Во Франции было совсем не так: провинциальная толпа весьма походила на столичную, магазины всё те же, с теми же товарами. Естественно, в столице для шопинга было больше простора, но и торговля по каталогам уже работала во в полный рост, а купленную таким образом вещь можно было вернуть, коли не подошла. Огромные, как энциклопедии, каталоги La redoute частенько встречались мне на журнальных столиках французских квартир. Провинциальный француз был тесно связан со столичной жизнью, если, конечно, хотел того. К этому, собственно, располагало всё: рыночная, а не распределительная экономика, размеры страны, прекрасная дорожная сеть и наличие почти у всех автомобилей, скорость железнодорожного сообщения, всеобщая телефонизация и относительная дешевизна междугородной связи. Вспомним, что у нас на периферии бывало так, что телефон имелся в одной квартире из пяти, а то и из десяти.
Перечислять все факторы, сближающие города и веси дело специалистов. Здесь я хочу немного дополнить свои впечатления рассказом о минителе компьютерной приставке к телефону. По нему житель отдалённой деревни мог получить доступ ко всем телефонным книгам страны, навести всевозможные справки, совершить некоторые транзакции и даже проконсультироваться у ясновидящей Madame Soleil (Мадам Солнце). Минитель купили и другие европейские страны, в том числе Германия, интересовались им в США, а в начале интернетной эпохи даже Yahoo использовал некоторые сервисы минителя.
Вся Франция пронизана сетью скоростных автомагистралей с прекрасным состоянием дорожного покрытия, правда, в отличие от Германии, Бельгии или Испании, платных. Но они позволяют часов за 6-7 спокойно, без нервотрёпки, доехать из Марселя до Парижа, а это почти 800 километров. Хотя и со строительством скоростных автодорог тоже бывают проблемы и не всегда финансового характера. Автострады завязаны в основном на Париж, как у нас на Москву, поэтому строительство поперечных дорог (хорд, как сейчас говорят), безусловно, очень важно. В районе, где я жил, строили такую хорду и строили очень успешно, потом процесс остановился на несколько лет. Оказалось, новая дорога угрожает популяции какого-то редкого вида жуков! Аргумент, что на старой извилистой двухрядке продолжали биться люди, кто-то даже насмерть, подействовал не сразу. В итоге, новую дорогу провели, но экологические соображения продолжают порой побеждать здравый смысл. В городишке, где я жил пять лет, поставили ветроэлектростанцию, и теперь при подъезде к нему самая высокая доминанта старинная церковь на горе зажата двумя ещё более высокими ветряками. Нет, они возведены, на самом деле, значительно дальше, но зрительный эффект именно такой. Водитель и пассажиры любуются этим техногенным вариантом ожившей фантастики в духе Герберта Уэллса. Зато теперь уж точно не заблудишься, запоминающаяся картинка!
Хотя заблудиться на машине во Франции трудно было даже до появления навигаторов. На каждой площади, на каждом перекрёстке с круговым движением увидишь не меньше 3-4 указателей, надо только знать свой ориентир тогда обязательно доедешь, успевай лишь головой крутить.
Водят, кстати, во Франции довольно аккуратно, двойных обгонов, которым порой ужасаешься у нас, там не увидишь. Однажды в пятницу вечером ехал с французами по трассе Санкт-Петербург Псков. Многие, наверное, хорошо представляют себе, что творится в такой день недели летом на дачных направлениях. Французы не представляли, они просто мужественно решили не смотреть в окна (хотя было это в 1997-м, с тех пор некоторые улучшения есть, но только некоторые).
Пешеходам даже горячие корсиканцы уступают дорогу, как только начинаешь поворачиваться на узком тротуаре лицом к проезжей части. Такое отношение вырабатывают ещё в автошколе. Помнится, я спросил своего инструктора, мол, что делать, если пешеход не прав, имея в виду можно ли посигналить сначала. Опытный водитель повернулся ко мне лицом и удивлённо спросил: «Но Вы же не будете давить его!?» Когда я вернулся в Россию в начале нулевых годов, зачастую казалось значительной части наших водителей для взаимодействия с пешеходами не хватает именно такого воспитания. В цепочке тормоз звуковой сигнал бывало, что многие ставили на первое место сигнал.
