И я покупаю тот самый комбинезон назло ему, а еще беру три разных платья с провокационными разрезами-вырезами, и направляюсь в отдел нижнего белья, хоть отмеренный Матвеем час давно уже истек. Перемериваю дюжину комплектов и останавливаюсь на самом простом черном и более нарядном бордовом, вскоре выскальзывая на улицу с довольной улыбкой. Которая тут же сползает с моего лица при виде Мота, флиртующего с длинноногой рыжей девицей.
Я закончила, милый.
Победно демонстрирую десяток разных пакетов и получаю такой убийственный взгляд, от которого в любой другой момент я бы съежилась и трусливо ретировалась. Но сейчас во мне гуляет какой-то нездоровый азарт, подталкивающий к необдуманным поступкам, и я с энтузиазмом самоубийцы продолжаю дразнить звереющего Зимина.
Ну, что, поехали, дорогой?
Без посторонней помощи размещаюсь на переднем сидении его авто, предварительно закинув пакеты в салон, и в зеркало заднего вида наблюдаю, как торопливо сваливает уязвленная девушка. А потом Мот садится за руль, обдавая меня волнами неудержимого гнева, и резко бьет по газам, заставляя вжиматься в кресло.
Еще раз так сделаешь, пойдешь по трассе пешком, поняла?
Не поворачиваясь ко мне, выплевывает он так, что у меня внутренности сводит, и нервный колючий ком подкатывает к горлу. Пальцы только с пятого раза вставляют ремень безопасности в паз, а веки зажмуриваются сами, когда автомобиль под управлением Матвея разгоняется почти до двухсот.
Запредельно. Дико. Страшно.
И все, потому что я его довела.
Глава 5
Саша
Мы летим по магистрали на сверхзвуковой, пока я ругаю себя за опрометчивую выходку. Закладывает уши, как на большой высоте, сердце норовит пробить грудную клетку и упасть прямо к ногам. И я малодушно молюсь, надеясь добраться домой целой и невредимой и не воткнуться в отбойник или какой-нибудь джип.
Каждый раз, когда обиженный рев клаксона несется нам вслед, я хочу одернуть Мота, но в последнюю секунду прикусываю язык. Вслушиваюсь в его шумное дыхание и понимаю, что он ловит запредельный кайф от этой сумасшедшей гонки. А я а я сама испытываю неуместную, но такую головокружительную эйфорию, от которой мурашки маршируют вдоль позвонка.
Скажи, Матвей, а тебе права в переходе в метро купили, а?
Интересуюсь у будущего сводного брата, когда мы за малым не цепляем борт маршрутного такси, и отворачиваюсь к окну, не в силах выдерживать прицельный огонь его наглых глаз.
Подарили. Вместе с машиной на день рождения.
Хмыкает он и продолжает лихачить в присущей ему самоуверенной манере, как будто он на этой дороге и в этом городе царь и бог. Как будто его не парит гипотетическое наказание, и полицейский у служебного транспорта машет своим полосатым жезлом вовсе не ему.
За превратившийся в целую вечность час мое настроение меняется не меньше сотни раз. В одну секунду мне хочется придушить балансирующего на острие опасности Матвея, а в другую признаться, что впечатление он производит неизгладимое. И мне приходится отвесить себе внушительный ментальный пинок, чтобы так откровенно не пялиться на его жилистые руки с выпуклыми венами.
Станция конечная. Поезд дальше не идет.
С едким смешком сообщает мне Мот, и я выпутываюсь из принявших неправильное русло мыслей и неловко вываливаюсь из его авто. Лихорадочно подхватываю пакеты и устремляюсь вон из гаража, стараясь скрыть неровный румянец, стремительно окрашивающий щеки.
Только Матвей догоняет меня в два счета, окуная в мучительную неловкость, и даже распахивает передо мной дверь в дом, рисуя иллюзию идеальной семьи. По крайней мере, так мы с ним выглядим для встречающих нас Сергея Федоровича и мамы.
Как провели время, молодежь?
Прекрасно.
