Чай должно исправно подавать четыре раза в день.
Тиран зовет.
Грейс подняла глаза от своего стола в задней части магазина. Здесь она властвовала надо всем тем, что сотрудники магазина называли депешами: стопками писем, запросов, рекламных объявлений, журналов, газет, визиток, каталогов, объявлений, приглашений и прочих мимолетных бумажек, которые держали «Книги Блумсбери» в торговом контакте с окружающим миром.
Ее коллега Вивьен стояла в дверях, покачивая чайником в правой руке. Было утро понедельника, а в первый день недели Вивьен всегда была на одиннадцатичасовом дежурстве.
А пробки опять выбило. Она скорчила рожу. Ты знаешь, что они не могут функционировать без чая. Тиран сегодня в особом настроении.
У Тирана было имя, но Вивьен отказывалась использовать его в частных разговорах, и Грейс часто замечала, что поступает так же всего лишь один пример того, как она перенимала отношение Вивьен к работе. Грейс встала и сложила бумаги в аккуратную стопку перед собой.
Если он когда-нибудь услышит, что ты его так зовешь
Он не сможет. Он не в состоянии услышать ничего, кроме звука собственного голоса.
Грейс покачала головой и проглотила усмешку. Они обе работали в магазине с конца войны, и дружба с Вивьен была весомой причиной оставаться. Она и еще зарплата, конечно. И тот факт, что безработный муж не мог корить ее за заработки. И время, проведенное вдали от требовательных мальчишек. И страх внезапных перемен. В итоге получалось, что причин, по которым она оставалась, было изрядно. Она не была полностью уверена, почему оставалась Вивьен.
Даттон еще не пришел? спросила Вивьен, кидая взгляд мимо Грейс на пустой кабинет позади.
Герберт Даттон, давно уже главный управляющий магазином, так и не получил от Вивьен прозвища, тем более ласкового. Его не было смысла ограничивать стереотипами, когда он прекрасно справлялся с этим сам.
Он у врача.
Снова?
Вивьен приподняла обе брови, но Грейс в ответ только пожала плечами. Будучи единственными сотрудницами женского пола в «Книгах Блумсбери», Грейс и Вивьен отточили искусство бессловесного диалога, часто общаясь исключительно поднятой бровью, оттянутой мочкой уха или едва заметным жестом рукой.
Вивьен устроила чайник на ближайшей картотеке, и женщины без слов направились в подвал. Когда они вместе шагали по коридорам магазина, одинаковый рост и подогнанная по фигуре одежда придавали им дух неукротимости, от которого шарахались все сотрудники-мужчины. Обе они были необычайно высоки ростом, хоть и разного телосложения. У Грейс были широкие плечи, не нуждавшиеся в столь модных дополнительных накладках, открытое, ненакрашенное лицо кровь с молоком единственное, что досталось в наследство от семьи, поколениями возделывавшей холмы Йоркшира. Она одевалась в простой манере, подчеркивающей рост: строгие линии военного кроя жакетов и юбки-карандаши с туфлями на низком каблуке для удобства ходьбы. Самой нежной ее чертой были спокойные серые глаза и тонкие каштановые волосы с одним только намеком на рыжинку, которые она всегда аккуратно закалывала у основания шеи.
Вивьен, напротив, была угловатой и худощавой, подобно газели, и столь же склонной к порывистости от нервов или раздражения. Она предпочитала одеваться в облегающий монохромный черный чаще всего в тесные шерстяные юбки и свитера, украшенные привлекающей взгляды аметистовой брошью Викторианской эпохи, единственным наследством от любимой бабушки. Лицо Вивьен всегда было накрашено драматично, даже угрожающе в чем и был смысл: она производила впечатление абсолютного самоконтроля и тем самым успешно держала всех остальных на расстоянии.
