Я о вашем моральном давлении!
Не понимаю. В чём выражается давление?
Все вы понимаете! Я не собираюсь Я вам уже все сказала Зачем вы?
Пальцы нервно натягивают юбку на круглые коленки. Губы закушены.
Чего ж ты так нервничаешь, малышка? Почему убегаешь?
Лада Леонидовна, в данный момент я везу вас на семинар, только и всего. Ничего более.
Ничего?
Она разворачивается ко мне смотрит напряжённо и зло.
И меня это тоже заводит.
Меня вообще все заводит, что с ней связано!
Ну, кроме того, что я хочу пригласить вас после семинара на ужин Но вы, как я понимаю, откажетесь?
Откажусь. Оставьте свои попытки уже, Пётр Григорьевич. Не будет по-вашему.
Тут мы подъезжаем, я паркуюсь.
И, пока Лада не успела выскочить, резко перегибаюсь к ней, перехватывая обе , вскинувшиеся оттолкнуть меня руки за запястья и укладывая их на колени.
Посмотрим, малышка. Посмотрим.
И, наверно, очень серьёзен у меня в этот момент взгляд, потому что она замирает, даже не пытаясь сопротивляться. Смотрит на меня, зрачки расширены Словно от возбуждения!
Ты же меня хочешь, дурочка! Чего ты выделываешься?
У меня терпения нет с тобой прыгать!
Может, именно поэтому я тороплю события.
Целую.
Сразу жадно, больно и ей и мне. Мгновенно получая тёплый мощный удар возбуждения в пах, потому что её губы словно афродизиак! От них ведёт. Голову сносит. Придерживаю одной рукой за затылок, чтоб не дёргалась. А второй все так же сжимаю ладони. И не успеваю осознать ситуацию, не понимаю, когда Она начинает мне поддаваться. Отвечать. Раскрывать под напором губы, несмело и сладко встречать мой язык своим.
Тут летит к хренам даже самый пограничный контроль, я забываю, что мы, вообще-то в центре столицы, и белый день, и машина у меня приметная и не тонированная
Выпускаю её ладони, и они, словно освобождённые из сачка бабочки, мягко ложатся на плечи. Не отталкивают. Гладят.
Лада тихо стонет, не протестующе, а так жалобно, так нежно, что Сука, почему именно сейчас? Именно здесь? Надо на заднее хотя бы, надо
Здесь стоянка запрещена, стучат в стекло.
Мы замираем, Лада, неожиданно раскрыв глаза, словно не соображая, что происходит, смотрит на меня.
Во взгляде осознание и ужас.
И нет, меня это не устраивает!
Я держу её, уже применяя силу, потому что вырваться хочет!
Лада предупреждающе хриплю, чтоб не вздумала сбегать. Не сейчас!
Боже мой
Убирайте машину! опять стук в стекло.
Она переводит взгляд на парковщика, потом на меня. Губы её, исцелованные, красные, дрожат. Пальцы тоже дрожат, когда она отстёгивает ремень безопасности.
Я ловлю её руки, пытаюсь остановить:
Лада, нет! Стой! Стой, я сказал!
Убирайте машину, слышите?
Боже мой Откройте! Выпустите меня!
Вы меня слышите? Машину уберите!
Лада
Выпустите меня!
Я выдыхаю. И волевым решением прекращаю этот бред.
Нажимаю на кнопку, выпуская испуганную женщину, она тут же стартует от стоянки с такой скоростью, словно я её тут насиловал.
Это, на самом деле, очень отличается от реальности. Когда насилуют, вряд ли женщина так стонет.
Проследив за её побегом с сожалением, разворачиваюсь, открываю окно и даю парковщику денег.
Чтоб поставил машину туда, где можно.
Через пять минут захожу в то же здание, следую по указателям на семинар.
Потому что у меня есть чёткое ощущение незавершённости.
И больше я его терпеть не намерен.
Страх.
В большом актовом зале уже идет семинар. Я занимаю место в последнем ряду.
И выдыхаю.
Господи, Лада, что это было?
Что. Это. Сейчас. Было???
Закрываю глаза, пытаясь понять. Найти себе оправдание. И не нахожу.
Вот мы едем.
В машине царит гробовая тишина. Хорошая машина, звуконепроницаемость на уровне.
Кажется, я даже слышу дыхание Петра.
И опять, в который раз уже, не могу не ассоциировать ситуацию с клеткой. Пленом.
