Я говорю о каждом, а не о себе. И хочу извиниться перед тем, кого могли оскорбить мои слова.
13.11.**
Всё это о книгах и их авторах
Всякое искусство должно стать наукой,
всякая наука искусством.
Ф. Шлегель
Мы разучились читать книги. Мы верим им, но не доверяем. Мы рассуждаем о героях, не видя подлинных героев. Мы критикуем стиль и восхищаемся стилем, мы ищем ответы на вопросы, которым давно место в повозке, катящейся к обрыву. Мы патолого- анатомы от литературы. Мы что угодно найдём в книге, разберём её вплоть до звуков: стиль, форму, предложения, идею, смысл, всё найдём и всё решим за автора. Но мы, как всегда, упустим самое главное самого автора. Потому что книга это, в первую очередь, человек. Да, это не образ. Это правда. Книга это Человек. Автор в первую очередь, и именно как к человеку мы должны относиться к книге. Так разве мы умеем читать, подходя к книге как материалу, как к мёртвому телу на столе в морге, вооружившись интуицией, литературоведческими приёмами или святой уверенностью, что нам достаточно прочесть книгу, чтобы понять её? Мы должны научиться любить книги. Мы не умеем этого делать. Многие из нас и читать-то не любят. Но я говорю не о чтении. Я говорю о книгах. Книга это человек. «Любите ближних своих». Мы должны относиться к этой душе в переплёте как к живому человеку, потому что в конечном счёте перед нами предстаёт живой человек со своими надеждами, страхами, мыслями и идеями. Какой бы он ни был, но именно его мы держим в руках. Книга форма жизни. Прочтите ещё раз, а затем и столько раз, сколько вам потребуется, чтобы понять эту фразу. Форма жизни. Она требует уважения и внимания. К мелочам. Как же мы читаем, если до сих пор критика и литературный анализ даёт нам любую информацию, кроме ответа «а мог бы этот человек быть мне другом или нет»?
Я призываю вас не идти на поводу литературоведческих наук, разбирающих книги на «скелет», «мышцы», вплоть до капилляров и клеток крови, и выясняющих системы их взаимодействия. Я призываю вас не впадать в ересь, пытаясь ответить на вопрос «что имел в виду автор?» или «что он хотел этим сказать?». Я призываю вас к уважению. Уважайте книгу как живого человека. И общайтесь с ней так же. Ради всего святого! Будьте человечны по отношению к своей душе так же, как и к душе вашего собеседника (автора).
Наш век истерзан, наш век тикает, как часы. С ускорением. Мы читаем, чтобы забыться. Мы читаем, чтобы отвлечься. Мы читаем, чтобы развлечься. Мы читаем, чтобы научиться. Мы читаем, чтобы ответить на вопросы. Мы читаем, потому что это модно. Мы читаем, потому что учителя заставляют нас. Мы читаем, потому что нам скучно. Мы читаем, потому что боимся не суметь поддержать умирающий разговор. Мы читаем Читаем Читаем Как бросаем монеты в дырявый горшок. Мы так никогда не накопим богатства, пока не решим, зачем же оно нам и в чём оно, собственно, есть. Я скажу, что богат, только когда увижу монету с двух сторон! Или я ошибаюсь, или кто-то до меня всё-таки сказал, что мы это то, что мы читаем. Даже если мы в жизни не держали в руках книгу и наше чтение не шло дальше газет и стихов школьных товарищей, мы это то, что мы читаем. Мы это то, что читали до нас. Культура чтения. Она формирует нас. Книги строят нас. Лепят нас, как могучие руки Мастера. (Для критиков и литературоведов: не ищите в этой фразе больше смысла, чем сможете понять сразу). Книги имеют могучую власть над нами. Так было. Есть и будет. Слово это наша суть. Ужели всё наше естество не отзовётся на силу, что сотворила и нас, и весь мир вокруг? Но, ради Бога, мы становимся всеядны, как свиньи. Мы раздуты гордыней, но напрочь утратили гордость, как самоуважение и чувство собственного достоинства. Мы позволяем себе оскорблять книги и позволяем оскорблять себя книгами.
