Понимание того, что я совершила, приходит не сразу. Первое, что я чувствую, проснувшись ранним утром это солнечный луч оранжевый, теплый, ласково скользящий по щеке.
Всегда любила раннее утро, которым мир просыпается, окрашивая теплым светом и полутенями землю. И профессиональным взглядом художницы, и романтичным взглядом юной девушки.
С улыбкой открываю глаза, и осознание приходит резко. Обрушивается яростным водопадом на душу: я изменила мужу.
Тимур далеко не идеал, но отвечать ему пощечиной низко. А измена именно пощечина, втаптывающая мужчину в грязь.
Как и саму изменщицу.
Тихо, стараясь не смотреть на вторую половину кровати, поднимаюсь, и собираю раскиданные вещи, которые одеваю на ходу. А затем, все же, замираю у самого выхода.
И смотрю на него спящего парня, с которым провела эту безумную, горько-сладостную ночь: возможно, он красив, несмотря на шрамы и синяки, покрывающие его спину, грудь и руки.
Да, он красив.
И, надеюсь, мы больше никогда не увидимся.
Привет, милая, Тимур привычно мажет поцелуем по щеке, приветствуя меня. Надеюсь, ты без меня не скучала.
Вопрос не подразумевает ответа. Лишь вежливую улыбку, которой я и одариваю вернувшегося из Питера мужа.
Ты была в клинике?
Да, отвечаю, и внутри холодею, вспоминая, чем именно закончился тот день. Я не бесплодна. Все анализы подтвердили это, детей я иметь могу.
Но ты не беременна, Тимур стоит у зеркала, и буравит меня своим отражением.
Не беременна, соглашаюсь со вздохом. Мне сказали, что было бы неплохо и тебе пройти обследование. Мало ли
Ты в своем уме? муж оборачивается, и слова его окрашены веселой злостью и недоумением, словно ему приходится с несмышленышем вести диалог. Вика, напоминаю: у меня есть сын. Дело не во мне, а в тебе.
Естественно.
Так я и думала. Дело всегда во мне.
Может, твой сын не такой уж и твой? зло спрашиваю, и тут же жалею об этом, видя, как каменеет лицо Тимура от гнева.
Я бы хотел, чтобы Ратмир был не от меня, но увы, муж резко бросает галстук на кровать, он от меня. Обратись в другую клинику. Наши врачи шарлатаны. Пусть гормоны пропишут, или еще что, но ты должна родить мне, Вика. Должна!
Знаю, я должна. Тогда отец с легкой душой перепишет на мужа землю, богатую золотом и драгоценными камнями, на Урале именно это прописано в брачном контракте: развод запрещен, брак скрепляется ребенком, и все имущество переходит Тимуру Ревазову.
Зря я согласилась на этот брак.
Тимур, я согласна на другую клинику, но ты тоже должен обследоваться, решаю настоять на своем впервые за долгое время. Не во всех бедах женщина виновата, понимаешь?
А ты понимаешь, что у меня есть сын доказательство того, что я мужчина? напускается он на меня. Внешне Ратмир моя копия, к сожалению. Да и после его матери были женщины, которые
Муж не договаривает, но я прекрасно понимаю, что он хотел сказать. Были и другие женщины, которые доказывали Тимуру, что он мужчина.
А я, жена, не могу.
Я схожу к другим врачам, соглашаюсь, понимая, что спорить бесполезно.
С Тимуром Ревазовым не спорят.
Ну и не парься, Юлька подмигивает, и переключает все внимание на бутерброд с красной икрой, аппетитно поблескивающей оранжевым. Было, и было. Это жизнь, детка.
Ты не понимаешь
Да ладно тебе, все гуляют от благоверных, подруга не выдерживает, и надкусывает лакомство, но продолжает говорить с набитым ртом: Я тебе еще раз говорю это жизнь. И всякое случается. А муж твой старик, так что ничего страшного. О чем он не узнает о том не нужно печалиться.
Хм, и зачем я поделилась с Юлей? Чего ждала?
Вряд ли осуждения. Она подруга, и даже если бы и подумала что-то подобное обо мне вслух бы не сказала.
Но поддерживать подобное, и оправдывать это слишком. Хотя в среде художников измены проза жизни. Творческим натурам постоянно нужно подпитываться извне: художникам от натурщиц, артистам от коллег по цеху, гримеров и костюмеров, и так далее.
Думала, меня подобное не коснется, и что я не такая.
