Народы Южной Африки всегда бомбили друг друга, устраивали геноциды, перевороты, путчи, гражданские войны и мятежи с тех пор, как обрели независимость; более-менее спокойная ЮАР держалась дольше всех, но после Манделы и её настиг печальный фатум деградации.
Любимая наша Организация по обыкновению сидела нахохлившись на своём ньюаркском насесте и молча наблюдала, вмешиваясь лишь тогда, когда озверевшие боевики вдруг по ошибке вторгались на суверенные территории авторитетного транснационального бизнеса.
Всё изменилось, когда у них появилась бомба. После экологической катастрофы, опустошившей Центральный Китай и уничтожившей коммунистическую Китайскую Народную Республику, эвакуацией ядерного арсенала занялся не Северный альянс, как планировалось, а Организация. Предшественники Мирхоффа хотели заработать очки и проиграли. Торговцы оружием слетелись как мухи на мёд купить обогащённый уран на чёрном рынке стало едва дороже тротила.
Небольшой запас приобрели террористы из Конго, спонсируемые Замбией, Танзанией и Анголой, и террористы из Ботсваны, спонсируемые Конго. Первый взрыв оставил кратер в центре города-миллионника Лубумбаши. Второй прогремел на окраине Лусаки. Третий и четвёртый на границе с Малави.
Организация запаниковала. Совбез проснулся и отправил в Замбию подразделения Северного альянса. Разведку дезинформировали, расследование саботировали, и военные действия унесли жизни четырёх тысяч солдат из России, Норвегии, Франции и Америки.
Тогда привлекли частные военные компании, но их огневой мощи не хватало: Северный альянс продолжал наносить удары с воздуха, но ясности, кто и с кем воюет, так и не появилось. Правительства ЮАР, Замбии и Зимбабве подавили восстания, остальные страны региона ввели военное положение и закрыли границы. Панафриканский конгресс призвал Организацию срочно отступить, чтобы «не усугублять гуманитарный кризис»: лучше измазаться глиной и есть соплеменников, чем снова пустить к себе белых людей, верно?..
Последнее, чем я хотел заниматься, расхлёбывать эту кашу из спеси и варварства, сверху покрытую густым слоем профнепригодности и алчности сотрудников Организации и военных.
Но я прилетел в Брюссель. Мне выделили маленькую служебную квартиру на другом конце города, неделю не могли подобрать кабинет и совершенно не озаботились размещением моей охраны.
И вместо того чтобы заняться решением этих по-настоящему важных проблем, мой начальник, руководитель комиссии господин Керро Торре, вызвал меня и поручил заняться Африкой.
Вы, наверное, знаете Керро Торре как генерального секретаря Организации, у которого во время терактов в Париже погиб первый заместитель. Его имя может ассоциироваться у вас со свёртыванием космической программы и запретом на свободный доступ в Сеть. Если вы мудрее, то помните его как президента Лиги Южной Америки, отдавшего приказ потопить корабли с беженцами из Эквадора. А уж если вы любитель древностей, то да, Торре один из непредумышленных убийц Шанхая, и об этом я ещё расскажу.
Но тогда его ещё не звали «монстром из Валенсии» и никто не смеялся над ним из-за скандала с виртуальными БДСМ-рабынями. Тогда Торре ещё не облысел, носил усы и здоровенный «ролекс» на запястье, брезговал наркотиками и занимался спортом, но уже выкуривал по двадцать пять безникотиновых сигарет в день и матерился на подчинённых.
Его просторечный, якобы «близкий к народу» говор меня всегда раздражал. Он подцепил его на улицах Мадрида, где на заре карьеры агитировал за выход из Соглашения о Европейской безъядерной зоне. Вскоре он сменил свои взгляды, из евроскептика обернулся глобалистом и сделался послушным инструментом в руках своего патрона генсека Мирхоффа.