С автомобильными дорогами за французского потребителя успешно конкурировали и конкурируют по сю пору рельсы. И хотя лишь небольшая часть полотна модернизирована под широко разрекламированные высокоскоростные TGV, несущиеся со скоростью 200-250 и даже 300 км в час, но и по всем остальным путям поезда дальнего сообщения имеют темп движения 100 км в час (и это с учётом остановок).
Так и мы тем летом 1988 года в одиннадцатом часу вечера сели в парижский поезд и утром в пятнадцать минут седьмого, покрыв 750 километров, увидели из окна перрон столичного вокзала.
Дорогой читатель, не сравнивай, пожалуйста, линию Москва-Петербург, где ночной экспресс с лёгкостью за 7-7,5 часов преодолевает 660 километров, а сопоставь эти цифры с быстротой передвижения по остальной сети железных дорог России. Средняя скорость движения пассажирского состава у нас едва ли составляет километров 60 в час. Поезд Самара-Санкт-Петербург покрывает около двух тысяч километров за 39 с лишним часов. А из Урюпинска в Уренгой сколько дней ехать по рельсам?
И в тот летний день, за пару минут до прибытия, прошёл быстрым шагом кондуктор (один на несколько вагонов), повторяя как заклинание, дабы разбудить сонную публику: Paris, quinze minutes! Париж, пятнадцать минут (в смысле шесть пятнадцать). Моему удивлению не было предела. Я, часто мотаясь в Ленинград и из Ленинграда на ночных поездах, привык к такой «нежной» заботе наших проводников о пассажирах как общий подъём за час-полтора до прибытия на конечную станцию, вне зависимости от времени оного. Как же, надо чтоб до начала санитарной зоны народ успел совершить все свои дела в заведениях, находящихся в торцах вагона. У французов же педальный горшок отсутствовал напрочь, за заветными дверцами находились биотуалеты, ну и потом, строем французы ходить не любят. Кто что успел это личное дело каждого, на вокзале места для медитирования тоже имеются. Вот и мы, едва протерев глаза, унесли всё своё с собой, в квартиру родителей жены.
Доспали там до вполне приличных 10-11 часов, позавтракали и опять поехали в центр города. Тут меня ждал ещё один лёгкий шок. В автобусе встретили лучшую подругу жены, которой накануне отправили открытку из-под Бьяррица (во Франции любят посылать из поездок видовые почтовые карточки своим друзьям и родственникам). Опустили её в почтовый ящик накануне, часа в четыре дня, около вокзала, где покупали билеты. Так вот, подруга сразу поблагодарила за красивую открытку (французы очень вежливые люди, и слово спасибо там услышишь раза в три чаще, чем у нас, а уж «благодарю Вас», «позвольте» так вообще трудно сказать во сколько). Она её уже получила с утренней почтой, которую обычно приносят часов в 8-9! Открытка, видимо, ехала тем же поездом, что и мы это не удивительно. Её бросали, повторюсь, в привокзальный почтовый ящик, но вот то, что утром парижские почтовики успели обработать и донести нашу открытку до адресата, вот это заслуживает всяческой похвалы. В нынешние времена, похоже, французская почтовая служба работает менее оперативно, но вполне эффективно, потеря письма там чрезвычайно редкий случай.
История с открыткой стала последним крупным культурным шоком в той, первой, моей поездке. Впоследствии тоже случалось подобное, но это уже не было таким ярким, запоминающимся как тогда. Хотя удивляться приходилось частенько. Так, однажды нечаянно наступив кому-то на ногу в переполненном людьми автобусе, я в ответ услышал женский голос, обращённый ко мне: «Pardon». В голосе не слышалось ни тени иронии. Я был в недоумении: ведь точно знал, что виноват именно я. Потом подумал и понял в такой толкотне на автомате говорят «извините», поскольку как там разобраться, кто прав кто не очень? В те года в нашем «икарусе» в ответ на мою неуклюжесть потерпевшая сторона вполне могла разразиться словесным ураганом разной тональности, прибегая к помощи специфического лексического инструментария, варьирующего в зависимости от эмоционального настроя и культурного уровня конкретного человека. А как хочется, чтобы было так как в Париже! Написал эти строки, и через месячишко примерно случился со мной подобный казус, только не в парижском автобусе, а на питерском тротуаре. Сделал неловкое движение не обернувшись шагнул назад и аккурат налетел на ногу только что перешедшему улицу молодому человеку: Я ещё ничего сообразить толком не успел, как услышал: «Извините пожалуйста!» Неужели дожили?
