Откуда ты вообще это знаешь? проворчал Чарли.
Фите одобрительно закивал:
Вот-вот!
Поверьте, так и есть! Было проведено исследование. И вообще, звучит логично, ведь район, в котором живешь, это твоя социальная среда. Люди, с которыми ежедневно общаешься, друзья, соседи, все они влияют на то, что ты думаешь. А оппозиция завоевывает все больше умов, особенно в наших традиционных цитаделях, таких, как Санкт-Паули и Оттенсен.
Ну, у людей наверняка есть свои причины не поддерживать социал-демократов, угрюмо сказал Чарли.
Чепуха! Ты не хуже меня знаешь, что большинство просто ничего не знают. А те, кто больше всего заинтересован в изменениях, вообще не допускаются к голосованию. Что насчет их причин? пророкотал Йо.
Чарли приподнял брови.
Не поднимай шума, сынок.
Мы слишком долго не поднимали шума! В этом-то и проблема! Все рабочие этого города бессильны, ведь лишь один из одиннадцати мужчин имеет право голоса. Это чертово право можно купить, но кто, скажите на милость, будет платить за него половину месячного заработка, когда большинству даже нечего есть? Чарли устало кивнул. Первого мая мы устроим забастовку! пылко продолжал Йо. Все пройдет замечательно, это я вам обещаю!
Вы же не натворите дел, как американские забастовщики, и обойдетесь без метания бомб? наклонив голову, спросил Фите. Он говорил о бунте на Хеймаркет, который произошел четыре года назад и положил начало международному рабочему движению. Тогда в Чикаго началась многодневная забастовка, организованная профсоюзами, чтобы добиться сокращения рабочего дня с двенадцати до восьми часов. В забастовке участвовали сотни тысяч рабочих по всей стране.
Не «вы», а «мы»! горячо воскликнул Йо, уставившись на друга. И конечно же мы обойдемся без бомб! Но уже понятно, почему в американской забастовке участвовало столько людей.
Да? И почему же? вяло спросил Чарли, допивая пиво. Было очевидно, что эта тема его ни капельки не интересовала. Фите, напротив, подался вперед и кивком попросил Йо продолжить рассказ.
Йо был только рад.
Незадолго до случившегося рабочие на одном из заводов организовали профсоюз и объявили забастовку, требуя повышения заработной платы. Они получали три доллара в день, работая по двенадцать часов. Говорят, этих денег хватало аккурат на скудный обед в каком-нибудь трактире. Йо сердито покачал головой. Администрация решила уволить всех бастующих и взять на их место иммигрантов, которые уже выстроились в очередь. Но «Чикагская рабочая газета» призывала к солидарности с забастовщиками мол, если администрация не наберет новых работников, то завод встанет. Йо торжествующе хлопнул по столу. И о чудо! Пришло всего около трехсот человек, и это на тысячу рабочих мест. Этот успех воодушевил жителей Чикаго. Понимаете? Мы должны поступить так же!
Откуда ты все это знаешь? фыркнул Фите.
Читаю, коротко ответил Йо и залпом допил свой шнапс, чувствуя, как после этих слов его пронзила тупая боль. «А ведь прошло уже почти три года», мрачно подумал он и стиснул зубы так сильно, что свело скулы. Должна же эта боль однажды прекратиться! Но она возвращалась снова и снова, чаще всего внезапно. Йо удавалось на несколько дней выкинуть воспоминания из головы вернее, утопить в выпивке, но потом они всплывали в голове с прежней силой.
Книги и газеты всегда будут напоминать ему о Лили. Без нее он, возможно, никогда не научился бы правильно читать, и глаза его никогда бы не открылись.
Лили Это имя отдавалось в сердце отголосками боли. Йо поднял руку, делая Патти знак принести ему еще рюмашку.
Полегче! сказал Чарли и накрыл руку Йо своей, заставляя опустить, но тогда Йо просто поднял другую руку и мило сказал:
Не лезь не в свое дело.
Чарли вздохнул и сдался. Йо прекрасно знал, что давно уже не может совладать с тягой к выпивке. Он пытался взять себя в руки, но сдавался, стоило подумать о Лили, и начинал пить. К сожалению, последние три года он думал о Лили постоянно.
