Смеян обтёр усы, кивком отослал столовую девку пышнотелую и румяную, как из бани и вперил в Волшана долгий взгляд.
Может быть, сначала ты скажешь, зачем тебе ехать в Степь? Этот бешеный вороной не причина, верно?
Не причина, но с ним в Степи сподручнее, согласился Волшан.
Доверять-то купцу он доверял, но у каждого есть грань, за которой разумение заканчивается. Ни за что не поверил бы купец в живое явление Огнебога. Это даже хуже, чем зверем на его глазах обернуться. А Смеян, не дождавшись ответа, продолжил:
Тут сам князь Киевский отдал приказ Воинь укреплять. Да как бы не запоздал. Сам знаешь, мы тут, на краю, во все стороны смотрим. Бояре считают, что степняки раздорами заняты, от того и набегов больших нет.
А разве они ошибаются?
Нет. Только не знают, к чему те раздоры у печенегов. Малые роды объединяются, сотни растут до тысяч. И такое уже было, вот только эти тысячи все к одному роду-племени стекаются, что на юге стоит. Под одну руку встают.
Волшан повёл плечами под новой рубахой, что Смеян одолжил, ощутимо припекло клеймо. О том, что купец Киеву служит глазами и ушами он знал давно, ещё со времён первой встречи.
Значит услышал тебя князь Мстислав?
Услышал. Родь тоже отстраивают. Новый хакан у степняков на юге, безрассудный, молодой, горячий. От такого только и жди беды. Ему ромеи в Суроже недавно урок преподали, теперь к ним не пойдёт. Одна ему дорога Русь.
Волшан задумался. Он шёл в Степь за семенем погибельным. Не оно ли в молодом хане пробилось?
Странное говоришь, Смеян. Раздоры у степняков всегда дробили орду, а ты решил, что она соединяется
Не решил, друже. Своими глазами видел. Даже Ильбек так себе хан, из мелких, что ближе всех вдоль Сулы кочует был нищ. Только и сил, что малые селища жечь да полоном торговать. А нынче гордится, что его хакан огромную орду набрал. Таких же голых и злых, полагаю. И не один Ильбек такой в Степи. Другие, на него глядя, тоже в ту стаю сбиваются, вроде волков стали. Потрепали их знатно, а только не во вред пошло. Сам знаешь, мне из Степи и птички, и ветер вести приносят, и вести эти не радуют. К молодому хакану и правда другие племена прислоняются, орда-то крепнет.
Смеян потянулся к кувшину, плеснул сбитня в кружку простую, без орнаментов, хотя на столе и кубок червлёного серебра имелся, и одним махом осушил её до дна.
«Волков», поджал губы Волшан. Для него степняки больше на одичавших псов походили, те тоже в стаи сбиваются. Но опасения Смеяна только подстегнули его решимость.
Ильбек-хан, говоришь, ближний? Не его ли люди коня потеряли?
Смеян покачал головой.
Жизнью не дорожишь, друже. Брось ты это. Неспокойно в нынче в Диком Поле.
Там и раньше тихо не было, однако же мы с тобой пока живы, отмахнулся Волшан. Ты лучше подходящей одёжей выручи, а то в такой рубахе печенеги из меня серебро вытрясать будут, пока кишки наружу не полезут. Решат, что купец приблудился.
Выручу, куда деваться? усмехнулся купец. Когда в путь?
А далеко ли до стана того хакана?
Дней восемь десять, если о-дву-конь ехать. С одним дольше будет. Да только у печенегов разведчики окрест шастают. Как в Воини топоры застучали, так они и всполошились. Нынче по степи тишком не проедешь. Дам тебе имя одно, только уж ты побереги его хозяина. Он, хоть и степняк, но мой степняк. Нужный. Если напорешься на печенегов, скажи, что ищешь Сачу из рода Жеребца, он тебя и спроводит.
Волшан проснулся резко. Сбоку, под рёбрами, прижатый телом к полатям, мелко трясся княжий амулет его длинная тесьма норовила во сне обернуться вокруг тела. Он ожил впервые после битвы под Киевом, но удивляться было некогда чуткое ухо уловило очень далёкий, почти призрачный гул, лишний среди обычных для любого поселения ночных звуков. Волшан хорошо знал, что он может означать. Подорвавшись с постели, он натянул только штаны и комом сгрёб остальную одёжу, на ходу запихивая в торбу.
Смеян спал. Не один. Жидкий свет заходящей луны ласково касался лица юной девы, прильнувшей к его груди. Церемониться Волшан не стал. Гаркнул на всю опочивальню:
Смеян, беда!
