одежду в угол душевой, такой слой грязи кидать в стиральную машинку, было самоубийством и для мальчика, и для машинки, Дитфрид включил воду Тёплый, почти горячий душ, расслабил мышцы тела.
Дитфрид чувствовал себя так, словно выполз из туго затянутого рулона колючей проволоки а это почти так и было.
10
В третий раз, проснуться оказалось не страшно и практически не больно.
Несмотря на то, что теперь мальчик чувствовал, что это у него по кругу вспорот живот, а по позвоночнику течёт, как он наконец-то вспомнил, густая венозная кровь. Несмотря на то, что лицо матери вызывало всю ту же жалость, боль и тоску, мальчик был рад проснуться в мягкой, чистой постели, будучи чистым.
«Ещё бы Throbbing Gristle включить и можно быть на какое-то время полностью довольным» Но Дитфрид не хотел вылезать из-под одеяла.
На часах было почти два часа дня. Домой он пришёл в семь часов и сколько-то минут утра. В это время все спали, и никто не услышал возвращения старшего Как, собственно, и ухода.
Дитфрид повернулся лицом к компьютерному столу. Тело практически не болело, за исключением грудной клетки и затылка. На первый взгляд вывихнутая кисть левой руки, теперь спокойно выгибалась во все стороны без намёка на неудачное, утреннее пикирование.
«Неудивительно.».
После всего произошедшего, «исцелённая» кисть это самое меньшее, чему стоило удивляться. А вот абсолютная тишина в доме, вызывала куда больше вопросов
11
Толчки в спину прервали слепой сон. Резкий поворот отозвался жгучей болью в шее и боках Дитфрид громко зашипел, проклиная всё и вся.
Кончай шипеть. прошипел Адалрик, выпрямляясь.
Дитфрид оскалился, всё ещё шипя от боли.
Ты?! его глаза налились кровью, Хули ты забыл в моей постели, мудень?
Клад ищу, ебантяй. съёрничал Адалрик, Давай, поднимай свою задницу, разговор есть.
Не умрёшь, утром изложишь. раздражённо плюнул Дитфрид, медленно поворачиваясь лицом к стене.
От боли остались лишь тёплые следы на нервах. Можно было вернуться ко сну, что Дитфрид и начал делать, укутываясь в одеяло
Только ему удалось найти удобную позу для сна, как за одеяло потянули. Потянули с такой силой, что Дитфрид отдёрнулся вместе с ним, (не)благополучно рухнув на пол.
Не дожидаясь изречений «сверху», Дитфрид вскочил, почти угодив в подбородок нарушителю покоя.
Да чтоб тебя. шикнул Адалрик, Успокойся же!
Он сделал несколько шагов к двери, выставляя руки перед собой.
После этой Дитфрид поднял одеяло и броском вернул на кровать, хуйни, я успокоюсь только если ты выйдешь отсюда! уже в полный голос, проговорил он.
Братья стояли друг напротив друга, являя собой противоположности. Спокойный на вид Адалрик и взведённый, как бензопила, Дитфрид. Последний знал, что они оба рады наброситься друг на друга, просто стоящему напротив удаётся скрывать это намерение Именно поэтому, Дитфрид, урезая моргания, смотрел исключительно в глаза оппоненту.
Дитфрид. подал голос Адалрик. Он всё ещё говорил спокойно, Успокойся, шуметь ни к чему он медленно поднял правую руку, указывая на стул рядом с братом и, также медленно, сказал, и ради Христа, сядь и выслушай меня.
Дитфрид слегка прищурился.
«Мудаку явно нужно что-то важное, иначе, он бы не ограничился сбрасыванием с кровати».
Быстро ты остыл, братец. выходя из стойки, тихо сказал Дитфрид, Я в душе не ебу сколько сейчас времени, но надеюсь, повод того стоит.
Повисла пауза. Адалрик ожидал, что брат сядет, но тот лишь выпрямился и со слегка склонившейся набок головой, дал понять, что слушает.
Тебе всё-таки стоит присесть. сказал Адалрик.
Не сто́ит. парировал Дитфрид.
«Он согласился выслушать» заключил Адалрик. Этого было для него достаточно.
«Мудак не должен считать себя главным в ситуации!..» говорил себе Дитфрид.
Адалрик вздохнул, поджав губы. Старший сдержал улыбку.
