Пять строф 21 века - Н.В. Патрацкая 3 стр.



В декабре вспоминаю, вздыхая,

теплый май и дождливые дни,

когда шли по прекрасному краю,

когда были вдвоем мы, одни.


Разливалась река под дождями,

заливая надежды и страх,

где тогда мы ходили с мечтами,

не предчувствуя собственный крах.


Берега улыбались игриво

и манили зеленой травой.

А мы шли мимо речки и виллы.

Ты волшебный был, чуточку свой.


Мои пятки сверкали и ноги.

Твои плечи светились в лучах.

Мы по кручам ходили пологим,

погибая от света в глазах.


Мы счастливые были случайно.

Я ходила с наивной мечтой,

что останемся вместе мы тайно,

что совсем невозможно с тобой.


Пустыня забот


Когда исчезли все мечты

беспрецедентно.

Когда совсем не нужен ты

эквивалентно.


На редкость грубые мазки

снуют по небу,

то бело серые мостки,

и пруд без нерпы.


Болото в жизни часто вот,

когда все пусто.

Когда пустыня из забот,

но очень грустно.


Придумать надо что-то мне,

чтоб кровь струилась,

чтобы не думали: "А мнит,

всего добилась".


Совсем не так, иду вперед,

очки на вынос.

И что-то новое грядет,

в строке невинность.


Лох


В судьбе вся кончилась недвижимость,

остались только лоха троны.

Осталась только чья-то видимость.

Звонки. Звонки. Тишь. Телефоны.


Кому поверить? Вроде некому.

Куда пойти? Увы, не знаю,

и промолчать, как будто некогда,

и позабыть о чем мечтаю.


Потом все ищут, кто под поездом,

а кто слетел с домов вершины.

Самоубийцы это пайщики,

иль те, кого в обман втащили.


Отдали люди свои денежки,

а их смертельно обманули,

и нервы просто разрываются.

И тут звонят.  Нет.  Потонули.


Внимание, чудо лохов гонщики,

на вас нет судий, нет полиции.

И вы, как ассы велогонщики,

несетесь перед горем лицами.


Камеры


Эх, какие дороги, развилки,

переходы внизу и вверху!

Опоздал? Не доехал до вилки?

Так худей в пробках и ни гу-гу.


Город пробок и видеокамер.

Шаг проехал плати не хочу.

Город едет. И вдруг, будто замер.

Опоздал? Тесен мир лихачу.


А когда все машины столпились,

рядом пусто, дорога пуста.

Застолбили, заедешь заплатишь,

кто-то держит себе полосу.


Дом огромный, а рядом дом больше,

дом на дом наезжают порой.

А народ по машинам все тоньше,

им не кажется мир сей игрой.


Трудно выспаться. Некогда. Позже.

Надо ехать. Дороги пусты.

А вот камера, кто-то стал толще,

у кого-то карманы пусты.


Атлеты прошлого


Я знаю, кто построил пирамиды!

Их мамонты построили, друзья.

Не надо на меня пустой обиды,

давно  все было, но все помню я.


Четырнадцать мгновений пролетело,

и каждое мгновенье  толща лет.

Семь метров было и людское тело,

и каждый человек наш был атлет.


Да, мамонты гуляли, носороги,

деревья ускользали в толщу лет.

Цвели пески, и делали дороги,

и блоки поднимали как букет.


Не верите? Проверите. Погода

тогда была совсем, совсем иной.

И кислород гулял, нагуливал породу.

Трава в песках огромная росла.


И не была песка. Нил разливался,

как море или больше. Тишина

плыла средь пирамид. Век обрывался.

Ушли те великаны навсегда.


Желтизна


Желтизна разбрызгана на листьях.

Легкая прохлада ветерка.

Пусто на душе. Любви нет в мыслях.

Память затянули облака.


Грустно. Бесконечно одиноко.

Глупо. Никого я не люблю.

Так бывает осенью глубокой,

в сентябре лишь руку пригублю.


Надо просто жизнь переиначить,

нужно поменять местами все.

Где-то ждет любовь, нельзя иначе.

Осень первозданная еще.


Осень пролетает желтым солнцем,

освещая мир своей красой.

Посмотри, дружок, в свое оконце,

полюбуйся лиственной лисой,


что прошла красиво по деревьям,

обнажая ветви от листвы.

Желтый мир порывистых стремлений

исчезает с ветром до весны.


Медный шорох


Щедро украшена почва листвой,

так и шевелятся желтые птахи.

Лес золотится малейшей тропой,

осень всегда наша лучшая пряха.


Шорохом медным прошли по ветвям

капли дождя и скатились по лужам.

И заблестели тут тысячи ям

темной водой, а в ней листики кружат.