Купец не сплошал. Будто и не похрапывал только что спихнул девку с постели, велев зажечь свечу, и потянулся за рубахой.
Быстрее, они скоро будут здесь! бросил Волшан.
Ах ты не спрашивая, кто такие «они», купец сунулся под кровать резную, сработанную на византийский манер, и вытащил ножны, из которых выпирала рукоять меча.
Лушка, беги, буди всех. За реку бегите. Скорее! прикрикнул на испуганную девку.
Та тихонько охнула и прыснула за дверь, только концы растрёпанной косы мелькнули.
Невнятный гул усилился. Волшан кожей ощущал дрожь земли, по которой молотят копыта лошадей. Хутор не крепость, осады не выстоит.
Они скатились вниз по лестнице, перемахивая через ступени.
Сколько людей у тебя меч в руках держать умеют? на бегу спросил Волшан.
Четверо, просипел Смеян и выскочил на крыльцо.
В темноте широкого двора бестолково метались полусонные люди, за его пределами, у ворот мелькнул свет факела.
Всех уводи, не отобьёмся! крикнул купцу Волшан, сначала услышав тонкое пение, а потом и увидев огненный след первой стрелы, которая перелетела городень и воткнулась в землю посреди двора, чудом никого не зацепив. Следом за первой, песню смерти и огня завели другие. Они горящими птицами расчертили ночь, и хутор осветился сразу в нескольких местах это вспыхнула новенькая солома на крышах подворья.
Полуодетый Смеян, с мечом на поясе, срывая голос, чуть не пинками погнал свою челядь к реке, а Волшан рванул к распахнутым воротам конюшни, крыша которой с дальнего конца уже полыхнула весёлыми языками пламени. Из распахнутых ворот, едва не сбив его с ног, выскочил серый битюг, за ним, сшибаясь задами в проходе, вылетели еще два коня.
Ильк! заорал Волшан, и в этот миг, показалось, вся близкая степь завизжала, заголосила, завыла, врываясь на хутор.
Конь выскочил из тёмного провала конюшни вместе с клубом удушливого дыма и вкопался копытами, резко встав перед Волшаном. В чёрных глазах играли кровавые отсветы пламени, бока раздувались кузнечными мехами.
Беги, прохрипел Волшан и с размаху двинул его по крупу.
Тот взвился свечой, но Волшан уже оборачивался, рухнув на колени. Тяжёлый толчок сердца в груди, и он с рёвом выгнул покрытую вздыбившимся мехом спину. Конюх, последним выскочивший из ворот полыхающей конюшни, сполз по стене, с разинутым в немом крике ртом и вытаращенными от ужаса глазами.
Прыгнув в красные сумерки, Волшан сбил с ног влетевшую во двор лошадь печенега, когда та шарахнулась от зверя. Кувыркнувшись назад, она подмяла под себя всадника, а Волшан не задерживаясь, подскочил под копыта следующей. На ходу цапнул её за переднюю ногу и дёрнул головой, подсекая. Всадник, не осознавая опасности, ловко соскочил с падающего коня, но и только обезглавленное тело тут же мешком осело на землю.
Волшан, щёлкая окровавленной пастью, выскакивал из темноты на освещённые заревом пожара участки, молниеносно и безжалостно вырезая степняков. В поднявшейся суматохе они не сразу сообразили, кто им противостоит, а сообразив, попытались удрать, на ходу осыпая огромного зверя градом стрел, но он был слишком быстр, а обезумевшие лошади отказывались повиноваться. Вой и горловые крики наскока сменили вопли ужаса и боли, которые перекрывались храпом и ржанием испуганных лошадей. Волшан молнией носился по хутору, с одной мыслью не дать степнякам выскочить к реке.
Когда в окнах Смеянова дома замелькал свет факелов, он повернул обратно ко двору. Два коня без всадников с визгом полетели прочь от зверя, едва не столкнувшись друг с другом, а он ворвался в дом. В людской набивали торбы добром двое степняков. Первому он оторвал голову, наскочив со спины. Счастливец даже не успел понять, что уже мёртв. Второй вытаращил глаза и схватился за своё оружие. Волшан зарычал так, что на столе что-то жалобно зазвенело. Степняк попятился к стене, неуверенно выставив перед собой саблю. Рука дрожала, передавая эту дрожь клинку. По нему пробегал хищный отсвет пламени от горящего факела. Побелевшее лицо степняка перекосило судорогой страха, из горла вырывался хрип, а взгляд судорожно метался по сторонам, в поисках спасения. Его не было.
