Э я мило улыбнулась, не желая рассказывать мадам Дин, насколько в третьем классе все плачевно.
Она, судя по вопросу, даже близко не представляла себе реального положения вещей.
Аннет, милая Ничего, что вот так, по-свойски? Мне кажется, что мы подружились Соглашайтесь! Мне будет очень приятно знать, что смогла оказать небольшую услугу будущей звезде «Метрополитен опера»!
Ну что ж Если это вас не стеснит
Нет-нет! Посидите здесь, я сейчас поймаю месье Дина!
Мадам Дин с неожиданной для ее комплекции и возраста прытью сорвалась с кресла и пошла в сторону кают первого класса.
А я осталась сидеть, переживая наш разговор и выдыхая потихоньку.
Если мадам Дин удастся уговорить мужа, а я в этом почему-то нисколько не сомневалась, судя по всему, она и мертвого уговорит Или заболтает до умопомрачения.
То в скором времени я смогу забыть про третий класс, голод и опасность быть обворованной и униженной.
Я смотрела на спокойный вечерний океан, на красную кромку уже практически зашедшего солнца и вспоминала почему-то Даниэля Леграна. Моего Дикого Даниэля. Интересно, может ли он хотя бы представить, что со мной происходит сейчас?
Он говорил, в редкие моменты, когда нам вообще удавалось переброситься более, чем двумя-тремя словами, что я навсегда буду с ним. А, если не с ним, то и ни с кем.
Он считал меня своей.
Вещью, ручной собачкой, игрушкой Не знаю, кем именно я была в его воображении.
Может, в самом деле, экзотической бабочкой, одним из экземпляров в его коллекции.
Я хорошо жила, по меркам многих. Большинства.
У меня было все, чего только душа могла пожелать. Кроме свободы выбора и возможности распоряжаться собой.
А это самое главное. Это то, ради чего вообще стоит жить.
Даниэль, ты не ожидал, что твоя бабочка сорвется с булавки? Не ожидал
Волны тяжело бились о металлический борт корабля, я куталась в пальто с меховым воротником, тоже подарок моего жестокого любовника, и почему-то думала о нем. Хотя, наверно, стоило бы выкинуть все, связанное с Диким Даниэлем, из головы как можно скорее. Забыть. Отпустить.
Но пока не получалось.
Слишком сильно он проник в мою жизнь, в мое сознание.
Но ничего. Это все временно. Я умею забывать. И умею думать только о хорошем.
Фред, вот она! энергичный голос мадам Дин прервал мои размышления, посмотри, совсем замерзла!
Я повернулась, подавив порыв встать при виде идущей ко мне пожилой пары. Надо играть свою роль. Я не приживалка и не бедная родственница, а дама, практически равная им. И даже не практически.
Мадмуазель, безмерно счастлив, месье Дин галантно поцеловал мою руку, скользнув усами по перчатке, жена рассказала мне про ваше затруднительное положение Буду рад помочь.
Мне ужасно неудобно
Ничего неудобного! Капитан Смит мой близкий приятель. Я утрясу с ним все мелочи, а пока прошу вас принять наше с женой приглашение погостить.
Я Очень благодарна С удовольствием
Укажите номер вашего места в третьем классе, матросы принесут ваш багаж.
Спасибо
Вечером приглашаю вас присоединиться к нам за ужином.
Спасибо.
Мы еще немного поболтали про особенности путешествия, я изо всех сил держалась, стараясь не показать ни своей безмерной радости, ни своего облегчения. Особенно, когда попыталась заговорить про оплату каюты, и милая мадам Дин тут же оскорбилась и запретила касаться этой неприятной темы.
Мне не терпелось пойти в свою каюту, умыться, наконец, прийти в себя.
Но мы еще примерно четверть часа простояли на палубе, дожидаясь, пока принесут мой багаж, и болтая про балет, «Русские сезоны», Дягилева и общих знакомых в Париже. Вернее, мадам Дин болтала, кажется, искренне считая, что я тоже принимала активное участие в жизни высшего парижского света , и мы не встретились там лишь по чистой случайности.