Желтым каскадом раскинулся клен,

Царь не иначе, он краше всех братьев.

Вот бы рисунок такой да на лен,

всех бы невест приодеть, даже сватью.


Грусть меня гложет, а брови в разлет,

словно то ветви, да те, что без листьев.

И наблюдаю я листьев полет.

Вот по листве уж не дождь ветер свищет.


Солнечный терем стоит из листвы,

весь он пронизан летящей зарею.

Ветви огромные. Как любим мы

Здесь посидеть. Я люблю клен, не скрою.


Подобные


Человек творит себе подобных,

только неудачно иногда,

а то вдруг родится преподобный,

а то вдруг ученая среда.


Гены в нем заложены веками,

в них все есть про цвет и про глаза,

что бывают рядом с небесами,

или кареглазая слеза.


Видите, меняют жизнь дороги,

как растут огромные дома.

Вот автомобильные потоки,

там садов безудержных волна.


Солнца луч бежит по стеклам окон,

а за ними новенький уют.

Электронный мир закутан в кокон,

сотовый, компьютер в мир ведут.


Космоса дороги нам подвластны,

и глубины можно все достать.

Можно жить сто лет, нам век подвластен,

можно из мартена выжить сталь.


Позер


Ледяной, морозный воздух

очищает пыль времен,

покрывает ветви воском.

Снег хрустит как слог имен.


Мы пройдем с тобой по кругу

в облаке своей судьбы.

Я скажу тебе, как другу:

«Я люблю, и ты люби


эти тихие мгновенья,

замороженных озер,

и огней проникновение.

Что молчишь? Ну, ты позер.


Или ты заметил ели

под сугробами мечты?

Мы бредем ведь еле-еле.

Я люблю тебя! А ты?»


Ты невольно встрепенулся,

посмотрел вокруг себя,

и невольно улыбнулся.

«Холодно»,  сказал сопя.


Похожие


Он похож был на Высоцкого

в звуках соло до небес.

Я влюбилась так в Патрацкого,

по любви и без чудес.


Анатолий Александрович!

Физик с солнышком взойдет

Бард Владимир-то Семенович,

Песней по сердцу пройдет.


Внешне были столь похожие,

Оба. Каждый как-то по себе.

Физик, бард вообще прохожие.

Но в моей они судьбе.


Я была блондинкой стройною,

с натуральною косой,

оба уж они покойные,

оба встретились с косой.


Но скажу я в вечность вечную,

что любила сильно я.

Я была невестой венчанной,

стала грустная вдова.


Пригожий


Ты, мой хороший,

Стройный, красивый, солнечный.

Самый пригожий,

В чувствах ты самый красочный.


Милый, любимый

Самый заботливый, только ты.

Ты не забытый,

Помню я все твои следы,


Что затерялись,

Временно или совсем ушли

Мы растерялись,

Но мы с тобой ведь еще живы.


Брось свои муки,

И набери только пару слов,

Самых хороших,

В меру коротких и дорогих.


Я тебя, жду

Каждый свой час, и каждый миг.

Я ведь приду,

Чтобы в любви меня вновь постиг


Бег шагом


Утихают страсти. Замолкают мысли.

Небосвод синеет над лесной волной.

Облака беспечно над рекой зависли.

Ты опять приснился, будто был со мной.


Часто предсказуемо протекают годы,

то в борьбе за счастье, то за суетой,

даже безразлично от любой погоды.

А ты снишься, снишься, хоть во сне постой.


То плыву, то бегаю, то тягаю гири,

мышцы тренирую с тихою мольбой.

За окном просторы кажутся мне шире,

их пройду спокойно вовсе не с тобой.


С сумкой за плечами мимо елей, сосен

я хожу неспешно вольною тропой.

Вопреки всем возрастам бегаю я кроссы,

ты стареешь сидя рядышком с клюкой.


Пусть меня ломают возраст и невзгоды,

убегу я шагом по крутым полям,

у любой погоды есть любви восходы.

А тебе любимый: "Здравствуй! Где ты там?"


Россия


Россия простирается под небом

так далеко, что взглядом не объять.

Весною нелегко ее проехать,

но можно самолетами обнять.


Поля, сады, леса и перелески,

огромные просторы рек и гор.

Над водами озер сверкают лески,

а кое-где над бревнами багор.


Идут века, года и солнце светит.

Дома взлетают прямо в небеса.

Они стоят, как памятник столетиям,

и в окнах солнце, как в глазу слеза.


Умнее люди, и стройней, и краше,

за ними мудрых предков племена.

Цари, народ и родственники даже -

оставили на книгах имена.


Российские просторы прячут недра,

богаче их на свете не найти.

Медведи, кабаны, киты и нерпы -

всегда стремятся с выводком прийти


ЦДЛ


Центральный дом литературы,

точнее ЦДЛ,

Он ловчий слов и пик  культуры,

в нем много лик и дел.