Волшан прыгнул, целиком захватил в пасть руку с оружием выше локтя, и дёрнул, мотнув головой. На зубах хрупнули кости. Печенег приземистый, но широкий и плотно сбитый оторвался от пола, и, описав дугу, с воплем шмякнулся под окна. Уже без руки. Из плеча фонтаном ударила кровь. Волшан отбросил размочаленную руку и бросился к заверещавшему врагу, жадно сглотнув горячее и сладкое.
Один из факелов потух сам, на второй пришлось выпустить длинную струю мочи, чтобы не разгорелся. Он поднял голову и прислушался. Снаружи трещали кострища подпалённых строений, да где-то далеко выла собака. И всё. Кончилось.
Он рухнул на скользкие от крови доски пола и обратился. Долго стоял на карачках, икая и содрогаясь от кровавой рвоты. Зверь не успел переварить всё, что Волшан позволил ему сожрать. Потом, охнув, вытащил стрелу из бедра, нашёл рубаху и портки простецкие, явно принадлежавшие кому-то из работников Смеяна, и выхлебал столько воды, что рвота вернулась вновь.
Едва полегчало, Волшан поплёлся к реке, припадая на правую ногу и обходя разодранные тела степняков да лошадиные туши. На полпути за спиной дробно затопотало, и он обернулся, еле дыша от мучительного зуда и рези в животе. Ильк взмыленный, с дико вытаращенными глазами нёсся прямо на него. Волшан отшатнулся, но напрасно. Конь не добежал, наскочил на кого-то возле стены длинного бревенчатого сарая и принялся с яростным храпом топтать его ногами. В последний раз ударив копытом неподвижную кучу, только что бывшую человеком, жеребец фыркнул и попятился.
Глаза слезились от дыма. Оборотень моргнул, пригляделся. Гнутый лук отлетел в сторону, но стрела так и осталась зажатой в руке мертвеца. Скорее всего, его оглушило после падения с лошади, и, если бы не Ильк, Волшан получил бы стрелу в спину.
Ах, ты ж, друже ты мой, прохрипел он, подходя к коню.
Тот мелко дрожал от возбуждения, но опустил голову и дружелюбно фыркнул, обдав Волшана порцией брызг.
Сквозь рваные дымы проглянул невнятный кружок восходящего солнца. Еще вчера мирное поселение утопало в крови, и Кромка никогда не была так близка, если не вспоминать страшную битву у Лысой горы. Она будто шла рядом с Волшаном, как тень, собирая свою жатву. Протяни руку, и окажешься на другой стороне мира. От этой близости леденела кровь, и его пробил озноб.
Пошли, Ильк, посмотрим, кто уцелел, устало пробормотал Волшан.
Смеян появился одним из первых. Прыгнул в долблёнку на другом берегу речки и всю переправу стоял, покачиваясь, над гребцом, неотрывно глядя на сходни.
Пока он и те, кто поместился в другие лодки, перебирались на свою сторону, из рощи потянулись остальные обитатели хутора, кто успел спастись.
Жив! кинулся купец с объятьями, едва перебрался на влажные от утреннего тумана доски сходень.
Я-то жив, уклончиво отозвался Волшан.
Пока шёл к реке, он увидел тела нескольких местных, попавших под стрелы и сабли степняков, была среди них и та, что этой ночью почивала на Смеяновой груди. Смеян отстранился, оглядел Вошана и охнул. Штанина насквозь пропиталась кровью, и, хоть в остальном одёжа была чистой, но руки, лицо, волосы и босые Волшановы ноги покрывала страшная бурая корка. На пригорке у сходен топтался Ильк с обрывком верёвки на шее. Копыта его передних ног блестели от свежей крови.
Что? начал было Смеян, но Волшан перебил:
Мне бы помыться? Пошли, сам увидишь.
Прямо за воротами они натолкнулись на горстку хуторян, испуганно и растерянно застывших на месте. Замер и Смеян. В утреннем свете зрелище показалось страшным даже Волшану повсюду валялись трупы и части тел. Одно свисало головой вниз с крыши избы, что стояла у самого въезда. Пара изб сгорела дотла, на хозяйском дворе дымила, догорая, конюшня. Когда её крыша с треском обвалилась, ломая стены, вздрогнули все. Вздрогнули и ожили. Зашевелились, охая и причитая.
Смеян направился к дому. Подавив тяжёлый вздох, Волшан поплёлся следом, ведя коня за тот самый обрывок верёвки. Наступающий день грозил положить конец многолетней дружбе, и виноват в том был сам Волшан.
