6
Бруно и Дитфрид сидели в комнате с балконом. За дверью, слева, остальная команда играла в шахматы и слушала новости по радио.
«Здесь работало радио».
Дитфрид уже смирился с тем, что сюрреализм не покинет его, пока он здесь
Пока Бруно возился в шкафу в поисках крепкого алкоголя, Тджарк во всеуслышание вещал о том, как заклеивал рты женщинам и детям, после не совсем удачной попытки отключить их тряпкой с хлороформом. Дитфрида это слегка покоробило. Он уж было думал, что станет здесь главным фанатиком
Эх, ребятня. сказал Бруно, вынимая из шкафа бутылку водки, Ваша кровь такая горячая, что и ослепнуть можно.
Дитфрид устало улыбнулся. Его похвалили, но сил радоваться этому, у него практически не было.
Бруно поставил на стол бутылку и две рюмки. Стол стоял посреди маленькой комнаты, а по обе стороны от него, располагались два кресла. Бруно сел с видом довольного выполненной работы, в то время как Дитфрид находился между ощущением уюта и непонятной тревоги.
«Ну, по крайней мере, водка должна как-то ослабить тревогу а через шесть часов можно будет привести себя в форму кружкой крепкого заварного кофе без добавок».
Почему не выстрелил в голову? спросил Бруно, открывая бутылку.
Дитфрида словно разбудили.
Не хотел рисковать, а у него был пистолет. ответил он на одном дыхании.
Угууу Они не до конца идиоты. Если обороняются, то основательно. Им не чужд тот факт, что они могут убить кого-то.
Дитфрид кисло усмехнулся.
Водка уже была разлита по рюмкам. Откладывая бутылку на край стола, Бруно сказал:
Далеко пойдёшь. С таким рвением тебя только на вылазки и отпускай Ты только не увлекайся и, самое главное, не светись.
Лидер и новобранец подняли рюмки, чокнулись и выпили. Дитфрид впервые в жизни попробовал водку и, к прежней тревоге, прибавилось разочарование. В фильмах и прямо перед ним, люди морщатся, когда опрокинут стопку Для него же, водка оказалась просто горьковатой водой.
Можно вопрос? поинтересовался Дитфрид, отставляя рюмку.
Бруно кивнул, запивая водку апельсиновым соком, пакет которого, он только что достал из-под стола.
Зачем вы использовали хлороформ?
После сока, глаза Бруно прояснились или после вопроса Дитфрид так и не понял.
Для отключки баб и мелких. А что?
Дитфрид слегка поджал губы и на секунду отвёл взгляд.
Он ведь, действует не так быстро, как это в фильмах показывают. с тенью упрёка, сказал Дитфрид, переводя взгляд на лидера.
Пока что, пожёвывая язык, начал Бруно, это единственное оружие такого типа, которое мы можем себе позволить. Точнее, Уэнделл может позволить. Он его в подвале соседнего дома готовит а на счёт эффективности эти овцы отключились достаточно быстро. Хотя, раньше с этим и вправду были проблемы
Ну вот!.. Следует использовать более действенные соединения. сказал Дитфрид, слегка улыбнувшись.
Это говори Уэнделлу. Он у нас за химию. ответил Бруно и наполнил рюмки.
Они снова чокнулись и выпили.
Можно ещё один вопрос?
Валяй.
Дитфрид лёг спиной на кресло и обнаружил, что хочет курить. Очень сильно хочет курить, хотя прежде, даже не пробовал.
в чём смысл вашего наименования? спросил он, потирая костяшки.
Бруно шумно выдохнул, улыбаясь так, словно этот вопрос он и хотел услышать.
Девять кругов, начал он, это круги ада Данте. Кали Юга же, это последняя из четырёх эпох в индуистском временном цикле. он остановился, протирая глаза, Кали Юга характеризуется падением нравственности, если мы говорим об исконном значении. В контексте же нашего имени, падение нравственности тесно переплетается с адом Данте. Всеми девятью кругами. Можно сколько угодно искать здесь вездесущий библейский сюжет, даже в Кали Юге, но суть в следующем
Бруно подался вперёд. Теперь, они с Дитфридом были как два оловянных солдатика, замерших друг напротив друга.