Провались затея с Армией Земли, Мирхофф бы отдал Торре на растерзание. Но если у кого и был шанс воплотить голубую мечту Организации, то лишь у Торре, плюющего на принципы и готового лечь под любого захудалого президента в Генассамблее. Мирхофф не ошибся Торре обладал чутьём, иначе не поручил бы невыполнимую задачу единственному в мире волшебнику, Ленро Авельцу.
В кабинете угловой каморке, которую я делил со своим референтом и для которой мне пришлось купить шторы, чтобы закрыть стеклянную дверь без функции затемнения, я разложил документы и отправился спасать Чёрный континент.
Керро Торре рассматривал военную кампанию как пробный камень: сумей силы Альянса и ЧВК навести там порядок, мы бы представили это как настоящий триумф, победу сил объединённого человечества над всемирным террористическим злом. Свободные люди всей Земли вместе сражаются за свободу и права человека на другом конце света! Такая трактовка могла пробить щиты консерваторов.
Но потерпи Организация поражение затягивание конфликта и превращение его в современный Вьетнам уже рождали новых пацифистов.
Бюрократическая неспособность наладить эффективное взаимодействие между военными могла обернуться крахом самой идеи Армии Земли. Если самая мощная армия в истории не может навести порядок в четырёх-пяти странах третьего мира, то как она собирается обеспечивать безопасность всего человечества? Правы националисты, нужны «суверенитет» и «границы», колючая проволока, выездные визы и берлинские стены!
Поражение в Африке нанесло бы удар по сути Организации, провозгласившей своей окончательной целью единство Земли. Начался бы раскол, которого мы все так опасались: богатый Север, защищённый ракетным щитом, орбитальными станциями и спутниками, навсегда бы обогнал разорённый, раздираемый войнами и беспорядками, нищетой и изменением климата Юг.
Оглядываясь назад, я смеюсь над нашими страхами.
Мы предвидели будущее и страдали, а нужно было радоваться. Мы почему-то решили, что река времени течёт в одном направлении и миражи нацизма, изоляции, мировых войн и средневекового упадка навсегда в прошлом. Народы Земли преподали нам урок разочарования. И война в Южной Африке, которую я тогда приостановил, стала лишь началом грядущих кровавых событий. Но значит ли это, что и пробовать не стоило?..
Сам я никогда не воевал. Я презираю оружие и последний раз стрелял из пистолета в Аббертоне. Танки и ракеты внушают мне отвращение, а мысль о том, чтобы подчиняться какому-то идиоту из-за цвета его погон, кажется мне преступной.
Но если бы не я, вполне возможно, ваши дети, а то и вы сами отправились бы воевать в радиоактивные котлы Замбии и до сих пор оттуда возвращались бы даже не трупы, а только списки, списки и списки.
Первым делом я провёл войне ребрендинг.
Я придумал отказаться от трусливой вывески «операция по восстановлению мира» и назвать вещи своими именами и если в вашем школьном учебнике параграф называется «война в Южной Африке», то спасибо мне.
Наша информационная политика не выдерживала критики: каждый аналитический центр или сетевой ресурс работали сами по себе.
Организация пыталась транслировать умолчание, но безрезультатно. Неудивительно, ведь ядерные грибы, заметные чуть ли не из Осло, заставляют тревожиться. Я настоял на смене паттерна: отныне нашей повесткой стала максимальная гласность о войне, разрушениях и потерях.
Люди должны знать потому что знание рождает страх. Нет, не всё в порядке в этом мире, и война идёт не где-то в Африке, у далёких берегов, она идёт у порога вашего дома, и единственное, что стоит между кровожадным боевиком и вашими детьми, солдат, воин с мандатом Организации и Армии Земли.
Я культивировал страх, чтобы вырастить надежду, и мой план одобрили. С помощью Торре, знавшего тайный ход в резиденцию Мирхоффа, мне дали провести через Совбез и Генассамблею несколько деклараций. Смысла в них не было никакого, полная тревоги бессмыслица, но инфоповод получился, и общественное мнение снова озаботилось Южной Африкой и увязало войну с проблемой Армии Земли.