Издательство предвестник славы,

точильный инструмент,

его забрасывают лавой

синопсисов, анонсов лент.


Есть Самиздат парник поэтов,

ростков миниатюр.

И конкурсы Богов приветы,

как мода от Кутюр.


А вот сам Автор многогранный,

раздвоен он в делах.

Он словом лечит сердца раны,

с фантастикой в мечтах.


Куда потом ему податься

с огромной кипой слов?

Да в Самиздат, конечно, сдаться,

тут каждый двух голов


Остановка поезда


Сурепка. Бабочки. Волна.

И за окном дары речные,

осока крепкая видна,

и гальки белые, сухие.


Вагон стоит. Окно в природу

открыто иве у реки.

Эх, подойти, нырнуть бы в воду.

И мотыльки. И мотыльки.


Еще немного. Путь неблизкий

через леса, поля, мосты.

И небосвод повсюду низкий

всегда один, под ним листы


природы дикой и домашней.

Платки в корзинах на еде.

Соленый плеск воды в Сиваше.

Наедине. Наедине.


Одна с собой, окном и ручкой

спокойно еду, налегке.

Еще чуть чуть надену брючки,

И с сумкой выйду на руке.


Медузы


Пронзительны лучи жары,

они впиваются мне в кожу,

и обжигают изнутри,

и превращают мысли в прозу.


Горит загар на коже красный,

и кожа пышет от жары,

но все равно песок здесь влажный,

и дети лепят с них шары.


И море разное такое,

с утра все смотрится до дна,

а позже забурлит волною,

медуза выплывет одна.


Она, как шар односторонний,

или как купол киселя,

и щупальца ее просторно

шевелят воду бытия.


Иду на берег. Их все меньше.

Не любят берег кисели.

Залягу в воду, станет легче.

Ведь я сегодня на мели.


Бакланы


Воскресенье. День погожий.

Солнце. Море. И песок.

Ласточки у моря кружат

и летят под козырек.


Здесь их дом и птичий гомон.

Вновь бакланы над водой.

Они важные, их стоны

словно крик: "А ты постой!


не ходи за птичьей стаей,

остров птичий не волнуй"!

Вон и чайки в море тонут.

А, нет! Всплыли над волной.


А в воде одни медузы,

бело синие круги,

и круглы как те арбузы,

но их щупальца долги.


Жгут они, не раня кожи,

а в руках как снежный ком.

Моря важные вельможи

охраняют лепет волн.


Лиман


Степной полуостров уткнулся в лиман,

там аист живет и фазан великан.

Тот аист стоит на столбе у дороги,

он видит, кто едет, его взгляды строги.


Так, что он заметил? Вдоль берега зелень.

Дома небольшие. И море, и мели.

Зимой людей мало, но больше весной.

А летом все едут сюда на постой.


Прельщает всех море чуть выше колена.

Для маленьких деток нет в море предела:

купайся, играй и лечись средь травы,

что в море растет, просто так для молвы.


Раздолье для маленьких деток, больших,

а отдых, загар здесь совсем за гроши,

что лучше не выдумать. Море без волн.

Июль наступил. Пляж людьми снова полн.


И как безграничны на море обзоры!

Медузы почистили воду, нет сора.

В душе очень пусто без добрых друзей,

как будто попала в чужой я музей.


Тревожный шорох


Тревожно шуршала листва по утрам,

идти в лесу жутко, ужасно.

Какой-то помятый мужик в лес удрал,

и взгляд его в спину ужалил.


Иду осторожно, потом вдруг побегу.

Куда, от кого? Шорох листьев.

Мужик прошел быстро, сверкнул, ни гу-гу.

И трески ветвей, словно выстрел.


Ой, страх пробежал. Я вдруг встала. Стою.

Смотрю на него. Он проходит.

И липа сверкнула листвой. Я молю,

а там за листвой солнце всходит.


Он сам вздрогнул быстро, как листья осин,

а я замерла, словно липа.

Стоим среди елей, огромных верзил,

а взгляд его яростный слепит?


Он вдруг пошатнулся и быстро пошел,

а я побрела, где люднее.

В лесу одиночество шорохов шок,

здесь ходят одни, кто беднее.


Листочки амура


В день весенний ты волшебный,

обновленный, славный май.

В сердце сотканы свершения,

ты меня не забывай.


Я тебя в лучах весенних,

не забуду, так и знай!

Ты прекрасен как Есенин,

в строчках, милый, прилетай!


И любовь, как почки листьев,

тихо, медленно вспорхнет.

Ты немного странный мистик.

Чувство, чувствуешь, идет?