То, что я выступала в самом значимом балете-событии за последние три года в Париже, кажется, автоматически поставило меня на одну ступень с моими собеседниками. Это было, конечно, не так, но , похоже, мадам Дин безумно хотела казаться своей в этом кругу и потому очень серьезно и со знанием дела рассуждала про известных личностей парижского света. Месье Дин, скорее всего, вообще не привык к вечеринкам, светским выходам и прочему. Он был обычным наемным менеджером, постоянно занятым работой. И здесь он тоже был на работе, вероятно, выполняя надзирающую роль, как представитель компании-владельца.
Таким образом, наш разговор забавно смотрелся со стороны. Ни я , ни Дины не были вхожи в высшее общество, но при этом все усиленно делали вид, что это не так. Говорили со знанием дела, обсуждали какие-то наряды, нашумевшие события, о которых узнали из газет
Дины хотели, чтоб я считала их достойными своего круга, а я хотела ровно того же
Наконец, мадам Дин продрогла и пригласила меня пройти в мою ( подумать только) каюту.
Я с радостью пошла за ней, тепло попрощалась у двери, пообещала быть готовой через полчаса к выходу на ужин, и , слава Деве Марии, оказалась одна.
В тепле. И уюте.
Даже на первый беглый взгляд, каюта показалась невероятно милой. Она не отличалась роскошным интерьером, не было отделки из ценных пород дерева и позолоты, как, наверняка, в каютах первого класса.
Но здесь была довольно широкая кровать, узкий шкаф, секретер и тумба у кровати. А в отдельной маленькой комнатке все, что нужно для того, чтоб умыться и привести себя в порядок. И , самое главное, здесь было чисто!
В трюме, где располагался третий класс, было всего две ванных комнаты. На всех пассажиров. И, как я поняла, не каждый из них умел пользоваться унитазом Запах стоял настолько ужасный, что находиться там было просто невыносимо. Не шла речь о том, чтоб помыться полностью или хотя бы помыть голову.
А сейчас у меня было стойкое ощущение, что я оказалась в раю.
Какими бы причинами ни руководствовалась мадам Дин, когда приглашала меня в гости, я всегда буду ей благодарна за помощь. И за избавление меня от кошмара третьего класса.
Я улыбнулась себе в зеркало, затем спохватилась и начала торопливо приводить себя в порядок.
Мой дорожный костюм был не единственным в багаже! Имелось и приличное вечернее платье! Надо же, пригодилось
Новые двери
Вы произвели фурор, милочка, доверительно шепнула мне мадам Дин, когда мы вышли из-за стола после ужина и направились в музыкальный салон, многие молодые джентльмены с вас глаз не сводили.
Ну что вы
Я натурально покраснела и отвернулась.
То, что на меня смотрели, я и сама успела заметить. И, честно говоря, не находила в этом ничего хорошего.
На меня всегда смотрели. И ни разу это не принесло добра.
Мой отец держал небольшую гостиницу на въезде в Руан. Место хорошее, прибыльное, семья не бедствовала, и меня даже отправили учиться в закрытый пансион для девочек, в пригород Парижа. Для нашего сонного городка это было в новинку, обычно девочки обучались в домашних условиях. И выходили замуж, едва им исполнялось шестнадцать.
Но я была любимой дочерью, и отец захотел дать мне самое , по его мнению, лучшее.
Рассчитывал, что с манерами, которые привьют в пансионе, с хорошим образованием я смогу удачно выти замуж.
Ну что же, он прогадал.
В пансионе меня заметил Артур Сен-Жан, преподаватель танцевального искусства. Он был учеником самого Мариуса Петипа ( главного постановщика Санкт-петербургского Императорского Российского Балета, прим. автора), обучался в России.
Я ему показалась перспективной девочкой.
Так началось мое заболевание балетом, стоившее мне, в итоге, семьи, любви, да и самой спокойной и такой привычной жизни.
Я уже с детства была упорна в достижении целей, а это, пожалуй, главное качество для балерины. Кроме определенного физического склада и гибкости тела, конечно.