Оставалась сущая мелочь, маленькая незначительная подробность войну выиграть.
Нет, у нас были варианты и на случай поражения, и на случай вывода войск, и на случай разгрома при всех исходах я бы смог объяснить, почему действия армии следует считать успешными. Вину за поражение я планировал возложить как раз на отсутствие централизованного руководства и внятной правовой основы; но доверие исчерпаемый ресурс.
Для реализации моих планов мне нужно было много, много доверия, величайшие его залежи, и чтобы их обнаружить, мне нужна была война, выигранная на деле, а не в пресс-релизе.
Так что я презрел субординацию и вмешался в разборки командования.
И страшно за это поплатился.
Главными бедами наших сил в Южной Африке я считал раздробленность, недопонимание задач и нулевое взаимодействие с местными военными и ЧВК. Я сочинил доклад для Керро Торре, где написал, что требуется консолидировать политические позиции Альянса и Организации, создать единый войсковой штаб и встроить страны региона в вертикаль командования. С террористами, ведущими партизанскую войну, бороться можно столетиями значит, нужно сменить приоритеты и сперва закрепить и защитить лояльные и дееспособные режимы региона.
Торре со всем согласился, внимательно меня выслушал и приказал вылетать в Кейптаун.
Такого предательства я от него не ожидал. Читать отчёты за чашкой кофе на Гран-плас, ругаться в коридорах Ньюарка, отдавать приказы из бездарного, но всё-таки чистого кабинета на набережной Сенны это одно, но лететь в Африку самому?.. смотреть в глаза людям? вдыхать пепел разорённых городов, при виде воды хвататься за счётчик Гейгера?
Той ночью я всерьёз обдумывал увольнение.
Через два дня я приземлился на военной базе недалеко от Кейптауна. Шёл дождь, небо застилали мрачные тучи, много военных на улицах, боевая техника, беспорядки и выстрелы, которые ночью мешали спать. Фронта не было, война шла везде, ты нигде не был в безопасности. Мои полномочия так никто и не определил, военные не смогли оценить ценность моей персоны и выделили всего одного телохранителя, который к тому же плохо говорил по-английски.
Несколько недель я перемещался между военными базами в ЮАР и бился, как об стену, о мозги военных: они не хотели давать мне информацию, не рассказывали о ситуации, отсылали к начальству или подчинённым, ни у кого не было на меня времени; и если так вели себя военные Альянса, то вы легко представите, какой приём я встретил у местных.
Торре из Брюсселя приказал мне провести переговоры с правительствами, ещё сохранившими остатки адекватности и влияния. Но до них нужно было добраться, а я не мог вылезти с территорий военных баз, потому что у меня не было транспорта, и я не мог отправиться ни на север, в самое пекло, ни на запад, ни на восток, где бои шли не с террористами, а с местными президентами.
Я умолял Брюссель хоть о каких-нибудь полномочиях, но Торре ссылался на занятость и всё обещал и обещал какую-то мифическую санкцию лично от генсека. Но пока санкции не было, меня никто не слушал, и я уже начинал думать, что это всё одна большая ошибка и мне остаётся лишь подкупить ВВС и свалить на пляжи Мадагаскара. И вдруг удача мне улыбнулась.
Я как раз застрял в Претории, где частники из «Эрго» при поддержке авиации Альянса уже пятый раз пытались начать наступление. Повстанцы взяли в заложники дипломатов и требовали переговорщика, а я оказался единственным человеком из Организации в радиусе ста миль. Меня срочно притащили в оперативный штаб, и пришлось объяснять, что переговоры с террористами не являются моим профилем. В результате головорезы «Эрго» взяли здание штурмом и перестреляли пленных вместе с бандитами.