Слишком хорошо я о себе думала, как оказалось.
Эй, ты же не расскажешь своему Тимуру о своем маленьком приключении? тревожится подруга, и даже откладывает второй бутерброд, так и манящий сорвавшуюся с диеты Юлю.
Не расскажу. Вряд ли он будет рад, вздыхаю, представляя реакцию мужа на мое признание. Уж точно не скажет мне о том, что это жизнь, и всякое бывает.
Бывает лишь у мужчин, которые полигамны по своей природе.
Женщинам положено быть верными, и рожать по указке.
А, ну тогда я спокойна. А то кто тебя, святошу, знает, Юлька отодвигает тарелку с моими бутербродами к краю стола, а затем сдается, и снова хватает вкусность. Так ты не залетела еще?
Нет, к сожалению.
Или к счастью. Как только рожу ребенка, обратного хода не будет. Слишком отец хочет для меня счастья так сильно, что сделал все, чтобы сделать несчастной. А все из-за богатого ископаемыми клочка земли за Уральскими горами.
Не достанься он отцу в наследство, быть бы мне обычной студенткой со всеми вытекающими: вечеринки, парни, художественные выезды и прочие радости юности.
Вообще, это так тупо, рожать ребенка в двадцать лет, пускается обжора-подруга в сентенции. То есть, понятно, что тебе двадцать один стукнет, если сейчас залетишь, но все-равно. Вот меня мать родила в девятнадцать, и что?
Что? послушно повторяю я, хотя с Юлей согласна.
Да то, что не молодость у нее была, а кошмар! Нет уж, нужно сначала повеселиться, а годам к тридцати уже рожать, когда и в голове умные мысли будут, и воспоминания кое-какие накопятся.
Юль, каждому свое, спорю я из протеста. Меня мама тоже в девятнадцать родила, но она никогда не жаловалась на жизнь. Папа ее на руках носил, помогал во всем.
За что и был прозван подкаблучником.
Оказывается, это стыдно жене помогать по хозяйству. А уж дочерью заниматься, а не телевизор на диване смотреть вообще не по-мужски.
Слушай, понижает Юля голос, а ты не хитришь? Мне можешь признаться: таблетки пьешь, да? Ну, чтобы не залететь. А мужу свистишь, что не получается.
Нет, Юль, я и правда не могу, машинально оглаживаю ноющий в последние дни живот. Может, врачи что-то напутали, и я бесплодна. Или дело в самом Тимуре, хотя у него уже есть ребенок. Но вдруг он чем-то болел, и стал бесплодным не знаю, но проверяться он отказывается.
И гонит меня на гормональную терапию, благо все врачи, слыша об этом, крутят у виска.
Дела, тянет моя верная слушательница, с жадностью глядя на мое яблоко, которое я отдавать не собираюсь. А с этим, с Рустамом ты хмм защищалась?
Вроде да, смущаюсь от этого вопроса, но затем приходит чувство сильнее, чем смущение страх. Надеюсь, он предпринял меры. Очень надеюсь!
Не хватало еще чем-нибудь заболеть для полного счастья.
Внеплановая беременность мне точно не грозит.
Эх, жаль ты не сфотографировала его, подруга встает, обиженно наблюдая, с каким аппетитом я вгрызаюсь в желтое, сочное яблоко. Люблю высоких брюнетов.
А я не люблю, отрезаю, и встаю со стула.
Пора на занятия.
ГЛАВА 2
РАТМИР
Горькая девочка со вкусом ягод на губах вот она какая, оказывается. Могу понять, что нашел в ней отец.
Печаль синих глаз.
Надежду легкой улыбки.
Она ушла, пока я делал вид, что сплю. Торопливо собралась, стараясь не шуметь, но я услышал, как птичка вылетела
Пусть летит!
Я знаю, где ее клетка.
Как мать? дед сидит, прислонив трость к своему любимому креслу, и буравит меня фамильным тяжелым взглядом. До сих пор страдает?
Страдает.
Бабам лишь повод дай пострадать. И нашла из-за кого из-за моего сынка, дед сплевывает на пол.
В других эта привычка раздражает, но не в нем. Пожалуй, за всю жизнь я только его и мать любил. И отца, будучи совсем мелким, пока не понял, что сыном он меня не считает.
Мама любит его. Больной любовью, одержимой, неприятно об этом говорить, но и молчать тяжело. Она меня с ума сводит. Нашла бы уже кого-нибудь другого, и перестала хоронить себя заживо.