Ни для кого не секрет, что есть разные книги в большей или меньшей степени хорошие, в большей или меньшей степени талантливые, популярные, умные. Но все критерии пусты. Они не несут смысла. То, что нравится мяснику Джону, не всегда найдёт тот же отклик в душе эстета Джорджа, как и не будет столь многозначно истрактовано занятым брокером Джеком. Мы учимся читать на ходу. Мы читаем в транспорте. Мы читаем на работе. Мы читаем на людях! Почему-то в елизаветинское время открытые проявления любви карались достаточно строго, чтобы люди могли и умели держать себя в руках. И если вы думаете, что прочтение книги это не то же, что ночь вдвоём, то вы ошибаетесь. Только открывая книгу, мы открываем ей навстречу свою душу. Кого мы впускаем в неё? Тело оскверняется связью без любви. И многие стараются уберечь себя. Но все забыли про душу. Кто убережёт её от книги, способной «смутить душу»? (Смущение души см. Евангелие.) И снова я говорю о вере и доверии. Доверять книге, но верить или нет? Почему мы верим седым учителям, но не верим обещаниям подвыпившего соседа? Потому что перед нами открыты все карты. Это реальный мир. В нём мы всесильны. В нём мы короли. По крайней мере, мы так привыкли думать. Причём весьма ошибочно. Я не стану утверждать, что есть плохие и хорошие книги. Нет, не стану. Потому что я не знаю, что такое «хорошо», и не знаю, что такое «плохо». Я знаю, что убить животное это зло, но я знаю, что, убив его, можно спасти жизнь умирающему от голода человеку, и знаю, что это добро. Я знаю, что смерть миллионов это зло для миллиардов. И я знаю, что смерть миллиардов это благо для Земли, уставшей влачить все наши орды. Нам не давали права судить и разделять чёрное с белым. Нам дали этот мир, чтобы мы сохранили его и сделали лучше, если это можно. Можно. По крайней мере, этого никто не запрещал. Пока. (Уточните по последним постановлениям английского парламента.) Книги энергообменники мира. Эдакие его батарейки. Мало того, что они передают информацию всех уровней, они как подпорки не дают миру рухнуть и рассыпаться. Они клей этого мира. Но главное они генерируют эмоции и чувства. Мы берём книгу и заряжаемся от неё. Только вот что мы выбрасываем в атмосферу? Любовь или «выхлопные газы»? Я скажу так: есть книги достойные и недостойные. Прочтения. Впрочем, человек тем и разумное существо, что ему дан выбор. Выбор формирует нас. Именно по нашему выбору определяется большинство «хорошо» и «плохо».
Я не пример для подражания. Я читаю, как живу. Я живу книгами. Написанными и прочитанными. Потому что форма жизни волнует меня меньше всего. Ею и без меня озабочена половина мира (та, что умеет читать и думает, что читает).
Есть те, кому достаточно только сюжета. Есть те, кому интересны чувства и эмоции героев. Есть те, кому интересны мысли автора и его мировоззрение. Есть те, кто ищет в книге только эстетическое наслаждение, и те застрелятся, если какое-нибудь «слово» окажется не на месте или (спаси Боже) грамматика пострадает Автор всегда будет виноват, если кто-то не ответит на вопрос «что он имел в виду». До какой степени невежества нужно было дойти, чтобы искренне верить, что книга это страницы, скованные переплётом, или «наши учителя»?! Кстати, об учителях. Вспомните своих учителей. Друзья мои, вспомните! Особенно школьных. Латынь, закон Божий, английский язык. Спорим, светлых чувств к ним вы не испытывали Особенно, если вам довелось учиться в провинции. И вы верили им? Выборочно. Людям или словам. Но к учителям мы ещё вернёмся. Мне близка эта тема. Но в книге главное Книга это бóльшая исповедь, чем та, что люди могут сказать перед Богом в храме. Если вы видите, что это не так закройте книгу. Это текст. Книга дышит. Или ты отдаёшь людям душу и сердце в книгах, или не пишешь вообще. Я не из тех, что «каждый день по 20 страниц», это дар. И пишу только тогда, когда есть что сказать. Читатель Бог. И не дай Бог оскорбить Бога в нём словом своим или лукавым помышлением! Спрячьте улыбку. Спрячьте.
Я говорю, есть только три критерия для книги: искренность, ответственность и самоотдача. Жанры, школы, стили, направления формальны. Уберите от глаз линзы, искажающие вид!