Праздник превращается, праздник превращается
Вообще в моё первое посещение Франция запомнилась весёлой, праздничной страной, почти сказкой, где всё получается, всё хорошо и спокойно. Ведь жизнь воспринимается в относительности, даже писающий в стену церкви негр не мог испортить впечатления. На другой чаше весов была общая неустроенность жизни в Советском Союзе, проблемы с продовольствием, с товарами первой необходимости, с бытовой техникой и нарастание межнациональной напряжённости, уже тогда вылившейся в Сумгаит. Конечно, сравнение могло быть однозначно не в пользу СССР.
Иногда этот резкий контраст подводил меня к довольно неожиданным мыслям. Так, рассматривая при выборе подарков родным отдел аудио- и видеотехники в большом универмаге, я впервые захотел зарабатывать больше. Больше, чем у меня имелось на тот момент, больше, чем у меня могло быть через 5 лет, через 10 и так далее. Я уже писал, что готовил себя к обычной карьере преподавателя ВУЗа, года через два-три должен был защититься, потом получить однокомнатную квартирку, потом, наверное, двухкомнатную, наконец, трёхкомнатную (предел мечтаний). Лет в 40-45 выдать на-гора докторскую, стать профессором и получать рублей 400 в месяц. Огромные деньги, которые в моём тогдашнем понимании некуда было тратить. Потому что покупать машину, например, не собирался, слишком непривлекательной казалась перспектива проводить выходные в гараже, как это делали многие знакомые. Я даже в страшном сне не мог представить себя копающимся в моторе, чинящим стартёр, разбирающем отдельные узлы: тягой к технике никогда не обладал. Ну а детская мечта в виде дома на берегу моря всегда относилась к области фантастики.
Но вот во французском магазине, глаза разбегались, взгляд натыкался на все эти сименсы, филипсы, сони, ямахи, хотелось приобрести и то, и это. Увы, у меня было всего 4200 франков, официально обмененных после стояния в жуткой очереди во Внешэкономбанке (или в чём-то подобном) на улице Гоголя, нынешней Малой Морской. Так ещё для этого надо было специально ехать в Ленинград! 4200 франков сумма немалая (Спасибо сталинскому официальному курсу рубля! И доллару за 67 копеек!). Она в то время немного не дотягивала до минимальной зарплаты француза, на которую можно было худо-бедно прожить даже в мире чистогана, если употреблять советскую пропагандистскую идиому. Но на стеллажах и прямо на полу лежало (стояло, вертелось, мерцало разноцветными огнями) множество разных, совершенно недосягаемых в нашей стране, вещей тысяч на 40! Только того, что влезало в чемодан! И для этого не надо было ехать в Ленинград или Прибалтику, изучать там, как выразились бы сейчас, состояние местного рынка и в результате всё равно почти ничего не купить. Как тут не родиться низменному желанию заработать? Вот и потратил я весь обменный фонд на подарки, благо жил у родителей жены в гостях в буквальном смысле как у тёщи, исполнявшей роль Христа, за пазухой.
Небольшое отступление. Сейчас модно вспоминать советское время и говорить, мол, то было лучше, вот это доступнее и справедливее. Спору нет, всегда, у любых режимов бывают определённые достижения. Даже при Гитлере в Германии. К примеру, Третий Рейх сумасшедшую безработицу эпохи Великой Депрессии победил за несколько лет. Первые автобаны тоже построили в те года, и немцы до сих пор по ним ездят. Нисколько не сомневаюсь в том, что в настоящее время в Северной Корее есть что-то такое (и от этого не надо бы отказываться), чего не будет тогда, когда наследственная монархия Кимов рухнет. Но я почему-то не ностальгирую по власти, которая издевалась над своим народом методом всевозможных очередей и «колбасных» электричек. Очень метко выразилась тогда одна знакомая, оправдывая своё желание, как сейчас говорят, «свалить»: «Я не хочу быть счастливой потому, что купила килограмм помидоров!»
Моему поколению достались только очереди, а ведь нельзя забывать о времени товарища Сталина, которое иные соотечественники, не жившие тогда и не способные осознать весь ужас той кровавой эпохи, называют временем великих свершений. Думаю, таким людям всегда кажется, что их бы не коснулось, ну лес рубят, ведь щепки летят. Ага, летят. Только так же считали и многие из голосовавших за смерть троцкистско-зиновьевским предателям и шпионам они-то сами не предатели и не шпионы. Считали, потом и их сосчитали. Ну а свершения и достижения может, без крови-то быстрей бы свершались, а? Простая математика вообще-то: сколько талантов сгорело в ненасытном пламени несгораемой бумажки с текстом 58-й статьи УК? Слава богу, не довелось это пережить, а вот жить в одном километре от мясокомбината, наслаждаться при южном ветре ароматами протухших обрезков и при этом ездить за колбасой этого же предприятия в Ленинград довелось!