Смотреть противно, как она по отцу убивается: не уважал никогда, не любил, женой не сделал. Просто ведь время проводил с ней все эти годы, а как надоела ушел.
Выкинул, как износившуюся вещь.
И самое отвратительное: захоти отец обратно к ней вернуться приняла бы обратно. После всего, что было, приняла бы
Оставь Лиану в покое. Лезть в бабскую голову себе дороже, отмахивается дед. А с отцом бы тебе примириться, ты у него один.
Надолго ли?
Вика горькая девочка со вкусом ягод на губах. Ей двадцать, и она здорова. Родит отцу хоть десять детей если я не обрадую семейство «верностью» молодой жены. Жаль, на камеру не заснял, но я до мелочей ее запомнил: шрам на бедре, три родинки на животе
дрожащие от испуганного наслаждения губы, и длинные ресницы, прикрывающие синеву глаз.
Он меня не примет, просто говорю я, ведь уже отболело это неприятие собственным отцом. Ты не сказал ему, что я в городе?
Тимур уехал в Петербург по делам фирмы. Я ему про тебя не говорил, но встретиться вам придется у меня юбилей, если ты не забыл.
И я приглашен, полувопросительно-полуутвердительно киваю.
Да, ты приглашен, по-стариковски раздражается дед. Праздник будет у Тимура, там всем места хватит. Что бы он там ни говорил ты мой внук, а так как я глава семьи мое слово закон.
И с этим не поспоришь. Слово Давида Ревазова закон.
Значит, я познакомлюсь с мачехой? усмехаюсь, предвкушая «сюрприз», который я устрою Вике.
Она в обморок упадет от ужаса дрожащая, слабая птичка.
Хм, Ратмир, ты ее не обижай Вику-то, дед выговаривает строго и чуть смущенно, сам стесняясь неожиданной мягкости, к которой никто не привык тем более он сам. Она неплохая, в общем-то, девчонка. Молодая совсем, глупая. Картинки малюет, художничает.
Изо всех сил сжимаю губы, чтобы злые слова не вырвались: как-же, хорошая девочка! Увела отца от мамы, а затем изменила ему с первым встречным.
Просто идеал!
Я буду паинькой, произношу то, что хочет услышать дед.
И, разумеется, это ложь.
Вот только как мне поступить: рассказать ли отцу, разрушив его жизнь? Пусть возвращается к матери, раз она так любит его и ноги мыть готова.
Или придумать что-нибудь еще?
Рассказать я всегда успею.
Ладно, дед, мне пора, поднимаюсь из мягкого, низкого и жутко неудобного кресла, и дед тоже встает, опираясь на любимую трость с набалдашником в виде головы тигра. Скоро бой, нужно готовиться.
Куда уж дальше готовиться вон, в синяках весь, ворчит он для вида, но я понимаю гордится. Видно это: по довольно прищуренным глазам, и уголкам губ, приподнятым в невидимой улыбке. А еще чемпион! Позволил так себя отделать, тоже мне.
Так я от ударов, как девка, не бегаю, смеюсь, вспоминая последний показательный бой. Дед, от ударов нужно защищаться, и бить сильнее. В этом я лучший.
Чемпион, соглашается дед удовлетворенно. Весь в меня.
Скорее всего, в тебя.
Главное, чтобы не в отца.
ВИКА
Разве ты не должна быть в клинике?
Отец обнимает, и я вдыхаю родной с детства запах.
Как же хорошо дома. Раньше меня раздражали массивные чехословацкие шкафы, обои в неизменный цветочек и ковер на стене в комнате родителей, который я не могла уговорить их снять.
А сейчас все это представляется таким любимым.
С радостью бы променяла холодный дом мужа на свою детскую комнату в двушке родителей. Вот только никто не позволит мне этого сделать.
Вика, ну ты чего? папа шепчет, чтобы не разбудить маму. Гладит по волосам теплой ладонью, и, если закрыть глаза, можно представить, что я снова маленькая. Тебе ведь в больницу нужно, Тимур сказал
Я уже была, отрываюсь от папы, и иду на кухню. Все со мной в порядке.
Еще одна ложь. В клинике я не была, и идти туда не собираюсь.
Как отъявленная прогульщица позвонила, и сказалась больной. Глупо, но как же мне это надоело: клиники, анализы, правильное питание.
Забыться бы.
Да только плохо это заканчивается, судя по прошлому разу, за который я себя корить буду всю оставшуюся жизнь. Любимый муж, нелюбимый а верность я ему обещала.