Самоотдача. Когда автор живёт тем, что пишет. Не пока он пишет, а тем, что написал. Не в том, что написал. А тем, что написал. Или без остатка книге, до опустошения, до фальшивой смерти. Или ты лукавишь. Но бумага не терпит лукавства. Если ты врёшь ей ты врёшь вечности. Врёшь Богу, самому себе. Если ты даже с бумагой не можешь быть честен (от слова «честь») и искренен, разве есть у тебя право брать на себя смелость учить других? Или говорить достаточно громко, чтобы тебя слышали те, кто может пойти за тобой? Самоотдача. Равна самоуважению. Это как с любовью. Или без остатка, или нет любви. Ремесленники и писатели различаются в этом. Самоотдача. Это когда пульс в каждом слове и между ними. «Автор умер!» Это тот же Ницше и его «Бог умер!». Кто поверит в это тот лишает себя права на оправдание. Зачёркивает своё имя в списке существующих. Если автор невидим, это не значит, что его нет. Он растворён в тексте. Он в каждом слове. В их сплетениях. Он в форме и содержании. Он в книге. Он книга. Самоотдача. Это не только умение настолько полно выразить себя в тексте, что, читая её, читатель получит ПОЛНОЕ представление об авторе, как о личности и человеке. Самоотдача. Это когда автор считает унизительным писать «вполсилы». Не просто напряжение мысли. Не просто напряжение чувств. Не просто напряжение души. А напряжение всего твоего живого естества. Только так процесс создания текста назовётся творчеством. Только когда Слово рождено в любви и с любовью, это назовётся искусством. Искусство рождено возвышать души, воспитывать в них голод и тоску по истинной Красоте. По Богу. По Любви. Если что-то смущает вас, заставляя усомниться в Любви, Боге, Красоте, это не та книга, что стоит читать. Мы должны уметь противостоять многим книгам, где авторы по глупости своей или злому умыслу развращают наши души, оскорблениями Любви, Бога и Красоты, что в общем-то одно и то же И мы должны быть чутки настолько, чтобы не обмануться. Не всё, что пугает или вызывает в нас отвращение и отторжение, есть то, чего стоит опасаться. Я знаю такие книги, которые настолько вызывающие и резкие, мерзкие и даже неприличные, но только лишь по форме. Ибо настолько яростно отрицают прекрасное, что лишь доказывают его силу и власть. Берегитесь тех, кто заставляет вас сомневаться (NВ: не является синонимом «не доверять»). Те, кто что-то доказывают, или мудрецы, или слепцы, но они честны в бою. Лукавые заставляют сомневаться. Тут и место вопросу об ответственности. Это самое коварное слово в приведённом мной ряду. Потому что может быть истрактовано очень многозначно. Автор в первую очередь должен быть грамотен в языке. Но не должен сковывать себя узами языка. Автор должен быть свободен от предрассудков и правил, но не от своей совести. В каждом достойном авторе сидит беспощадный цензор. Похожий на английского военного судью, которому попадаются сопротивляющиеся, отданные под трибунал. И снова о вере и доверии и об учителях. Нас учат верить слову. А ему нельзя верить. Ему нужно только доверять. Так вы можете доверять своему другу, но не верить ему, когда он начнёт свой затейливый рассказ о размере доставшихся ему в наследство акрах пахотной земли. То же и с книгами. Нас учат верить книгам. И мы слепо верим им, меж тем как и в учебниках порой бывает столько же фальши, лжи, глупости и чуши, сколько не сыщешь и в ежегодном королевском обращении к парламенту. Ответственность автора это ответственность за жизнь и душу своего читателя. Если он послушает тебя, поверит тебе и пойдёт за тобой. Считайте меня анахронизмом, но я смею называть писателем и поэтом только человека энциклопедических знаний и геройского чувства ответственности. А если ты пропустишь какую-то мелочь, а читатель поверит ей? А если у тебя малина зацветёт в сентябре или полнолуние будет раза три за неделю, а героя застрелят из той марки оружия, что будет запатентована всего лишь через три месяца после окончания времени действия романа?! А что если на одной странице у героя на пиджаке семь пуговиц, а через три страницы он уже «дрожащей рукой своей расстегнул все