У крыльца хозяина встречал конюший. Тот самый. Увидев Волшана, он побледнел, мелко и не слишком умело перекрестился, и вдруг поклонился ему до земли. Смеян изумлённо переводил взгляд с мужика на Волшана и обратно.
В чём дело, Хват?
Батюшка, отец наш и радетель, это же он, конюший опасливо кивнул в сторону Волшана, всех злодеев перебил! Я видел, я такое видел
Мужик вдруг затрясся и замолк.
Что ты мелешь, дурень? Смеян нахмурился и повернулся к Волшану.
Взгляд его задержался на слипшихся от крови волосах, на лице, на руках
Привиделось тебе, подал голос Волшан. Сами они впотьмах друг друга перебили, понял?
Его слова падали тяжело, как камни, и припечатывали глухой угрозой, от которой мужик ссутулился и поник головой.
Сами, барин. Привиделось, господине, пробормотал он и попятился от крыльца.
Спятил от страха, пожал плечами Смеян и шагнул на ступени, но с крыльца обернулся и задумчиво посмотрел на разорённый хутор.
Волшан рвался смыть с себя грязь, и остался один в просторной мыльне. Он лил и лил на себя холодную воду. Зачерпывал ковшом из большой бадьи и ничего не чувствовал. Рана на бедре затянулась свежим рубцом, ещё день и следа от стрелы не останется. По его груди, по ногам стекали рыжие ручьи и уходили в щели деревянного настила. Вместе с ними утекало и напряжение этого страшного утра, а перед глазами стоял конюший, Хват. Легче лёгкого было в сумятице оторвать голову и ему, больше-то видаков не осталось, но Волшан пощадил. Не по-людски было убивать того, кто из огня Илька вывел Вот теперь эта жалость ему боком и выйдет.
Посвежевшего и обряженного в свежую рубаху, его проводили к Смеяну. Тот сидел за столом в узкой комнатке-выгородке без окон. Она протянулась вдоль задней стены дома. Сюда Волшана раньше не приглашали.
Ну, вот и ты, подался ему навстречу купец.
Волшан глянул исподлобья Смеян хмурил лоб, лицо кривилось, как от зубовной боли. Значит, Хват ему всё уже выложил
За стол-то пустишь? спросил так же хмуро.
Ты всё ещё гость, коли помнишь, натянуто пригласил купец. Гость, да незнакомец. Я тебя знаю столько лет, сколько пальцев на руках, верно?
Похоже на то.
Кто ты есть, Волшан? Я считал тебя другом, хоть и догадывался, что ты тихой смертью серебро зарабатываешь
Уже нет, отрезал Волшан. Смеян, я поем?
Несмотря ни на что, желудок просил пищи, а стол купца отнюдь не был пуст.
Хват сказал
Не верь всему, что испуганному человеку привиделось, Смеян.
Там, купец махнул рукой в сторону двери сорок печенегов порваны в куски, да незнамо сколько убежать смогли.
Один. Один ушёл. Нужно было отпустить, чтобы к тебе больше не совались. Они сказкам верят не меньше, чем вот Хват твой. Или ты.
Я не знаю, Волшан. Не знаю, что и сказать. Ты спас мой дом, людей, добро спас, но кто ты есть?
Это так важно? внезапно рассердился Волшан. Он устал, был голоден и раздосадован.
Я княжий посланник. Вот, он брякнул амулетом по столу, печать княжья. Заговорённая она, так что лучше не трожь. Мало этого? Тогда отвернись, да не бойся потом!
Последние слова вышли больше рыком звериным, но Смеян только лицом побелел и медленно отвернул лицо. Прежде чем скинуть рубаху и развязать тесёмки на штанах, Волшан увидел, как его друг медленно опустил на лавку правую руку.
Обернувшись зверем, Волшан навис прямо над столом, задом упираясь в стену в этом закутке было слишком тесно и жарко дохнул Смеяну в затылок. Купец вздрогнул и резко повернулся. От него разило страхом, но в глазах кроме страха притаился и интерес. Если бы Волшан мог, он бы усмехнулся, но пугать Смеяна сверх меры, скаля зубы, ему не хотелось. Миг, снова тягучий удар в груди, и он поднялся с пола обнажённый и беззащитный. Подле Смеяна, на лавке, лежал освобождённый от ножен меч. Лежал там с тех пор, как Волшан вошёл в комнату. И обращаться с ним купец умел весьма ловко.