С показным энтузиазмом отвечаю сияющему благодушной улыбкой Зимину-старшему и протискиваюсь к лестнице, намереваясь избежать душащих меня расспросов. Перепрыгиваю через пару ступенек и заскакиваю в свою комнату, как будто за мной гонится стая голодных волков. Замираю посреди спальни, бросив пакеты на кровать, и вздрагиваю, спиной ощущая чужое присутствие.
Помочь разобрать покупки, сестренка?
Матвей снова бесцеремонно вторгается в мое личное пространство. Заполняет собой легкие, давит гребанной аурой властности и упивается тем влиянием, которое на меня имеет.
Сама справлюсь.
Отвечаю ему негромко и не могу сдвинуться с места, наблюдая, как он с грацией хищника выплывает у меня из-за спины и приближается к не заправленной постели. Вытаскивает из первого попавшегося пакета длинное красное платье тонкой вязки и ядовито цедит.
Отстой.
И, в то время как я захлебываюсь охватившим меня возмущением и пытаюсь подобрать достаточно обидные и хлесткие слова, он натыкается на понравившийся мне комплект кружевного белья и выразительно изгибает бровь.
А это ничего так. Примеришь?
Ровно на пару мгновений я столбенею и поджимаю пальцы ног. Все мое существо заходится в волнительном предвкушении, пока разум вязнет в густом тумане. И пусть недолго, но я вполне серьезно рассматриваю поступившее предложение, прикусив нижнюю губу. А потом все-таки стряхиваю опутавшее меня наваждение и пытаюсь забрать у Мота предмет своего гардероба.
Совсем с ума сошел, Зимин?! Отдай!
Как атакующая слона моська, я бегаю вокруг будущего сводного брата, пытаюсь допрыгнуть до его поднятой вверх руки, в которой вместе со злосчастным бюстгальтером болтается узкая полоска трусиков. И я собираюсь в красках высказать Матвею все, что о нем думаю, приправив пламенную речь ворохом нецензурных эпитетов, когда в дверной прием протискивается мамина счастливая голова.
Меня бросает в холодный пот при мысли о том, как она отреагирует на творящееся в комнате безобразие, но Мот с ловкостью фокусника прячет мое нижнее белье за спиной и торопливо вешает на лицо ту самую улыбку, от которой девушки растекаются перед ним ванильной лужицей.
Что вы здесь делаете, дети?
Я заглянул спросить, вдруг Саше нужна помощь с перестановкой.
Вопиющая ложь без заминки слетает с порочных губ Зимина-младшего и зарабатывает ему еще несколько очков в глазах моей матери. По крайней мере, она понимающе кивает и исчезает в коридоре вполне удовлетворенная его объяснением. Я же мечтаю надеть Матвею на макушку ночной горшок, или вазу из-под цветов, или шутовской колпак.
Расслабься, сестренка. Я прикололся. Но два билета до Урюпинска взять еще не поздно.
Всем своим видом Мот демонстрирует, что я здесь нежеланная гостья, ну а я в который раз хороню свои глупые планы по налаживанию с ним отношений. Прощаюсь с поблекшей радостью от покупок, раскладываю вещи в огромный до потолка шкаф и усаживаюсь за учебники. Только вот информация успешно минует мозг, не желая усваиваться, как бы я ни билась над превращающимися в невнятное пятно строками.
Так что ложусь спать я совершенно не готовая к завтрашним парам и долго ворочаюсь, вспоминая, как Матвей ворвался ко мне в примерочную. Как его крепкие руки скользили вдоль позвоночника, как я впивалась ногтями в его плечи, и как жадно мы с ним целовались, как будто между нами нет преград, вроде грядущей свадьбы наших родителей и его лютой необъяснимой неприязни.
А наутро мы снова изображаем лучащихся энтузиазмом будущих родственников, под пристальным взглядом Сергея Федоровича торопливо впихиваем в себя завтрак, норовящий застрять поперек горла, и пулей вылетаем в гараж. Потому что доза фальши зашкаливает и грозит обнажить наши настоящие эмоции.
Всю дорогу мы с Мотом проводим в кромешной тишине, и я наивно надеюсь, что сегодня обойдется без девятибалльного шторма, но Зимин резко тормозит за несколько кварталов до универа и разворачивается ко мне всем корпусом.
Выходи.