Я занималась по нескольку часов в день, падая и вновь поднимаясь. Смотрела фото знаменитых русских балерин, один раз, когда мне едва исполнилось шестнадцать, даже сбежала вместе с Артуром в Париж, смотреть выступление известной французской труппы.
Артур морщился и говорил, что до русских им далеко, но я была заворожена.
Танцовщицы летали по сцене, словно волшебные бабочки, невероятно легко и воздушно, не верилось, что они живые.
Я потом часто вспоминала этот наш побег с Артуром в другую жизнь.
И свое окончательное решение добиться такого же успеха.
Так же летать по сцене под чудесную музыку знаменитого русского композитора.
В итоге, когда я завершила обучение в пансионе и должна была вернуться домой, чтоб выйти замуж Отец нашел хорошего жениха, сына владельца местной фабрики по производству ниток.
Я не вернулась.
Просто вышла за ворота школы, имея на руках документ о завершении образования и метрики, доказывающие, что мне есть восемнадцать.
Наверно, отец мог бы начать меня искать, мог бы заявить в полицию о пропаже
Но я накануне написала ему письмо, где попросила прощения и благословения. И уехала, не дожидаясь родительской реакции.
Скорее всего, в ответ я бы получила личное присутствие отца, вместе с проклятиями и наказанием.
В Париже полным ходом шел технический прогресс, женщины добивались права получать высшее образование, работать наравне с мужчинами в таких истинно мужских профессиях, как юриспруденция и медицина.
Женщины работали на фабриках, водили машины, даже руководили печатными изданиями
А в провинциальном Руане, всего в паре часов езды от Парижа, по-прежнему женщина воспринималась, как придаток к мужчине. Как домохозяйка, без права на свое мнение.
Я понимала: если вернусь обратно, то отец заставит выйти замуж.
Замуж я не хотела.
Я хотела танцевать.
А потому выбор был очевиден.
Артур меня в этом поддержал, уволился из пансиона и поехал со мной, чтоб помочь устроиться в какую-нибудь хорошую танцевальную труппу. Я тогда была настолько рада его участию, что не задумывалась о причинах.
Потом, когда уже в Париже он пришел в ночью ко мне в номер дешевой гостиницы, где мы остановились, все стало более чем понятно.
Я отказала.
Мне всегда думалось, что для отношений, для близости нужна любовь. В конце концов, для чего я рвала с семьей, с прошлой жизнью? Для того, чтоб отдаться нелюбимому мужчине?
Так я могла это все сделать, и не расстраивая отца С тем, кого он мне выбрал в мужья.
Артур обиделся, он почему-то был уверен, что я уехала с ним , потому что влюбилась.
С тех пор я всегда старалась все прояснить сразу.
На берегу, как говорил Пабло.
Несмотря на обиду, надо отдать Артуру должное, он сдержал слово и устроил мне встречу с импресарио одной из популярных трупп, выступающих в Парижской опере, Солом Ёроком.
И, к моему огромному удивлению, меня приняли!!!
Пока что на второстепенные роли, но, Матерь Божия, какая это была радость! Невероятная, невозможная!!!
Я трудилась, забывая про все на свете, жила в маленькой комнатке с удобствами прямо за шторой, единственными достоинствами которой были ее близость к Опере и цена.
Артур не оставлял своих попыток, постоянно приходил, уговаривал Он тоже остался в Париже, и помогал ставить «Коппелию» ( название балета, прим. автора) в Опере.
Конечно, балет в Париже умирал, все лучшие танцовщики были в России, и я, честно говоря, мечтала там побывать, воображая про эту загадочную северную страну что-то невероятное. Она в те годы казалась мне восьмым чудом света, не иначе.
Платили в труппе мало, поклонники, цветы и вознаграждения доставались приме и еще паре известных танцовщиц, а нам, второму составу, оставалось довольствоваться глупыми выкриками с галерки про длину ножек.
Примерно через полгода очарование новизны поблекло, и я поняла, что никакой перспективы здесь для меня нет.
Но останавливаться, все бросать и ехать обратно в Руан не собиралась совершенно.