О ней. И о ребенке. У него есть ребенок А он даже не знает, сын или дочь. И жив ли малыш вообще
Интересно, что придумает Министерство внутренних дел. Они не позволят нам так просто устроить забастовку, сказал Йо просто для того, чтобы нарушить молчание.
Даже они не настолько глупы, хмыкнул Чарли.
Знаете, как все случилось в Америке? спросил Йо.
Чарли уставился на напиток в своем стакане и ничего не ответил, а Фите внимательно посмотрел на Йо и с любопытством поинтересовался:
Как? Я знаю только о бомбе.
Забастовка длилась несколько дней. Вмешалась полиция, несколько рабочих оказались ранены, несколько убиты. Застрелены. Но забастовка не прекратилась. Люди были сыты по горло, понимаете? Жестокость полиции только еще больше раззадорила их. Однако несмотря на все происходящее, забастовщики не переходили к насилию, пока на четвертый день ситуация не обострилась. Пока не взорвалась бомба. Какой-то неизвестный просто бросил ее в самую гущу толпы. Семеро полицейских погибли, а остальные схватились за оружие и устроили беспорядочную стрельбу. Йо почувствовал, как нарастающая волна ярости и негодования медленно заглушила его боль. Именно поэтому в последние годы он все силы бросил на борьбу за права рабочих. Она поддерживала в нем жизнь, эта ярость.
Многие из организаторов забастовки были арестованы. Не нашлось никаких доказательств, что кто-либо из них имел отношение к убийству полицейских на Хеймаркет. Ни одного. Однако судья усмотрел в их речах призывы к подстрекательству. Четверо повешены. Просто за участие в забастовке. Вы можете это представить?! Просто потому, что они хотели жить лучше. Один из задержанных взорвал себя в камере. Говорят, он сунул в рот револьверный патрон, закурил и остался без головы. Йо многозначительно замолчал и отхлебнул пивную пену из кружки, которую поставила перед ним Патти.
Фите тихонько присвистнул сквозь зубы.
Думаешь, здесь может закончиться так же?
Йо заметил в глазах друга проблеск беспокойства. Фите был лудильщиком иначе говоря, входил в число беднейших гамбургских рабочих. «Сходня», как их называли, находились в самом низу портовой иерархии.
А если и здесь кто-нибудь наделает делов? А нам за все отвечать!
Не успел Йо ответить, как Чарли пророкотал:
Подстрекательские призывы в речах Очень напоминает рассуждения Бисмарка, которыми он обосновал свой закон против социалистов.
Йо удивленно повернулся к Чарли. Обычно тот держался подальше от всего, что касалось политики. Чарли было все равно, что происходит там, наверху. Что бы ни случалось, в какие бы условия его ни ставили, он молча выполнял свою работу. Чарли всегда был таким. По крайней мере, все то время, что они были знакомы. Йо знал, что раньше, когда Чарли еще жил в Ирландии, он был другим человеком. Однако Чарли неоднократно повторял, что того человека больше не существует. Он умер вместе с женщиной, которую любил. И всей своей семьей.
«Когда теряешь все, теряешь и себя», подумал Йо, глядя на своего лучшего друга, великана с добрым сердцем. Чарли, который сидел, уставившись в пивную кружку, казался опасным: множество колец в ушах, взлохмаченная рыжая борода, татуировки на руках, свирепый взгляд Однако Йо знал, что во всем мире не сыскать человека более верного и преданного. Если Чарли проникся к тебе симпатией, то, считай, он станет твоим другом на всю жизнь. Таким другом, который все ради тебя сделает. В последние годы Чарли частенько его разочаровывал: он пристрастился к опиуму и не мог побороть зависимость, постоянно попадал в передряги и терял работу, на которую Йо с таким трудом его устраивал. Но разве Йо имел право его судить? Кто знает, что было бы с Йо, если бы ему не приходилось заботиться о маме, братьях, Альме и ее детях? У Чарли не осталось никого и ничего. Родины и той лишился. Йо не мог винить Чарли в том, что он не разделял его рвения к борьбе за права рабочих.
Йо кивнул.
Ты прав, там была такая же риторика. Он вздохнул. Один из повешенных, Август Спис, выступал с речами на забастовках в Чикаго. «Вечно жить как скот нельзя!» Эта его фраза стала своего рода лозунгом рабочих. Редко кто говорил слова вернее, черт побери!