Оно медленно волною

в сердце томное взойдет,

я уже живу тобою,

меня ветрами ведет,


к той одной прекрасной цели,

где ты рядом, где со мной.

Вон амур листочком целит,

любовь сердцем тихо спой....


Рысь и Мурка


«Космические дали,

космическая высь,

там люди не витали?» -

спросила тихо Рысь.


«Какие уж там люди,

скажи, что муравьи,

они бы не летали,

так пели соловьи», -


сказала тихо Мурка,

лизнув свой ноготок.

В нее летела куртка,

и с нитками клубок.


«Вы кошки разболтались,

сбежали с чердака.

Коль Рысью ты назвалась,

так и сиди пока», -


сказала Степанида,

она несла носок.

Клубок весь раскатился,

увяз в нем коготок.


Стая собак


На детской площадке двенадцать собак.

Их лай голосистый и злобный

собой говорит, что их жизнь не табак.

Они, как отряд здесь особый.


Бродячие стаи огромных собак

удел городских завихрений.

Они отгоняют пришедших на брак,

и мстят домовым сновидениям.


И лают собаки с утра до утра.

Свободная стая удачи.

Их лай достает всех котов до нутра.

Дома здесь как соты, не дачи.


Собачек не ловят, не кормят порой.

Они давно сами с усами.

И дети боятся забыться игрой.

На детской площадке вновь стаи


Но кто-то собак всех убрал со двора.

Коты давно сами исчезли.

Мышата свободно снуют по утрам,

собачью еду крысы сгрызли.


Не повторяется


Не повторяется любовь,

не повторяется.

Всегда она как в первый раз

раскрепощается.


И раскрывается душа,

парит взаимностью,

все стены прежние круша

былой ранимости.


Рука с рукою невзначай

случайно встретиться,

и поцелуем поцелуй

в любви отметится.


И нечто нежное пройдет,

как импульс гордости,

и потихоньку тает лед

тягучей горести.


И окунуться не спешат

два сердца в чувственность,

любви все таинства вершат

в пределах чуткости.


Миг единства


Есть тонкое чувство единства,

оно пролетает как миг!

Простите, но это ведь принцип,

годами не видеть сей лик!


Поверьте, дороже мгновенья,

пожалуй, и нет ничего.

Мы миг излучаем свечение,

и в сердце от взглядов легко.


Такое прекрасное чувство

всегда затмевает весь мир.

И радость любви просто чудо,

как наш молчаливый эфир.


Мы "Здравствуй" и то не промолвим,

мы мимо пройдем не спеша.

И чувства уносим мы, молча,

как будто они все решат.


Потом в тишине своих комнат,

мы вспомним один только взгляд,

и сердце от мысли проколет,

как самый сильнейший яд.


Зоопарк


Нормальная московская погода,

тепло и солнце, ветер холодок.

И зоопарка каменные своды

зовут к себе на солнечный денек.


С утра приходят, бродят единицы,

потом десятки, сотни и толпа.

Летают и сидят на ветках птицы,

и ухает красавица сова.


А зоопарк красив, он изменился!

Эффектней территории зверей.

Поверьте, что никто здесь не ленился!

И каждый в нем становится добрей!


И дельфинарий голубой на месте,

в нем есть отличный кит, и есть дельфин.

И в зоопарке хорошо быть вместе,

и ты тут будешь точно не один!


Я узнаю зверей и их повадки,

как гордо бродит беленький медведь!

У рта мелькает снег и сахар сладкий!

И солнца бесконечный свет!


В самолете


Оторвусь я от Земли,

пролечу по небу птицей,

рев моторов соловьи,

жизнь моя синица.


Турбулентность есть гроза,

мимо пролетаем с дрожью,

не видны внизу леса

и поля с пшеницей, рожью.


Развернулся самолет,

под крылом вода мелькает,

чувство легкое полет,

а внизу люд загорает.


Пальмы бросились в глаза

и цветы больших магнолий.

Кипарисы. Чудеса

в воздухе так много соли.


Оторвусь я от Земли,

пролечу по небу птицей,

рев моторов соловьи,

жизнь моя синица.


Дивное море


От березок до магнолий

лету ровно два часа,

где лазурной водной соли

в горизонте нет числа.


Море дивное различно,

то оно пленит волной,

то щекочет пятки лично,

то ставиться стеной.


То оно зовет лазурью,

то обрадует теплом,

то затянется все мутью,

то опять лежит слезой.


То облизывает гальку,

то бросается волной,

то запрыгнет в чью-то майку,

то отпрянет синевой.


От березок до магнолий

лету ровно два часа,

где лазурной водной соли

в горизонте нет числа.


Серпантин


Уазик это не машина,

Уазик это альпинист,

ему подвластны гор вершины,

он, в общем, горный пианист.

Назад Дальше