Хлестким ударом обжигает щеки, губы, грудь, и я нелепо хлопаю ресницами, до конца не веря, что он это сказал.
Но мы же не доехали.
Проваливай, Саша. Я не хочу, чтобы нас видели вместе. Никто не должен знать, что ты моя сестра.
Сводная сестра, Матвей.
Плевать.
Он жжет меня яростным взглядом жестоких карих глаз, поливает пренебрежением и, наверное, ненавидит за то, что сам с жадностью целовал всего пару дней назад. А я а я просто отчаянно хочу забыть все, что между нами было, ведь нам еще не один год учиться вместе и жить под одной крышей.
Трясущимися пальцами я нащупываю холодный металл ручки, открываю дверь и практически вываливаюсь на тротуар, цепляя рюкзак с сиденья. В коматозе одергиваю ярко-синюю юбку ниже колена, поправляю завернувшийся воротник тонкого белого джемпера и растерянно слежу за тем, как удаляется черное авто. Такое же хищное и агрессивное, как его хозяин.
Становится обидно. Досадно. Колко.
От того, что мне не все равно на пропитанные скепсисом фразы и на человека, их произнесшего.
Шмыгнув носом, я давлю жалость к себе в зародыше и устремляюсь к храму знаний, виднеющемуся в просвете между многоэтажек. Ускоряю шаг и протискиваюсь между спешащих курьеров с огромными зелеными и желтыми сумками-прямоугольниками. Игнорирую вырастающего будто из-под земли парня со смешным коротким хвостиком, что-то заливающего про какую-то акцию и пытающегося всучить мне глянцевый каталог.
Да, мамуль. Ничего страшного, здесь в столовке перекушу.
Принимаю звонок, успокаивая заботливую маму, переживающую, что я забыла в холодильнике лоток с обедом, и придерживаю телефон ухом, роясь в рюкзаке. Выуживаю тонкий магнитный пропуск и прикладываю его турникету, упрямо продолжающему гореть красным.
Извините! Извините, пожалуйста!
Еще минут пять я пытаюсь дозваться до погрязшего в ютубе охранника, столько же объясняю равнодушному бугаю суть проблемы и нетерпеливо топчусь на месте, понимая, что на пару я окончательно и безнадежно опаздываю.
Тебя еще не успели внести в списки, проходи.
Связавшись с деканатом, безразлично кивает парень в черном камуфляже и возвращается к компьютеру, потеряв ко мне всякий интерес. А я бегу по уже пустынным коридорам, путаюсь в переходах и никак не могу найти аудиторию под номером триста семнадцать. В итоге, потеряв драгоценное время и отчаявшись, я обнаруживаю нужный кабинет и так и не решаюсь зайти.
Мог бы и проводить в первый день.
Обиженно бормочу себе под нос и, больше никуда не спеша, бреду к подоконнику, обвиняя Матвея во всех неурядицах. В росте курса евро, подорожании потребительской корзины и очередных санкциях Запада.
Прислонившись лбом к стеклу, я рассеянно листаю страничку студенческого паблика, на которую недавно подписалась. Натыкаюсь на фотки с позавчерашней вечеринки и с бухающим в горле сердцем нажимаю «сохранить», выбирая из пестрых картинок снимки Мота.
С широкой открытой улыбкой. С растрепанными мной волосами. Веселого и счастливого. Совсем не такого, с каким я столкнулась у ворот дома Зиминых.
А потом за моей спиной с громким хлопком ударяется о стену дверь, и из аудитории наружу высыпает толпа галдящих первокурсников. Высокая худая брюнетка что-то возмущенно высказывает своей полной подруге в невообразимом цветастом сарафане. Пятеро парней склоняются над чьим-то мобильником и с едкими комментариями смотрят какое-то вирусное видео.
Я же набираю воздуха в легкие и неуверенно делаю шаг вперед, намереваясь попросить у кого-то из них лекцию. Только смазливый блондин в свободно болтающейся на нем фиолетовой рубашке и низко сидящих джинсах меня опережает, загораживая путь и самодовольно ухмыляясь.
Ты потерялась, крошка? Дорогу подсказать?