И, как всегда, солгала.
Пап, может ты с Тимуром поговоришь? решаюсь я поднять больную тему. Он ведет себя глупо, отказываясь сдавать анализы. Я здорова, а вот он, возможно, нет.
А сама что?
Меня он не слушает, отмахиваюсь от вопроса также, как Тимур от любых моих слов отмахивается.
Право же, зачем прислушиваться к жене? Да еще и карикатурной, как я: к блондинке и художнице.
Узнают засмеют. А то, что не зазорно мужчине проверить свое здоровье, будучи жителем двадцать первого века это очень умно, да.
Я постараюсь убедить Тимура, как всегда тихо и незаметно отвечает отец.
Не убедит. Но попытаться стоит.
Ты счастлива с ним, милая?
Нет! Нет, папа, я не счастлива с Тимуром!
Вот только сама не понимаю, что мне нужно. Муж не бьет меня, прямо не оскорбляет, дарит дорогие подарки. В деньгах отказа нет, как и в капризах, на которые Тимур сквозь пальцы смотрит. Художка для него такой-же каприз, как и сумка Биркин.
Блажь.
Да, я с ним счастлива, кладу ладонь поверх отцовской, желая успокоить. Тимура я люблю, как и он меня. Не переживай.
Не могу, ведь ты моя дочь, смеется папа, и кивает на остывающий чай. Пей.
Оглядываю отца с затаенной болью в сердце: как же он постарел, а ведь ему всего сорок лет. Младше Тимура почти на десять лет, но выглядит намного старше.
А все из-за меня. И мама из-за меня заболела так, что неделями с кровати не встает.
Пап, снедаемая чувством вины гляжу на его подрагивающие пальцы, которыми он неуверенно держит ложку, прекращай это. Я в безопасности, больше меня никто не тронет. Хватит пожалуйста, хватит. Это невыносимо.
Вика-Вика, вот будут у тебя дети поймешь.
Если будут.
Хотя, даже мне, бездетной, дыхание перехватывает, когда я представляю, что моего ребенка похитили также, как меня девять лет назад.
Два долгих дня в комнате размером в восемь квадратных метров. До сих пор перед глазами желтые обои, ссохшиеся у белой двери, мерзко воняющий матрас, брошенный у батареи, и черная мужская куртка вместо одеяла.
И окно, заклеенное малярным скотчем во множество слоев, который я отдирала. И когда справилась, увидела стену, и выла от отчаянья.
а затем меня освободили люди Тимура, с которым папа был дружен.
Может, и пойму, но Боже мой, неужели все это из-за какого-то клочка земли на Урале? повышаю голос, и отец прижимает палец к губам. Прости, я потише буду. Пап, я там даже не была. Почему ты не продал ту землю? Мы бы и сами тогда копейки не считали, и не боялись бы собственной тени.
Детка, это невозможно, разводит папа руками. Тот клочок земли, как ты выразилась, золотая жила. И всем выгодно, что она у меня находится во владении я ничего не добываю, и владею землей лишь по бумагам. Но если бы я выставил ее на торги
Началась бы война, да.
И каждый бы хотел забрать землю себе. А пострадали бы мы.
Итак-то, находились наглые и борзые те, что похитили меня, требуя отдать им либо наши несуществующие богатства, либо землю.
Землю, которую Тимур прибрал к рукам, обещая отцу защитить меня.
ГЛАВА 3
ВИКА
Сегодня к нам приедет Ратмир, заявляет Тимур, когда я приезжаю домой.
Твой сын? Замечательно, улыбаюсь мужу, внутри виной терзаясь за вранье. Наконец-то я с ним познакомлюсь! Тимур, ты давно должен был пригласить мальчика к нам.
Он не мальчик, Вика. Он старше тебя, и я Ратмира не приглашал. Да не суетись ты, не выдерживает муж. Отец настоял, чтобы я пригласил «мальчика» на ужин.
Хм, тогда понятно. Своего отца Давида муж уважает, и боится. Несмотря на преклонный возраст, рука у Давида до сих пор тяжелая, а ум острый.
Пойдешь поперек его решения, и вычеркнет из завещания.
Давид Расулович тоже будет? тормошу мужа, недовольного встречей с сыном. Тимур? Я, наверное, сама что-нибудь приготовлю. Ты не знаешь, что любит Ратмир?
Понятия не имею. Делай что хочешь, бросает Тимур, и поднимается на второй этаж.