Я снова наедине с большим похотливым зверем.
Он не просто так смотрел, не просто так трогал. Я не дура и понимаю прекрасно, что это еще одна ступень.
Черт Ну зачем я тебе, Петр Григорьевич?
Оставь меня в покое уже.
Сил нет никаких.
Словно все силы, вся моя активность, броня исчерпало себя еще вчера, в номере отеля.
Становится страшно от того, что я знаю , как все произойдет. А еще страшнее осознавать, что полностью согласна с предстоящим раскладом. Так, может, перестать сопротивляться? Один раз?
И все.
Расслабиться и получить удовольствие?
От одной этой предательской мысли становится горячо, и я ощущаю, как выпитое вино, шикарное кстати вино, разливается по крови, делая мягче и податливей.
Горячий взгляд скользит неотрывно, будоражит Напрягает и заводит.
И я хочу Этого зверя в этой клетке.
Просто какая-то медленная пытка.
Черт, что было в этом вине?
Афродизиак?
Не может же мне просто так , резко, ни с того, ни с сего
Он, как инкуб, силы и волю высасывает одним своим присутствием.
Но я привычно сопротивляюсь.
Как могу.
Насколько хватает сил.
Отвести взгляд на боковое стекло.
Там город, большой, бешеный. Я маленькая и слабая в этом гигантском мегаполисе, песчинка на берегу моря.
Ужасное ощущение.
Не хочу. Не хочу!!!
Исторический центр Москвы отвлекает, или аутотренинг помогает, но я прихожу в себя.
Лада, ты на работе. Пётр Алексеев, мой выдуманный герой, погиб. Умер. Его нет. А потому и хотеть его глупо. Так же, как глупо хотеть этого сексуально озабоченного босса.
Опять чувствую его пристальный взгляд на себе. Он словно вылизывает. Зверь. Похотливый.
Вытягиваюсь по струнке, пытаюсь привести мысли в порядок.
Ну, уж нет, я не сдамся!
Начинает мотать из крайности в крайность. Тело орёт, что хочет секса, что гормональный сбой грозит от таких желаний и неудовлетворённости. Ледяной разум мстительно шипит, что не подпустит того, кто даже не помнит лица влюблённой в него девочки.
Понятно, что этот мужчина хорош, сам по себе, пробуждает первобытные инстинкты. Ему нужно одно добить меня. Получить любой ценой. А дальше ничего Пустота, как в той палате, где заправлена кровать и нет моего ангела-хранителя.
Я сжимаю губы, напрягаюсь всем телом. Звери чувствуют страх и слабость. Он уже лизнул добычу, попробовал меня на вкус, теперь хочет откусить лакомый кусок.
Не притронулся, а я чувствую физически, как он на меня смотрит. И кажется, что читаю мысли, и они гадкие.
Или это мои фантазии?
Надо прекращать этот балаган. Пока силы есть. Сквозь сжатые зубы шиплю:
Может, уже хватит, Петр Григорьевич?
Ну в самом деле, нервы сдают.
О чем вы, Лада Леонидовна? неприкрытая ирония в голосе.
Как же так? Он смеётся надо мной, а я тут из последних сил борюсь со своим сдуревшим от затянувшегося целибата телом.
Я о вашем моральном давлении! повышаю голос, это помогает прийти в себя.
Не понимаю. В чем выражается давление?
Все вы понимаете! Я не собираюсь
Я не собираюсь с тобой спать?! Или собираюсь? Всё это аут, Ладка. Он меня заморочил так серьёзно, что я сама в своих чувствах заблудилась. Из последних сил добавляю:
Я вам уже все сказала Зачем вы?
Пальцами нервно натягиваю юбку коленки, пытаясь хоть как-то спастись от плотоядного, хищнического взгляда. Губы подкусываю, чтобы не закричать от безысходности, от вулкана эмоций и разрозненных чувств, что переполняют меня в этот момент.
Лада Леонидовна, в данный момент я везу вас на семинар, только и всего. Ничего более, опять усмешка в голосе.
Ничего? я разворачиваюсь к нему смотрю прямо в глаза.
Подонок! Ты же весь извертелся на своём сидении, дыры во мне взглядом прожёг! И говоришь, что ничего не делал
А ведь он, действительно, ничего не делал.
Ну, кроме того, что я хочу пригласить вас после семинара на ужин Но вы, как я понимаю, откажетесь?
На ужин пригласить, конечно.
На что надеется? Или опять смеется? Как понять?