Продолжала стараться, работать, оставалась после репетиций, чтоб дополнительно прогнать спорные моменты.
Жить было непросто, но я делала то, что хотела. И получала уже от этого удовольствие.
Хотя, минуты слабости, конечно, случались.
И вот в один из тяжелых вечеров, когда за окнами моей маленькой комнаты шуршала золотая осенняя листва, я сидела, опустив невероятно болящие ноги в таз с прохладной водой и слушала Артура, в очередной раз пришедшего без приглашения.
Мне было настолько грустно, больно и тяжело И Артур, с его теплыми умоляющими глазами неожиданно показался тем самым, кто утешит, кто поможет Просто по голове погладит, Иисусе! Хоть немного ласки, хоть чуть-чуть тепла!
Я улыбнулась ему, и Артур, немного помедлив, аккуратно достал мою ногу из воды, уложил себе на колени и принялся массировать, поднимаясь пальцами выше и выше. Его опытные руки дарили такое блаженство, что я не смогла сопротивляться.
Не захотела.
Он шептал, что давно любит меня, пока нес в постель, и я не хотела даже думать, как давно.
Раздевал, и руки у него дрожали. А мне было жарко и приятно. И хотелось, чтоб это длилось как можно дольше.
Желание тепла, внимания, поддержки было настолько сильным, что я и не задумалась о последствиях. Просто отключила голову, отдаваясь своему первому мужчине так, как ему хотелось.
Утром, традиционно, пришло протрезвление.
Артур лежал рядом и рассуждал о том, что нам надо пожениться, и , наверно, поехать в Руан, к моим родителям, за благословением
А я думала о том, что не хочу ничего менять. Хочу танцевать , совершенствоваться и потом, возможно, поехать в Россию, попытать удачи в знаменитой труппе Императорского театра.
Я сказала ему об этом.
И получила первый в своей жизни скандал с выяснением отношений.
Артур почему-то считал, что теперь я обязана во всем его слушаться и что наше совместное будущее предопределено.
В конце концов, век танцовщицы короткий, запальчиво заявил он, исчерпав все доводы, через два года на тебя уже никто и не посмотрит! Перестанут приглашать даже на подтанцовку!
Но Павлова
Ты не Павлова! Пора забыть уже про эту блажь!
Но ты же сам
Анни, он сел передо мной на корточки, взял мои руки в свои ладони, посмотрел в глаза, для того, чтоб достигнуть успеха в этом, надо заниматься с пяти лет, понимаешь?
Но
Ты , конечно, хороша Но достигла своего пика формы. Дальше будет только хуже.
Но меня же приняли И хвалят
Потому что я тебя привел.
Я хотела возразить Напомнить, как выделял меня постановщик, как предлагал в будущем роль ведущей балерины Возможно
Но не стала.
Ощущение творящейся мерзости накрыло волной. То есть То есть все, чего, как я думала, я достигла Это все фикция? Пыль под ногами? И принимали меня только из-за Артура?
Зачем ты вообще Если я не подхожу?..
Анни, мышка моя Просто я тебя люблю. Ты хотела этим заниматься, а я хотел быть к тебе ближе Только и всего. К тому же Только так я мог завоевать тебя. Думаешь, твой отец подпустил бы меня близко к тебе? А теперь у него выбора нет
Последнее его предложение добило меня.
Я вырвала ладони из его рук, встала, стыдливо кутаясь в простыню, и приказала Артуру убираться.
И не думать ни о какой женитьбе.
Артур долго не верил, кричал, ругался, даже в гневе опрокинул маленькую прикроватную тумбочку.
Но я не собиралась с ним даже разговаривать.
Тогда он пригрозил, что меня вышвырнут из труппы и ушел, хлопнув дверью.
А я села на кровать, растерянно провела дрожащей ладонью по сбитой за ночь простыне И заплакала.
Больно было везде. И даже не телесно, нет.
Больно было обманываться, ведь я ему верила, я ему Доверилась полностью. А он Оказывается, все эти годы он хотел от меня только одного. Хорошей жизни, которую мог устроить мой отец.