Розеделц, с горечью начал Бруно, стал настоящим адом. Здесь перемешалось всё. С виду это обычный немецкий городок, вполне себе прогрессивный, не средневековая деревня Только, фабрики и заводы здесь, прямиком из послевоенной ФРГ и, даже, времён правления Гитлера. С заброшками та же история. Все заброшенные здания здесь стали таковыми в период с семидесятых до середины девяностых. Убийства, наркоши, алкоголики, сношающиеся малолетки заброшки стали их домом Но ведь они есть везде, верно?.. И мёртвые здания, и почти мёртвые идиоты Но здесь, они другие. Я не знаю людям здесь абсолютно насрать друг на друга. Буквально!.. он всплеснул руками, чудом не задев бутылку с пакетом, Этого нельзя увидеть на главных улицах, там царит «Берлин» в своём лучшем виде Но вот когда ты оказываешься от центра, километрах в десяти индустриальная архитектура. Как во Франкфурте, девяносто лет назад, только без фабрик
Дитфрид слушал. Слушал с интересом, позабыв об акценте лидера.
Ад в Розеделце был ещё с Бисмарка. Обострение же началось перед падением стены. Где-то, в восемьдесят седьмом. Я не знаю, как это объяснить, но город будто озверел. Стал новым организмом и перестал быть городом для всех.
В смысле? с искренним интересом спросил Дитфрид.
Я периодически покидал город, навещая родителей. Они живут в Риме. И когда я выезжал за пределы города, во мне как будто бы появлялись силы. Я становился свежее и бодрее и то же самое со мной случалось, когда я возвращался обратно. Чрезмерное пребывание за пределами и внутри, плохо на мне сказывалось, первое время Потом я привыкал, спасибо водке он откашлялся, Так вот, на счёт «города не для всех». он тяжело вздохнул. Ни один человек не знает о существование Розеделца, за пределами этого самого Розеделца.
Дитфрид застыл. Он уже было хотел задать очередной вопрос, но слова ушли в желудок вместе со слюной.
Никто. Буквально. Родители спрашивали, где я живу, я называл им город и ни один из них не понимал, о каком именно городе идёт речь. Мой отец хорошо знал север и центр Германии, но про Розеделц услышал впервые, но ты подожди. он уселся поудобнее, Когда я садился в такси, уже будучи в Германии, я говорил таксисту город и он без проблем знал, куда надо ехать. Ему, мне не нужно было объяснять, где находится город. он снова откашлялся. Поэтому мы и называемся так, как называемся.
Его лицо выражало удовлетворение. Дитфрид смотрел на него с тем же лицом, с каким на него год назад смотрел Матис.
Вижу, ты не понял. улыбнулся Бруно только губами, Ещё раз. Кали Юга это падение нравственности, последняя эпоха. Про ад Данте, ты знаешь. Мы назвались так, потому что ни ада, ни Кали Юги не существует, как не существует и этого города.
Снова улыбка. В этот раз, шире.
Дитфрид сглотнул и нахмурился. Он пытался переварить ещё трезвым мозгом сказанное и у него это получалось из рук вон плохо!..
О! Пока не забыл сказал Бруно и встал из-за стола.
Дитфрида как током ударило. Он все ещё думал о рассказе Бруно про встречу с родителями
«Эта водка точно не палёный спирт?..» спрашивал он пустоту, косясь на пробку.
Вот, возьми.
Дитфрид посмотрел на Бруно, стоявшего справа. Он протягивал книгу в чёрной, кожаной обложке. Дитфрид взял её, жестом поблагодарив и что-то промычав.
Я написал её три года назад. сказал Бруно, садясь в кресло, Здесь изложена наша философия. Философия, существующая в девяти кругах Кали Юги, как небо над нашими головами.
Пока Бруно открывал бутылку и наливал уже третий состав, Дитфрид, с трепетом ребёнка, поймавшего крысу, осматривал книгу.