На пути в подвал они прошли мимо стеклянных окон кабинета мистера Даттона, который был одновременно главным управляющим магазином и самым старым его сотрудником. Чтобы пробраться к задней лестнице, которую Вивьен называла Via Inferno[1], им нужно было протиснуться мимо высящихся коробок книг, которые ежедневно доставлялись от различных издателей, аукционов, обанкротившихся компаний и распродаж имущества по всей центральной Англии и вне ее пределов. Оборот магазина в среднем превышал пять сотен книг в неделю, поэтому требовалось достойное и частое пополнение товара из всех этих источников.
Неисправный электрощиток был в подсобном помещении, соседствующем с редко посещаемым Отделом науки и естествознания. Весь подвальный этаж был не по сезону теплым и влажным из-за негодной работы довоенного бойлера. Сквозь открытую дверь подсобного помещения Грейс и Вивьен были видны маленькие, в тонкой металлической оправе очки и безмятежный лоб мистера Эшвина Рамасвами, главы Научного отдела и его единственного сотрудника, они виднелись над столом, где он всегда сидел за собственными стопками книг.
Он сегодня хоть слово проронил? почти прошептала Вивьен, и Грейс покачала головой. Мистер Рамасвами был печально известен тем, что держался в магазине наособицу, что сделать было нетрудно, учитывая, как редко его отдел видел посетителей. Подземная коллекция книг по биологии, химии и другим наукам находилась там по меньшей мере со времен Дарвина, но оставалась самой позабытой и наименее прибыльной в магазине.
Натуралист и энтомолог Эш Рамасвами будто бы не жалел о своем одиночестве. Вместо этого большую часть дня он проводил за организацией книг, к зависти прочих глав отделов, либо изучал через микроскоп слайды с насекомыми, хранившиеся в плоской деревянной коробке на его столе. Это были создания его родины, штата Мадрас на юго-востоке Индии. Покойный отец Эша, тамильский брахман, был высокопоставленным чиновником в британском колониальном правительстве, который всегда поощрял мысли сына о возможностях, которые предложила бы жизнь в Великобритании. Эш эмигрировал после войны в надежде получить должность в лондонском Музее естествознания. Будучи членом самой привилегированной касты на родине, он не был готов к открытому предубеждению к нему британцев. Не в состоянии добиться даже собеседования ни в одном из городских музеев, он в итоге оказался на работе в магазине.
Ты сказала, настроение, начала говорить Грейс, засунув голову в щиток и ковыряясь в нем.
Хмм?
Настроение. У Тирана. В чем опять дело?
Дело в Маргарет Раннимид.
Грейс высунулась из щитка.
Новая книга вышла?
Как она мельтешит здесь в день релиза, только чтобы он подарил ей этот нелепый букетик цветочков в пару к ее свежей цветистой писанине и озвучил все то, что она уже думает о себе. Это вызывает тошноту. Он хочет, чтобы все в магазине было для нее идеально.
Грейс приподняла бровь от этих слов.
Это все, чего он хочет?
Вивьен издала звук отвращения.
Он слишком много о себе думает. Как будто она снизойдет.
Достаточно женщин находится. Чтобы заинтересоваться им, в смысле. Грейс захлопнула дверь электрощитка и отряхнула руки. Готово.
О чем он прекрасно осведомлен.
Что ж, нельзя его в полной мере за это винить. Хотя Грейс сама не любила главу Художественной литературы, Вивьен выражала неприязнь в степени, которую Грейс считала лучшим приглушить для их общего блага.
Они вместе поднялись по лестнице, и перед тем как уйти Вивьен заглянула в кабинет Грейс за чайником. Через стеклянный разделитель в самой дальней части задней комнаты был виден луноликий мистер Даттон, сидящий без дела за своим столом, будто ожидая, как кто-то придет и даст ему указания, что делать. Над его головой слегка криво висел в рамке список из пятидесяти одного правила магазина, которые мистер Даттон написал сразу после назначения на пост главного управляющего почти двадцать лет назад.
Одно печенье или два? громко и официально спросила Вивьен, резко принимая рабочий вид, пока Грейс устраивалась на стуле, аккуратно расправляя складки юбки под ногами.