Согласен! сухо рассмеялся Фите. Он выпрямился и поморщился от боли. Работа сгубила его здоровье: разрушила не только спину, но и легкие. Фите день и ночь кашлял, выплевывая черную мокроту, у него начались проблемы с почками, он не мог ходить прямо. Он продолжал говорить, но перешел на кессельклопперспрок, своего рода тайный язык, на котором общались котельщики.
Говори так, чтобы было понятно, проворчал Чарли, и Фите одарил его слабой улыбкой.
Я сказал, что у нас здесь ничем не лучше, повторил он. Мы тоже живем как скот. Господи, скоту, по крайней мере, дают приличный корм!
Сосиску из тебя не сделаешь, поэтому кому какое дело, если схуднешь, рассмеялся Чарли.
Что-то пробормотав, Фите закашлялся, и Йо с тревогой посмотрел на друга. Фите был маленьким и кособоким, на его дружелюбном лице застыло удрученное выражение, и он выглядел так, словно малейшее дуновение ветерка может сбить его с ног. Впрочем, на самом деле Фите был довольно крепким это одна из причин, по которой ему удалось так долго проработать котельщиком. Обычно эту неблагодарную работу выполняли те, у кого просто не было выбора. Из-за своей щуплой комплекции Фите мало где мог работать. Однако котельщиком он оказался превосходным маленьким и проворным, что необходимо для этой работы.
Когда пароход прибывает в порт, котлам требуется около трех дней, чтобы остыть. Однако у судовладельцев на счету каждая секунда, поэтому они заставляют котельщиков лезть внутрь, пока котлы еще дымятся от жара. Сначала приходится протиснуться через так называемые «лазы» шириной всего около сорока сантиметров, потом сбивать твердый слой нагара с пола и стен. Там, внутри, обычно невыносимо жарко, тесно, душно и адски шумно. Вот почему во время разговора Фите частенько наклонялся вперед. Он уже плохо слышал.
На сходнях работает более тысячи человек, сказал Йо. По моим подсчетам, около четырехсот котельщиков. Неужто у вас нет никаких прав? спросил он. Фите задумчиво кивнул, но убежденным не выглядел. В прошлом году взорвались шестнадцать котлов, погибли двадцать восемь твоих товарищей! И ты мог оказаться в их числе! Йо повысил голос, заметив, что его слова задели Фите за живое.
Но что мы можем сделать? Решающее слово принадлежит судовладельцам, неуверенно отозвался Фите.
Именно это нам и нужно изменить! пылко вскричал Йо и ударил кулаком по столу. Зрение немного расплывалось, и он видел Чарли и Фите не так четко, как час назад. Йо любил такое состояние. Он оставался достаточно трезв, чтобы ясно мыслить, но был уже достаточно пьян, чтобы не чувствовать себя таким несчастным, таким одиноким, таким отчаявшимся. После выпивки жизнь становится легче. Конечно, утром он еще пожалеет, когда снова проснется в заднем помещении, свернувшись калачиком на полу среди других людей, которые останавливаются здесь за гроши. Но сейчас ему все равно. Он залпом допил пиво.
Вошла маленькая девочка, одетая в пестрое платье. Она босиком забралась на один из столов и чистым звонким голоском запела какую-то песню, держа перед собой раскрашенное ведерко, куда слушатели могли кинуть монетки. Йо грустно посмотрел на девочку. Что бы сказала Лили, если бы сейчас увидела? О, Йо знал ответ на этот вопрос. Лили бы с негодованием вскочила, сняла малышку со стола, вытащила ее из этой вонючей дыры и первым делом купила ей поесть. В этом вся Лили. Безнадежная идеалистка.
Трое друзей молча слушали песню, погрузившись каждый в свои мысли. Йо заметил, что глаза Чарли опасно блеснули. Чарли любил музыку, его большое ирландское сердце смягчалось, стоило кому-нибудь запеть. Сам он непревзойденно играл на скрипке, но к своей любимой губной гармошке не прикасался с тех пор, как бежал из Ирландии.
Позор-то какой, пробормотал Чарли себе в бороду, и Йо не мог не согласиться.