Недолго. Он отложил переплёт на правый подлокотник. В ближайшее время, возможно даже сегодня, за кофе, он прочтёт её. Всю или нет, зависит от сил
Бруно приподнял рюмку и, жестом, предложил Дитфриду. Дитфрид незамедлительно поднял свою. Они чокнулись, выпили и запили соком
Дитфрид начинал ощущать себя частью всего этого. Частью ада. Частью последней эпохи. Частью, в какой-то мере, для кого-то, несуществующего города
7
Городской ветер приятно высушивал лицо, делая тоже самое с душой. Он пришёл в город ради воздуха. Этот городской смрад свободы и раскрепощённости Несмотря на свой устрашающий вид, свобода в Розеделце была. Здесь же она становилась наглядным примером последствий своего доминирования. Со всех сторон.
Розеделц всё ещё был и мог быть тем местом, где чувствовалась идиллия, истекающая дымом фабрик, как пробитый бензобак бензином. Здесь, он иногда чувствовал себя гораздо лучше, чем в собственных мыслях
Дитфрид покинул улицу, по которой бродил уже около двух часов и оказался в квартале эмигрантов. Здесь находились крайне презентабельные места жительства, отправляющие мимо проходящего, прямиком в прошлое Так далеко, насколько позволяет осведомлённость оного.
За исключением шести квартир, расположившихся зигзагом от середины и до конца квартала, все квадратные метры здесь, были выставлены на продажу. Что не имело практического значения, так как маленькие и средние квартирки стоимостью от пятисот тысяч до миллиона евро, не были в ходу у жителей Розеделца. Даже состоятельные граждане, заканчивали свой выбор жилплощади на двух-трёх комнатах в отделанных «муравейниках».
Внешне, «муравейники» были либо крайне современными потомками брутализма, либо что-то среднее между модерном и модернизмом. Чуть реже встречались образцы конструктивизма. Постмодернизм и хай-тек приходился на приближённые к окраинам районы и, собственно, центр города.
Что же до квартала эмигрантов, здесь стиль зависел от количества квадратных метров. Либо кирпичная, либо просто готика. Вокруг квартала же, царил деконструктивизм, как и, собственно, практически везде в городе, за исключением Unterirdischstraße, где были обычные хрущёвки и за исключением гетто, где дома были построены в стиле северного модерна
Он углубился в квартал, рассматривая пустеющие квартиры и домики, как ребёнок в зоопарке рассматривает вольер с ягуаром.
Он любил архитектуру. Эта любовь нашла его там же, где и любовь к Норвегии. Нельзя смотреть на Норвежские домики с тихим сердцем. С такой же чистотой были и здешние постройки Дитфрид прикусил нижнюю губу. Пробудившееся восхищение архитектурой напомнило ему, почему он сюда пришёл.
Джорг едва слышно вырвалось у него.
Когда у Дитфрида возникали проблемы с самым младшим, он уходил сюда. В квартал эмигрантов.
В этот раз, Дитфрид хотел понять, что ему мешает найти точки соприкосновения с увлечениями младшего брата. Энтомология и всасывание всеми фибрами, информации о докембрийском эоне, пока что, только о нём, едва-ли имели что-то общее с архитектурой. Будь то архитектура Ура, Вавилона или Кёльна и тем не менее, при желании, можно было привить друг другу интерес к личным увлечениям. Зачем? Чтобы не воспринимать брата как засидевшегося гостя
Он повернул. Мысли переключились на другого человека. На Адалрика. У Дитфрида были «целительные» места из-за каждого члена семьи.
Отец, сам того не зная, выгонял Дитфрида в лес. Джорг, в квартал эмигрантов а вот Адалрик пока что не навёл Дитфрида на третье место. Не навёл, потому что с ним нельзя было напороться на серьёзные проблемы. Его стоически-индифферентное отношение к жизни поражало, немного бесило и, иногда, слегка пугало.
Припоминая беседу с отцом, в тот день, когда Дитфрид нашёл записную книжку, он пришёл к выводу, что мировоззрение Адалрика стало таким после потрясения в детском доме. Там он узнал от молодой воспитательницы, что его мать была шлюхой и дабы избежать ответственности, она отдала сына в детский дом.
Адалрик родился четырнадцатого января 1999-го года, здесь, в Розеделце. Здесь же его и забрал к себе Матис, как он сам говорил, приняв перед этим свою последнюю дозу героина. Тогда, Адалрику было шесть. Ровно шесть.
Он дошёл до переулка.