Короче, на фоне слишком проблемной жизни в Союзе конца восьмидесятых годов Франция смотрелась даже очень прилично. Не один я ходил с раскрытым ртом по парижским (лондонским, римским, западноберлинским) магазинам. Быт не унижал человека товарным дефицитом, и испорченность людей «квартирным вопросом» занимала лишь нижние этажи в лестнице человеческих пороков. Поэтому всё и выглядело со стороны так красиво, ярко и правильно. Иногда казалось сплошным праздником. Кстати, и на настоящих праздниках пришлось побывать. Грянуло 14 июля день взятия Бастилии. Лишь единицы французов могут сказать, что такое штурм Зимнего, а вот что такое взятие Бастилии знает, наверное, весь мир. Молодцы, ничего не скажешь, всех заставили вертеться вокруг себя. Парад ничем не поразил, техники прошло меньше, чем у нас, а особенно не впечатлило прохождение военных колонн. Ноги как-то поднимались неровно, не так красиво, как у нашей (и не только, манеру тянуть носок русские позаимствовали в своё время у пруссаков). То, что у нас называется чеканить шаг, совершенно чуждо французам, они называют это гусиным шагом. Хорошо это или плохо, не знаю, но на параде хочется ведь увидеть не только армию, но ещё и представление, своего рода спектакль. Так вот, у французов этот спектакль получается гораздо хуже.
Другой праздник я увидел в деревне: родственники жены крестили детей двух симпатичных маленьких девочек. В церкви было даже весело, приходской священник, похоже, оказался не чужд современных веяний. Вместо церковного хора (которого, может, и не было за малочисленностью прихода) электронная музыка играла что-то напоминающее негритянский джаз. Я ещё раньше видел по телевизору службы для чернокожей паствы в Америке, но тут немало удивился, заметив, как у некоторых присутствующих на крестинах, ноги инстинктивно начали отбивать ритм музыки. «Ещё чуть-чуть и в пляс пойдут, подумалось, хорошо, это крестины, а не похороны!». Как-то совсем не вязалась увиденная картинка с моим представлением о строгой обрядности католической церкви. Правда, никогда больше такого экстравагантного действа я не наблюдал, наверное, мы всё же попали к кюре-экспериментатору. После службы начались посиделки с обильными возлияниями, а как стемнело, хозяева устроили для гостей впечатляющий фейерверк (во всяком случае, мне так показалось, ибо раньше я видел только разноцветные выстрелы из армейской ракетницы). Всё происходило на берегу какого-то пруда, куда подвыпивший народ добирался на машинах далеко, целых полкилометра.
В разгар застолья громкие, рассчитанные на всю публику, а народу было никак не меньше двадцати человек, сентенции хозяина стали вызывать бурный смех гостей. Все веселились, я ещё не понимал французскую речь и был заинтригован, а чем же так забавляет присутствующих родственник Франсуазы? Жена объяснила, что он шутит о достоинствах своего полового органа, ну мы же, мол, в деревне, тут родня и соседи, все свои. Это никого не смущало, казалось, что присутствующих забавляли скабрёзные шутки. Мне, однако, такая экзгибиционистская тематика показалась неуместной, хотя ханжой никогда не был, а в своём кругу любил и люблю хлёстко пошутить на постельные темы. Но в этом плане многие внешне добропорядочные французские дамочки перещеголяют нашего отъявленного пошляка. Сами по себе «крепкие» словечки совершенно допустимы в общении, и в разговоре с Вами с виду очень приличная знакомая дама легко может употребить все возможные выражения. В принципе, нельзя переходить на подобную лексику только в общественных местах, магазинах и т.п., да и то лишь громко, а если между собой и вполголоса, то можно. А как я опешил однажды, когда жена с тёщей чуть ли не за столом начали обсуждать на полном серьёзе в каком положении им больше всего нравится мужской агрегат. Потом привык. Наверное, стал более толстокожим, более циничным или более открытым, более современным, более толерантным, как это правильно сейчас говорить?