Полдня меня рвало и лихорадило, но мои страдания были вознаграждены: простимулировать «Эрго» прибыл начальник штаба Северного альянса. Я проник на переговоры, добрался до начштаба и перекинулся с ним парой слов.
У меня было минут пять, не больше, пока он шёл от здания штаба к своему броневику.
Представьте себе: три утра, моросит противный тёплый дождь, в воздухе вонь и запах гари, на тёмном небе вспышки артиллерийских залпов, от которых уши заложены вторую неделю, и я, зелёного цвета и шатаюсь, в бесформенном дождевике поверх помятого испачканного костюма, двадцатипятилетнее небритое ничтожество с одним жалким охранником. И он боевой генерал, ветеран, высокий, седой и внушительный в камуфляжной форме, окружённый адъютантами.
Да будь я хоть трижды представителем Организации, будь я ртом и языком самого генсека что я могу сказать ему? чем заинтересовать?
Я знаю, как победить? Я ваш единственный шанс выиграть? Дайте мне самолёт, охрану и ваши погоны? Детский сад. Керро Торре ясно указал мне ждать инструкций, а пока сидеть тихо и собирать информацию, но не пошёл бы он Дрожать при каждом взрыве и ждать, когда меня возьмут в заложники и убьют, как тех дипломатов? Хотел бы Торре меня сохранить не отправил бы в Африку.
Так что к чёрту Торре, к чёрту Мирхоффа и к чёрту инструкции.
Я подошёл к начштаба и сказал:
Генерал, меня прислал Керро Торре, он полный идиот, но мы с вами единственные разумные люди здесь. Я считаю, командовать нашими силами должны вы, и я могу это устроить.
На словах про Керро Торре он остановился и посмотрел на меня. В его глазах мелькнула тень удивления, но когда я закончил, он не двинулся дальше. Он молчал, ожидая, что я скажу ещё.
Честно говоря, на его месте я бы себя послал к чёрту. Наверное, в этом наше с генералом Уинстоном Уэллсом главное различие. Его, пусть и на пару секунд, мог заинтересовать даже аферист.
Конечно, я не мог назначить его командующим, у меня не было никакой власти. Своими жалобами я раздражал господина Торре, который уже подумывал отозвать меня из Африки и перевести в канцелярию. С другой стороны, я вовсе не был уверен в Уэллсе: признаюсь, до нашей первой встречи я прочитал лишь краткую справку о нём и думал, что договориться с ним не выйдет.
Англо-израильский военный, он прошёл войны на Ближнем Востоке, в Южной Азии и в Африке; недавно перешёл в армию Северного альянса, где один из немногих в генералитете поддерживал создание Армии Земли. Собственно, это всё, что я о нём знал.
Ещё слышал, что у местных военных и прямых подчинённых, и наёмников он пользуется авторитетом. При этом в наземных операциях коэффициент эффективности у него был средний.
Я задал вопрос: отчего один из самых талантливых, как говорили, военачальников оказался посредственностью? И получил ответ: посмотри на процент потерь личного состава. Я посмотрел. Самый низкий в Южной Африке. Генерал Уэллс не спорил с приказами, которые считал бессмысленными, но и не добивался их исполнения любой ценой. Из-за этого молчаливого саботажа командующий переместил Уэллса в штаб и тем самым поднял в иерархии фактически до своего заместителя.
Мне показалось, что заменить командующего осторожного и политизированного человека на боевого генерала, ценящего жизни людей, первый шаг к победе.
Не ошибаюсь ли я на его счёт? Стоит ли работать в этом направлении?
До нашей встречи я не знал.
Но Уэллс остановился, выслушал меня, отложил вылет и вернулся со мной в штаб. В маленькой подвальной комнатке, где было очень жарко и через стену тарахтел и вонял дизельный генератор, мы проговорили полтора часа. Когда мы закончили, я имел в своём распоряжении небольшой самолёт, допуск высшей категории, адъютанта-советника в звании майора, трёх охранников и прямую линию связи со штабом.