«Да уж, что только люди не делают под наркотиками Но вот Матис как обычно превзошёл всё и вся. Усыновить ребёнка под героином декаданс во плоти, ебать его».
Переулок окончился двориком. Такие дворики, Дитфрид помнил из книг Достоевского. Теперь, условный Олесунн стал Санкт-Петербургом.
Здесь было чисто, но пахло смесью строительной краски и настоявшегося алкоголя, вылитого в лужу газолина.
Дитфрид осмотрелся. Как и ожидалось, никого здесь не было и не будет.
«Значит, можно начинать».
Найдя самый чистый из всех пахучих участков, Дитфрид опустился на асфальт и свернулся калачиком. Не испытывая абсолютно никаких эмоций, он начал слайд-просмотр всплывших по дороге сюда тем и мыслей.
Быстро, рвано и глупо.
8
(Спустя какое-то время, он открыл глаза. Дрёма в здешних местах сделала своё дело, наполнив силами, как физически, так и морально. Всё прошло бы просто идеально если бы правая часть бедра не изнывала от бесконечных вибраций.).
Дитфрид прищурился и увидел его. В этот раз, трупно-бордовый цвет потемнел, а глаза стали серебристо-коричневыми.
Или палач или вожак и наставник. всё тем же машинным голосом, произнесло существо.
Дитфрид затаил дыхание и сконцентрировался на существе и его словах. Здешняя вонь медленно подступала, норовя высосать из глаз всю влагу и плотно заткнуть слёзные канальчики.
Ты сам себе Бог. Ты можешь стать Богом для них. Ты можешь стать проклятьем для них. Для всех. существо изогнулось, Так действуй же!
Шум за пределами дворика становился всё ближе и, как только он достиг барабанной перепонки вплотную, парень дёрнул ногой, как это иногда делает человеческий организм перед засыпанием
Существо исчезло.
9
Дитфрид начал очень медленно подниматься. Хоть он и любил эти места, ночевать здесь, не входило в его планы. Как никак, через две недели уже декабрь.
Выйти из переулка оказалось в разы сложнее, чем войти.
Дитфрид, непонятно как, сумел не поддаться желанию прилипнуть к стене и застыть в таком положении до первой оттепели. Аналогично, ему удалось проигнорировать неудачные попытки встать. Оставаться в месте встречи с существом, ему тоже не хотелось.
«Останься. Тут тебе хорошо. Зачем уходить?.. Дома всё равно никакого спокойствия, а здесь хотя бы запах приятный!.. Этот двор может стать жилым в ближайшее время, так что не глупи и как следует насладись одиночеством именно здесь и именно СЕЙЧАС».
Дитфрид вывалился из переулка как пьяница из кабака. Трилинка не была такой мягкой, как хотелось бы, но по крайней мере, она была чистой Парень перевернулся на спину и сполз настолько, чтобы бордюр касался шейных позвонков.
«Рельс здесь нет, а машин и подавно. Можно (не)беспокоиться».
Дитфрид вынул из кармана мобильник и, насколько позволял замах, бросил его за себя.
«Ты сам себе Бог.»
Я сам себе Бог.
«Ты можешь стать Богом для них.»
Я могу стать Богом для них.
«Ты можешь стать проклятьем для них.»
Я могу стать проклятьем для них.
«Для всех.»
Для них всех.
«Так действуй же!»
Парень выдохнул. Он сделал выбор.
10
Дверь в дом была приоткрыта.
Ежу понятно, что телефон разрывался от «беспокойства» домашних. Старший возвращался с готовностью выслушать порицания на повышенных тонах, как минимум от Адалрика Однако, открытую дверь он увидеть не ожидал.
Войдя в дом, Дитфрид быстро снял с себя куртку и кеды, несмотря на смертельную усталость. Как физическую, так и моральную. Сейчас она была как раз кстати, потому что, когда в тебе есть силы и там, и там, ты способен на ответ а когда сил нет, тебе просто похуй.
Только дойдя до двери в свою комнату, Дитфрид заметил, что повсюду в доме горит свет. Повсюду, кроме коридора второго этажа Он вошёл к себе. На кровати, как только что сделанная кукла, сидел Адалрик. Джорг стоял у компьютерного стола Дитфрид чувствовал, что бессилен, но руки почему-то загудели и ноги тоже.