Дура. Пить надо меньше вин итальянских за счёт богатых юристов.
Откажусь. Оставьте свои попытки уже, Петр Григорьевич. Не будет по-вашему.
А вот теперь, после четкого обозначения своей позиции Надо валить!
Хватаюсь за ручку на двери, только пытаюсь открыть, как Пётр резко наклоняется ко мне, перехватывает обе мои руки!
Я вскрикиваю, делаю попытку вывернуться.
Доигралась, Лада!
Посмотрим, малышка. Посмотрим.
Опять я малышка.
Это так сладко, так мучительно больно Как мой первый раз.
С тобой, Пётр Алексеев.
Глаза в глаза, он ещё ближе наклоняется ко мне и
Целует.
Жадно, голодный зверь Жарко, до боли! Он возбуждён, он весь горит. И его пламя перекидывается на мою неприступную крепость, которая выкидывает белый флаг Опять! Как в нашу дурацкую встречу в его кабинете.
Его рука на моём затылке. И я плавлюсь. Начинаю отвечать ему. Сплетаюсь своим языком с его, впускаю в рот. Господи, лишь бы не стонать. Это будет уже за гранью. Хотя И так все за гранью.
Далеко-далеко
Он руки мои отпускает. Я свободна Могу делать то, что мне нравится. А мне нравится то, что происходит. Это так сладко, так невыносимо сладко
Касаюсь его плеч, склоняю голову набок, чтобы глубже впустить его язык.
Умираю от его вкуса, напора, жесткости Все, так как я хотела, так , как представляла
Марево туманит разум, пульсом бьёт низ живота.
Здесь стоянка запрещена, стучат в стекло.
Мы замираем. Я резко распахиваю глаза, вернувшись на грешную землю, в машину к похотливому боссу. Испуганно смотрю на Петра Григорьевича.
Боже! Боже мой! Это что было?!
Пытаюсь вырваться, а он не пускает!
Лада в его голосе хрип, глаза затуманены.
Боже мой, шепчу испуганно.
Сердце стучит, накрывает осознание дикости происходящего.
Убирайте машину! опять стук в стекло.
Перевожу взгляд на парковщика, потом опять на Петра Григорьевича.
Меня кидает в дрожь от испуга. Я не могу контролировать своё тело! Это пугает так сильно, что я ощущаю приступ паники. Нервно отстёгиваю ремень безопасности.
Причина всех моих несчастий пытается меня остановить. Применяет силу. Это действует, как вылитое масло в огонь. Мне становится ещё хуже, я начинаю истерично дёргать ручку.
Лада, нет! Стой! Стой, я сказал! слышу настоящий рык.
Убирайте машину, слышите?
Боже мой Откройте! Выпустите меня! меня всю трясёт от страха.
Вы меня слышите? Машину уберите!
Лада
Выпустите меня!
Замок открывается, я, перепуганная, выскакиваю из машины и, запинаясь, несусь в сторону здания, где должен проходить семинар.
Глубоко дышу, но аритмия не проходит. Сердце бешено бьётся в груди.
Что это было? Ладка, черт, что было ЭТО?!
От одних только воспоминаний становится настолько горячо, что чувствую, как горят щеки.
Семинар Надо отвлечься на семинар.
Работа всегда успокаивала.
И сейчас успокоит.
Семинар.
Оглядываюсь по сторонам. В зале полно свободных мест. Не особенно популярный семинар. Наверно, полезный зато.
Выступление судьи Высшего Арбитражного суда РФ. Имя и фамилия не произносимые с первого раза.
Судья в отставке, старческим голосом вещает неудобоваримую информацию. Не спят только первые ряды. И то, лишь потому, что сдуру неправильные места заняли.
Что я тут делаю, Господи?
Надо ехать в гостиницу.
На семинар отведено два часа, как раз до конца рабочего дня. Могу немного сфилонить. Все равно ни черта не понимаю. Потерянное время.
Судья все говорит и говорит, на экран выводятся какие-то данные.
А я как в дурмане сижу. Губы трогаю бессмысленно.
И нет. Не думаю. Не думаю.
Когда, через пять минут, в голове не остается ничего, кроме пережитого и панических мыслей о собственной глупости и доступности, я решаюсь на побег.
Правда, для начала надо все же зайти в туалет, оценить ущерб, нанесенный Петром Григорьевичем.
Черт, я его уже даже в мыслях не зову моим пожарным
Как все меняется-то быстро
Просматриваю расписание.