Он знал, что малышка ходит по тонкому льду и не только потому, что в таких местах полно пьяных мужчин. Кроме них вокруг слоняется много сомнительных личностей, из-за которых по ночам опасно ходить по улицам. В Гамбурге процветала торговля женщинами. «Ведущий торговый город и главный порт Центральной Европы», так недавно назвали Гамбург в газете. Отсюда женщин продают в бордели Южной Америки или Азии. Обычно похитители заманивают в свои сети незамужних женщин из Польши или Румынии, но когда понимают, что девушку никто не будет искать
После того, как девочка закончила петь, кто-то снял ее со стола, и она обошла помещение, протягивая ведерко, соблазнительно улыбаясь и показывая гнилые зубы. Когда девочка приблизилась, Йо увидел, что она ужасно худенькая. И учуял исходящий от нее запах алкоголя. Девочке не было и десяти. И она выглядела мертвецки пьяной.
«Наверное, только выпивка помогает ей примириться с действительностью», подумал Йо и полез в карман, нащупывая деньги. Он прекрасно ее понимал. Прежде чем опустить монеты в ведерко, Йо на мгновение задержал руку девочки в своей.
Здесь все деньги, которые у меня есть. Я дам их тебе, если пообещаешь, что купишь на них еды, сказал он.
Девочка ошеломленно уставилась на горсть монет, зажатую у Йо в руке, потом горячо закивала. Йо вздохнул. Что тут поделаешь? Не может же он забрать малышку к себе домой
И кто теперь будет платить за следующий круг? проворчал Чарли, но теперь и сам принялся рыться в карманах.
Ты, конечно, кто же еще начал было Йо, но осекся. Его дыхание участилось. В пивную вошла женщина с платком на голове, и на секунду Йо подумал, что это она Лили.
Это было похоже на удар в поддых. В полумраке происходящее почти в точности воспроизводило сцену из прошлого. Йо вспомнил, как Лили спустилась в подвал, чтобы найти его. Она была в дорогом платье, с собранными волосами и невинным лицом. Ее красивое лицо В ту ночь они впервые поцеловались. Йо уставился на женщину на лестнице, как на призрак. Но потом она сняла платок, и чары рассеялись.
Грета! вздохнул он.
Женщина оглядела толпу. Заметив Йо, она улыбнулась и подошла к нему. Йо поднял руку и заказал еще по стаканчику для всех за столом.
Час спустя Чарли вышел в темный переулок, остановился и отрыгнул. Ему нужно было глотнуть свежего воздуха. До чего тошно наблюдать за тем, как Грета обхаживает Йо и, воспользовавшись его нетрезвостью, пытается заманить в свои сети. Не прошло и двух недель после отъезда Лили, как Грета уже прибежала его утешать. С тех пор она уговаривает Йо вступить с ней в связь. Пожалуй, если Йо продолжит столько пить, то скоро ей это удастся. Господи боже, возможно, не самая плохая идея. Другу нужно отвлечься. Ему нужен кто-то, о ком он мог бы позаботиться. Но Чарли никогда не нравилась Грета. К тому же она была замужем, Господи прости, пусть даже она не желала этого признавать. Всякий раз, когда муж-моряк выходил в море, Грета впивалась в Йо острыми коготками и отказывалась его отпускать.
Слегка покачнувшись, Чарли схватился за фонарный столб. Над крышами сияла зимняя луна, маленькая и красная. Дым из труб беззвучно поднимался в ночном небе, стоял мороз, и на улицах почти никого не было. Что ж, по крайней мере, холодный ночной воздух скрывал зловоние гниющих каналов и помог Чарли прочистить голову.
Он беспокоился о своем друге, который так и не оправился от потери. Однако в последнее время к выпивке добавилась почти болезненная одержимость политикой. Йо читал каждую листовку, которая попадалась ему в руки, ходил на собрания, каждый вечер произносил пламенные речи в разных кабаках. Прогрессивные молодые работяги возлагали большие надежды на то, что теперь, после отставки Бисмарка, что-нибудь изменится. Хотели добиться отмены закона против социалистов. Смыслом жизни Йо стало изменить систему, помочь простым людям. Чарли фыркнул. Безнадежный идеалист, вот он кто, этот Йо. Как будто можно что-то изменить! Жизнь несправедлива, одним людям везет, другим нет. Вот и все. Можно подумать, стоит нескольким рабочим выйти на улицы, как богатеи, эти мешки с деньгами, поспешат раскошелиться.