Ладно, пропустим твоё упрямство сдался младший.
Пока он выдвигал стул из-за стола, Дитфрид медленно опирался рукой о край этого же стола и позволил себе улыбнуться. Пока что, уголком рта и без глаз.
Адалрик повернул стул спинкой вперёд и выдохнув, начал:
Я хочу поговорить об отце.
Дитфрид кротко кивнул.
Адалрик снова выдохнул.
Он переживает за тебя. Между вами много неоговорённых моментов и он прекрасно помнит каждый из них.
Дитфрид не понимал тон брата. Он словно подводил его к ответу на вопрос, который ещё никто не озвучил.
Говоря глобальнее, он переживает за каждого из нас.
Странные дела. сухо ухмыльнулся Дитфрид.
Угу. Адалрик сжал губы и уставился в ночную темень за окном, Сам удивляюсь. Понимание того, что мы такие же живые люди, доходит до него ни как белка, а как факт, с которым ничего не поделаешь. То же самое касается и его прошлых выходок, когда он, например, едва не сдетонировал здесь газовый баллон, находясь под жуткой смесью героина и ещё какой-то синтетической дряни
Ты экспертизу проводил? с иронией, спросил Дитфрид.
Что? опешил Адалрик.
На все сто уверен, что дрянь была синтетической? на лице старшего растянулась ухмылка.
Господи, Дитфрид! Сейчас не время ёрничать!..
Sorry, не удержался.
«Чья бы корова мычала о неуместности глумления».
Адалрик посмотрел в пол и выдохнул. С таким настроем, Дитфриду он нравился больше.
Сейчас, все всё понимают Ты, я, Джорг, отец. Все всё понимают, но никто ничего не делает.
Дитфрид раздражённо вздохнул. Одна из причин, Дитфрид был уверен, что их несколько, почему Адалрик разбудил его, вырисовывалась.
«Теперь, он будет мусолить её до полного обескровливания».
Я хочу быть тем, кто сделает первый шаг а ещё я хочу, чтобы со мной этот шаг сделал ты.
Дитфрид хотел было съязвить, но промолчал. Слова брата странным образом утихомирили злобу и пробудили желание докопаться до сомнительной истины. Он всё ещё не верил в чистоту намерений младшего, однако, накормить пробудившееся желание он сможет только в том случае, если уступит. «Несомненно, так и следует поступить Оно того стоит.».
Ну не знаю, нарочно произнёс Дитфрид, разрушив повисшую в комнате тишину, уж слишком много пафоса и ни миллиграмма конкретики.
Адалрик усмехнулся.
Конкретика будет в лесу, на озере.
Дитфрид замер, едва слышно выдохнув. Мотивы брата теперь были видны как на ладони. С этой секунды, нужно было слушать очень внимательно и действовать хладнокровно.
«Никакой доброты по отношению к ублюдку, решившему начать избавляться от семейных проблем у заледенелого озера около центра Розеделцкого леса. Посреди ночи. В скрипучий мороз.».
Ты меня совсем за идиота держишь?! спросил Дитфрид, выпрямляясь.
Адалрик очень тихо усмехнулся. Лицо его, тем не менее, оставалось каменным.
Я думал, ты хорошо знаешь отца. Его пристрастие к наркоте и разбавленному спирту наиболее живописно выражалось вне стен этого дома. Когда я говорил, что он всё понимает, я не говорил, что он перестал употреблять. ответил Адалрик, на вопрос раздражённого брата.
Дитфрид слегка прищурился. Веры к брату не прибавилось, зато желание свернуть ему шею, возросло в разы.
«Скорее Христос явится в этот дом, чем слова Адалрика перестанут работать на него абсолютно во всём. В детстве и сейчас, эта скользкая гадина работала языком на пример любому молодому политику этот язык никогда не подводил своего владельца но, всё ведь бывает в первый раз, верно?..».
Ну так что? Сделаем первый вклад в общее благо? спросил Адалрик, уже, кажется, теряя терпение.
Дитфрид про себя рассмеялся.
«Мудозвон даже слова использует те же, что и «выходцы из народа». Будь моя воля, я бы взял время на подумать, но братец выгодно подстроил ситуацию под себя таким образом, чтобы времени на подумать осталось очень и очень мало Что ж, это была твоя предпоследняя удача.».