Завтра итоговый семинар по повышению квалификации «Реформа корпоративного права». Это я хочу послушать и вникнуть в суть. Обязательно.
Надеюсь, завтра я не встречусь со своим похотливым боссом, и из колеи не выбьюсь до такой степени, что не смогу воспринимать адекватно материал.
Коридоры в офисном здании пустынны. От толстых стен отлетает звук моих каблуков по паркету.
Санузел с неплохим ремонтом, пахнет полевыми цветами. Над бутылочкой с ароматизатором, что висит на стене, прикреплена записка с надписью: «Дамы! Это ароматизатор, а не камера, просьба не закрывать туалетной бумагой».
Похож, что тут скажешь. Хорошо, хоть предупредили.
Ледяной водой чуть опрыскиваю лицо и прохожусь ладонью по шее. Смотрю на себя в зеркало.
Странное ощущение потерянности. Наверно, из-за того, что я давно не была дома. Эта командировка дикий стресс для меня. Столько впечатлений каждый день! Один Пётр Григорьевич, который вышел на охоту, чего стоит!
Я устала бороться, устала бегать и сопротивляться. Соскучилась по сыну и подруге.
Домой хочу.
Вроде получилось прийти в себя. Поправляю юбку, делаю холодный независимый вид И на выходе из туалета сразу натыкаюсь на Петра Григорьевича.
Я настолько не ожидаю его увидеть именно сейчас, что буквально столбенею.
Слетает с лица вся наигранная строгость.
Петр Григорьевич после поцелуя в машине явно не в себе. Или, наоборот, очень даже в себе.
Взгляд бешеный, напористый. Злой.
Воспользовавшись моментом моей беспомощности, босс хватает за руку и тянет за собой, но не в сторону актового зала, а куда-то к чёрной лестнице, где не горят фонари, а свет попадает сверху из маленького окошка.
Ошалело переставляю ноги, неустойчиво покачиваясь на высоких каблуках, спотыкаюсь, дергаю руку на себя. Но бессмысленно. Он даже не замечает сопротивления, зверюга!
Чувствую спиной твёрдую холодную стену. Упираюсь ладонями в грудь, по ощущениям, такую же твердокаменную.
Мы не договорили, Лада Леонидовна хрипит босс, наклоняясь ко мне и буквально гипнотизируя бешеным взглядом.
Нам не о чем Ахх
Он меня опять целует. Применяет запрещенный прием, вводит тяжелую артиллерию. И оглушает. Еще хуже, чем до этого, в машине.
Я не могу сопротивляться больше. Даже не физически, эмоционально не могу. Это все так больно-сладко, так мучительно, что дрожь пробивает. Его губы буквально жалят огненными поцелуями, переходят на шею. Ладони давно уже под юбкой, и я запрокидываю голову, вжимаясь в него.
Капитулируя. Босс ловит этот момент и начинает напирать еще сильнее, дышит тяжело и возбуждённо.
Хороший разговор, конструктивный, шепчет он, добираясь до нижнего белья. И принимая ключи от города. И чего было выделываться, м?
А мне от этих слов, звучащих так самодовольно, так победно, неожиданно становится плохо.
И до этого-то было плохо, а сейчас совсем ужасно.
Я понимаю, что лечу в пропасть, что невозможно уже остановить эту машину И что я пропала. Совсем пропала.
Машинально держусь за широкие, обтянутые дорогущим пиджаком плечи, позволяю задрать на себе юбку окончательно, тискать себя, от жестких пальцев в промежности прошибает морозом по коже.
И слезы льются.
Я плачу и не могу остановить это. Я вообще ничего не могу, оказывается.
Я глупая, безвольная кукла, которая позволяет себя вот так, беспардонно и грубо зажимать в рабочем кабинете, в машине, на лестничной клетке Это так больно, Господи
Петр, увлеченный своими победными действиями, даже не замечает моих слез.
Шепчет что-то, я не слышу. Только триггерное «малышка» каждый раз заставляет вздрагивать.
Сильные руки подхватывают меня под ягодицы, поднимают выше, и неожиданно мы оказываемся лицом к лицу.
Петр тянется опять к губам, а затем замирает. Хмурится, аккуратно ставит меня на место, проводит пальцами по щеке.
Растирает влагу.
Не понял сейчас, Лада Леонидовна. Только не говорите мне, что вам не нравится.
Нет
Сложно говорить, когда горло перехватывает от боли.