двенадцать пуговиц на своём пиджаке»?.. Это не педантичность. Это уважение к себе и к читателю. Даже к своим фантазиям нужно подходить с той же долей трезвости, что и к историческому произведению. Глупы и перегибают палку те, кто делают «поиски и устранение» подобных «ляпов» сутью всей работы. Творчество не подразумевает «механики». Творчество немыслимо без работы. Жестокой, кровавой и беспощадной. Когда ты каждое слово выверяешь по тысяче раз. То перед лучами правды, то перед лицом фактов. Но стерильная в вопросах «ляпов» книга столь же бездушна, сколь и новая машина известной марки. Она может быть сколь угодно прекрасна собой и функциональна. Но вы не станете богаче, ни приобретя машину, ни прочитав такую книгу. Ответственность. Равна самоуважению. То, как писатель пишет, это показатель того, как он относится к себе и к другим. Грубые слова? Поверьте мне, можно говорить о грехе, не впадая в него. Не воспевая его. И тем писатель выше греха, чем живее и омерзительнее опишет его, устояв перед искушением впасть в него. Ответственность. Это когда автор знает, что будут верить каждому его слову. Когда он понимает, что его запомнят таким, каким он оставит себя в книге. Когда каждое слово в книге после его смерти станет сродни штриху в портрете и превратится в обвинение или оправдание на Страшном Суде. Каждое слово должно пройти через сердце и разум. Сердце отдаст ему все силы свои и любовь, а разум вычистит всю шелуху и введёт слово в двери бессмертия и вечности. Но никакая стерильность не заменит «огня души» в книге. Ибо всё-таки нет ничего важнее любви к Слову, книге и читателю. Да, может быть, я и не назову писателем человека, в чьих книгах насчитаю больше одного «ляпа», но я приму его в своё сердце и полюблю его как друга. Возможно, не во всём я буду согласна с ним, возможно, как с автором, возможно, как с человеком, но я приму его таким. Я продлю его жизнь правильным прочтением. Спасу его душу. Оправдаю её перед Богом правильным прочтением. Нет, мы не читаем, а спасаем души, продлеваем жизни. Ответственность королевская роскошь. И главное не оскорбить своим словом кого-то. Эдакая писательская толерантность. Главное не оскорбить истину. Я знаю многих, кто пишет, но мало кого могу назвать писателем или поэтом. Писатель и поэт это не тот, кто всегда говорит правду, а тот, кто никогда не врёт себе самому. Я люблю безумцев, что ломают устои. Я люблю тех, кто пишет не по правилам. Я люблю тексты, где смысл раскрывается не через анализ или рацио. Ответственность. Она ещё и в том, чтобы быть понятым, но остаться неразгаданным. Иногда она и в том, чтобы сказать всё, но не сказать лишнего. Ответственность Ещё тысячи страниц я могу писать о ней. Но всё-таки это не более чем понимание того, что: «По словам твоим воздастся тебе, и от слов своих ты оправдаешься».
Искренность. Умение не лгать самому себе. Автор может писать о том, что ему не близко. Он может наделять героев не присущими ему самому чертами. Он может высказывать чуждые себе мысли. Но только когда он даст разглядеть это в тексте он будет честен перед нами. Искренен не тот, кто не лжёт, а тот, кто говорит от чистого сердца. Искренность. Это форма уважения. К другим и к себе. Я не думаю, что человек, неискренний в тексте, достаточно уважает себя как человека. Искренность. Это сродни бесстрашию. Это сродни безумству, когда писатели выворачивают в книге свою душу наизнанку, а мы плюём в неё или лезем в неё со своими «инструментами». То, что ты скажешь, и то, как ты скажешь, и будет в итоге тем, что останется от тебя. Мало правды в детях. Они смертны. Мало правды в словах, сказанных на ветер. Они тают. Бумага величайший друг человека. Искренность. Это умение честно признаться в своих недостатках и достоинствах. Искренность это смелость принимать себя таким, какой ты есть, и не бояться таким показаться читателю. Быть тем, кто ты есть, а не тем, кем хочешь казаться. Это и есть главное. И это чертовски трудно. Но это того стоит. Искренность. Это полнота чувств. Ты можешь не быть ангелом, но искренность послужит тебе оправданием.