Грейс засомневалась. Ей было почти сорок, и в последнее время она стала замечать легкое увеличение объема бедер. Ее муж, Гордон, тоже это заметил. Он был не из тех, кто позволил бы чему-то подобному ускользнуть от внимания.
Она со вздохом подняла один палец. Вивьен, фыркнув, легким шагом удалилась обратно в кухню, широко размахивая чайником, будто надеясь, что по дороге он врежется во что-либо.
Грейс посмотрела по сторонам на знакомые бумаги, на коробки с книгами, на счета за перевозку, которые еще не отпечатала. Бесполезно было бы начинать работу впритык к назначенному часу. Поэтому она стала ждать.
Через несколько минут, ровно в 11 утра, она услышала, как из задней комнаты ее зовет мистер Даттон. Точно по расписанию.
Мисс Перкинс, объявил он в своей обычной формальной манере. Он всегда объединял обращение будто к старой деве с ее замужней фамилией, чтобы отметить необычный статус Грейс в качестве работающей матери. Это могло бы заставить Грейс чувствовать себя кинозвездой мисс Кроуфорд, мисс Хепберн, будь она чуть наивней.
Взяв записную книжку и карандаш, она снова поднялась и зашла в его кабинет через открытую дверь.
Доброе утро, мистер Даттон. Все прошло удачно, надеюсь, сказала она ласково, но утвердительно, зная, что он не станет прямо отвечать.
Очаровательное утро, сказал он с улыбкой настолько тонкой, что она была едва заметна на его широком лице. Надеюсь, вы приятно провели Новый год.
А вы?
Он кивнул.
Могу я занять вас на секунду?
Грейс кивнула в ответ и взяла блокнот и карандаш на изготовку. Этот ритуал они проводили тысячу раз. Он прошелся по своему расписанию на день только по своему, поскольку все остальные в магазине работали на обслуживании покупателей, но встреча в 2:30 заставила его остановиться.
Некто мисс Эвелин Стоун? спросил он.
Да, помните? Тот странный звонок прямо перед праздниками. Мистер Аллен сказал, что познакомился с ней через Ярдли Синклера, и вы согласились на собеседование.
Мистер Даттон неотрывно смотрел на Грейс. Она знала, что его память в последнее время стала сдавать, и снова напомнила ему.
Вы сказали, что это формальность из уважения к мистеру Синклеру. Как к крайне ценному покупателю.
Мистер Даттон постучал пальцем по имени в своем расписании, затем кивнул. Это был сигнал ей устроиться на стуле для записи надиктованных им писем.
Они добрались до седьмого письма, которое он завершил словами:
«И хотя мы высоко ценим работу, которую сделала компания «Вывески Бродстрит» в области рекламы недавней успешной распродажи, с сожалением вынуждены в данный момент отказаться от вашего любезного предложения создания вывесок о конкурентных ценах. С глубочайшим уважением, ваш»
Он замолк и пробежал пальцами по правой стороне лысеющей головы. У Грейс, должно быть, на лице появилось одно из ее выражений, как называл их Гордон.
Да, мисс Перкинс?
Просто, ну, я все же полагаю, что витрина у нас в последнее время выглядит несколько потрепанно, а мы с Вив на той неделе прогулялись до «Фойлс» посмотреть, как у них дела, и должна сказать, они над своей прекрасно поработали.
Мистер Даттон наблюдал за ней с одним из своих выражений, будто шел по канату между ужасом и снисхождением. Такое выражение всегда появлялось на его округлом лице, когда бы она ни предложила что-то новое. Грейс подозревала, что главным страхом мистера Даттона, бо2льшим даже, чем проиграть «Фойлс», главному конкуренту магазина, было каким-то образом спастись от падения благодаря ей. Идеи Грейс по улучшению магазина как будто могли его только нервировать.
И ну я подумала, с помощью подходящих вывесок, вроде тех, что делает «Бродстрит», которые свисали бы с потолка, чтобы не перекрывать вид с улицы, и с другими шкафами без задних стенок, чтобы пропускать свет мы могли бы рекламировать грядущую новогоднюю распродажу довольно эффективно.