Манерно растягивая слова, флиртует со мной он, и я не сразу нахожусь, что ответить. Жую во рту вязкую кашу из невнятных слогов и нервно тереблю лямку рюкзака, когда в барабанные перепонки ввинчивается резкое.
Оставь ее, Крест!
Глава 6
Мот
И зачем я вообще сюда сегодня приперся.
Хмуро кошусь на сухую, как вобла, преподавательницу по экономической теории и считаю до десяти. Еще чуть-чуть и своим заунывным голосом она поднимет зомби с ближайшего кладбища или разбудит сладко сопящего Крестовского, которому я искренне завидую.
Зависать с пацанами на даче всю ночь без родаков и назойливых сводных сестер дорогого стоит.
Пару минут я смотрю на безмятежное лицо друга, а потом толкаю его локтем в бок, когда цепкий взгляд Семеновой Инги Аркадьевны мажет по галерке и приклеивается к белобрысому затылку.
Вставай, бро.
Шиплю выразительным шепотом и, получив красноречивый оскал от все той же Инги Аркадьевны, затыкаюсь.
Ваша фамилия, молодой человек?
Крестовский.
Игнат Дмитриевич. Прекрасно. Я вас запомнила.
Многообещающе чеканит преподша и, поправив сползшие на нос очки в круглой оправе, возвращается к теме лекции, которую я так и не записал.
Мог бы и раньше предупредить, обиженно фырчит Крест и, не дожидаясь ответа, меняет пластинку, случайно наступая на больную мозоль. И вообще, где тебя вчера целый день носило?
Семейные кхм обстоятельства.
Глухо закашливаюсь, давясь словами, а перед глазами на репите Сашка в примерочной. Белье ее кружевное дурацкое, талия узкая, ноги длинные. И пальцы, скользящие по мышцам пресса.
Твою ж
Бабу новую нашел так и скажи, притворно дуется Игнат и загораживает ладонью листок, с которого я пытаюсь списать название лекции.
Ничего серьезного. Так, на один раз.
Выдаю с показным равнодушием и упорно умалчиваю о том, что эта «на один раз» теперь живет через стену от меня и скоро станет моей сводной сестрой. Если мне не удастся избавиться от них с матерью, конечно.
Судя по съезжающимся к переносице светлым бровям Крестовского и изгибающимся в кривой ухмылке губам, он мне явно не верит, но продолжать допрос не спешит. Игнат забивает на распинающуюся у доски Семенову, справедливо решив, что прилежание его уже не спасет, и снова укладывается на стопку тетрадей, пробурчав едва внятное «не кантовать». Я же с горем пополам досиживаю до конца пары и лениво поднимаюсь со скамьи, когда Инга Аркадьевна нас отпускает.
Не слушаю, что она говорит нам напоследок, не записываю, что нужно прочитать к следующему занятию, и неторопливо скатываюсь вниз по лестнице, гоняя в мозгу прочно засевшее «сводная сестра, Матвей!».
Срочно надо переключиться. Благо, что подходящая кандидатура как раз останавливается недалеко от входа в аудиторию и так призывно мне улыбается, что обойти ее своим вниманием просто преступление.
Привет, Настя, оставляю небрежный поцелуй на щеке у первой красотки потока и еще раз инспектирую идеальную фигуру Шаровой, мимоходом скользя по аппетитным буферам и крутым бедрам.
Хорошая девчонка, сочная.
Привет, Мот. А мы без тебя вчера скуча-а-али, деланно тянет девчонка и, театральным жестом откинув густые темно-каштановые волосы назад, прижимается ко мне, вычерчивая на ткани футболки какие-то замысловатые узоры своими длинными ноготками.
И я уже собираюсь опустить причину своего вчерашнего отсутствия и пригласить Настюху на чашечку горячего чая, когда в центре коридора вижу Баринову и рисующегося перед ней Игната. Отчего кровь ударяет в голову и заставляет отцепить от себя чужие прохладные пальцы и выкрикнуть повелительно-жесткое.
Оставь ее, Крест!
Не разбираю на составляющие гуляющий внутри коктейль из гремучих эмоций и быстро сокращаю расстояние до причины моего бешенства. Несколько раз глубоко вдыхаю, так же медленно выдыхаю и вешаю на себя маску напускного равнодушия.