Мистер Даттон продолжил смотреть на нее. Грейс работала в «Книгах Блумсбери» почти пять лет, и, насколько она знала, знак распродажи ни разу не помещался в главную витрину и, если уж на то пошло, где-то еще в магазине. Вместо этого персонал учили упоминать распродажу только украдкой, в самых сдержанных, элегантных намеках, будто даже самим помыслам о деньгах не было места среди книг.
Также встает вопрос грядущего столетия этим летом, продолжила Грейс перед лицом его молчания. Никогда не рано начать праздновать. Мы с Вивьен думали о новом стенде: «Сто лет книг». Выборка лучших из каждого десятилетия.
Мистер Даттон был человеком привычки и правил, который, ввиду пугающей неопределенности будущего, отказывался тратить время или деньги заранее. Это было одним из многих различий между ним и его верной секретаршей, когда доходило до ведения дел.
Благодарю, мисс Перкинс, наконец ответил он с таким видом, будто ее предложения причинили ему физическую боль. Пока это все.
Пока это действительно было все. Это будет все и на завтра, и на следующий день. Она вернется к перепечатыванию его избыточно длинных писем, организации множественных бумаг по алфавиту и подаче чая. Затем она пойдет домой и будет делать примерно то же для членов своей семьи.
Грейс посмотрела в коридор на Вивьен, которая стояла, опершись о кассовую стойку, и покачивала бедрами, когда что-то записывала в зеленую тетрадь на пружине и грызла кончик карандаша. Вивьен была, по сути, в клетке за этой стойкой, ей только изредка позволялось выйти для помощи покупателям. Она, как и Грейс, пришла в магазин, когда мир только выступал из пепла войны. Жизнь тогда казалась полной возможностей и свободы, особенно для женщин, которые занимались делом, пока мужчины воевали вдали от дома. Таков был социальный контракт, заключенный, чтобы поддерживать их всех во время великой боли и жертв: от кого требовалось многое, те впоследствии многое получат.
Но прошлое имело привычку просачиваться через самые тонкие трещинки разбитого мира. Женщины, такие как Вивьен и Грейс, надеялись на свежий старт для всех, но пять лет спустя новые возможности для женщин, как и еда по карточкам, появлялись в ограниченном количестве. Люди во власти всегда будут цепляться за излишки, до самого горького конца.
Глава вторая
Правило 12
В экстренных случаях необходимо строго следовать процедурам оказания первой помощи
Тираном был Алек МакДоноу, холостяк чуть за тридцать, который возглавлял Отделы новинок, художественной литературы и искусства на первом этаже «Книг Блумсбери». Он изучал литературу и изящные искусства в Бристольском университете и рассчитывал на карьеру в чем-то значительном Вивьен обвиняла его в желании управлять небольшой колонией, когда в его планы вмешалась война. Уволившись с почестями в 1945 году, Алек в тот же день, что и Вивьен, начал работать в магазине.
Опередил на час. Как доминирующий близнец, острила она всякий раз, когда Алек получал какую бы то ни было награду первым.
С самого начала Алек и Вивьен соперничали, и не только за владычество над Отделом художественной литературы. Каждый случайно заглянувший в магазин редактор, каждый выступающий с лекцией автор становился для них шансом получить доступ к правящим кругам издательского мира. Два втайне начинающих автора, оба прибыли в Лондон и поступили на работу в «Книги Блумсбери» только за этим. Но они были достаточно сообразительны, чтобы понимать, что управляющих магазином от непреклонного мистера Даттона и руководящего в то время Художественной литературой Грэма Кингсли до беспокойного Фрэнка Аллена и сварливого мастера-морехода Скотта необходимо было ублажать в первую очередь. И когда доходило до этого, у Алека было прямое и явное преимущество. Рассказы о военной службе, общих школах и прошлых победах в крикет быстро разуверили Вивьен в возможности повышения.