А теперь иди и ложись, сказал врач.
Гаор понял, что лечение окончено, и встал, нагнулся за своими вещами. Кое-как натянул рваное окровавленное белье, остатки брюк, обулся, накинул на плечи рубашку: надевать здесь уже нечего. Теперь бы ещё сориентироваться, где он, а то будет блуждать. Ладно, вроде мимо окон шли, посмотрит, сообразит.
Это восточное крыло, Рыжий, сказал вдруг Рарг. И когда Гаор посмотрел на него, добавил: В пять в зале, не опаздывай.
Гаор, как от удара, перевёл дыхание. После всего ему ещё сегодня на тренировку?! Ну но вслух он сказал:
Да, господин Рарг, в пять в зале.
И вышел.
Врач покачал головой, убирая в шкаф пузырёк и сбрасывая мензурку в раковину. Рарг усмехнулся и ответил на непрозвучавший вопрос:
Пусть лучше у меня в зале, чем в гараже.
Врач кивнул.
Тебе налить?
Да, зрелище не для слабонервных.
У меня? удивился врач, отмеряя в мензурку спирт.
Нет, там, Рарг кивком показал куда-то за стену. Спасибо, док.
Запей.
Знаю.
Врач подождал, пока Рарг выпьет спирт, запьёт его стаканом воды и удовлетворённо выдохнет.
Как он попал на фронт?
Он рабом пятый год. Потому и держится. Пока.
Не повезло парню.
Рарг кивнул.
Во всех отношениях. Сейчас к тебе собачник прибежит за утешением. Я пошёл.
Врач кивнул, достал из кармана халата и протянул ему коробочку с ароматизатором для рта. Рарг достал и сунул в рот сразу две таблетки, вернул коробочку и вышел.
Восточное крыло, значит поглядев в окно и найдя взглядом крыши теплиц, Гаор вспомнил план и свернул в первую же дверь на рабскую половину. От боли подкашивались ноги, его шатало, и он то и дело хватался рукой за стену, но упрямо шёл вперёд. Обед он, вроде, уже пропустил, но это и к лучшему. Есть он сейчас не может, его всегда тошнило от боли, с детства, нет, дойти до спальни и лечь. Сволочь, в пять в зал, сволочь Рарг, у него же все швы порвутся Одежда пропала, чинить здесь без толку, придется всё у Кастелянши просить Нет, рубашка белая есть, бельё тоже, только брюки Сволочь, как же он завтра за руль сядет? Куртка там осталась, вроде её не порвали, или нет, не помнит Как в тумане всё Пацанёнка жалко, такая смерть Бывает и родовым показывают Ты купленный, ещё увидишь Увидел, чтоб их
Гаор остановился, переводя дыхание, и выругался почти в полный голос. Благо уже спустился на вспомогательный уровень, где полы ещё паркетные, но уже без дорожек, а значит, господских комнат рядом нет, никто не услышит.
Ругань немного помогла, и он пошёл увереннее. Вон и лестница в рабскую казарму, чего-то народу не видно?
Войдя в казарму, он услышал гул голосов из столовой и понял: все на обеде. Если поспешить Нет, только лечь. Он ушёл в спальню, разделся, бросив жёсткие от засохшей крови лохмотья на пол рядом с кроватью, рухнул поверх одеяла и провалился в темноту.
В спальню заглянул и тут же исчез Щупик. И через пару долей вошли Первушка и Старший. Оглядев, не прикасаясь, распростёртое на кровати тело, Первушка удивлённо покачала головой.
Зашили его уже. Странно, и распорядилась: Пусть лежит. Когда очнётся
Она оборвала фразу, и Старший понимающе кивнул. Зачем говорить вслух, когда и так понятно. Тихо вошли обе Кастелянши, покачали головами, бесшумно собрали окровавленную рваную одежду, поставили ботинки в шкаф, одна из них достала и поставила у кровати шлёпки, чтоб как сел, так сразу в них попал, и вышли. Почти сразу вбежала светловолосая девочка лет десяти, испуганно поглядела на страшное голое тело, шмыгнула носом, схватила оставшиеся на полу у кровати носки и выбежала.
Старший с сомнением посмотрел на Первушку.
Может, мальчонку лучше? неуверенно предположил он.
Мальчики все у Самого на учёте, возразила Первушка. А к такой маленькой, да ещё або чистая он вязаться не станет.
Подумав, Старший кивнул, и они ушли.
Ничего этого Гаор не видел и не слышал.
Пообедавшие заходили в спальню за сигаретами после обеда можно было успеть выкурить одну смотрели на него и выходили. Некоторые качали головами, но ни один не подошёл.
Когда Гаор очнулся, в спальне было тихо и пусто. Повернув голову, он посмотрел на часы. Четверть пятого. В пять ему в зал. Аггел траханый, как болит всё. Он медленно, преодолевая боль, сел и удивлённо посмотрел на свои ноги, уткнувшиеся в стоящие на полу шлёпки. Это когда же он их достал? А шмотьё его где? Он попробовал встать. Больно, но получилось. Открыл шкаф. Выездные ботинки на месте, а остальное где? И он точно помнит, что ничего никуда не убирал и не доставал. Содрал всё с себя и рухнул. Это кто же похозяйничал?
За его спиной стукнула дверь, Гаор обернулся и оторопел. Перед ним стояла маленькая беловолосая и голубоглазая девочка в тёмном платье и таком же глухом фартуке и прижимала к себе его кожаную шофёрскую куртку.
Ты кто? наконец выдохнул Гаор.
Я Снежка, тихо ответила девочка. Меня тебе служить приставили. Вот, я её почистила.
И протянула ему куртку. Гаор её взял, а девочка, серьёзно глядя на него и будто нисколько не смущаясь его наготой, тихо и быстро продолжала:
А носки твои я постирала, они целые совсем. А что остальное Кастелянши забрали.
Гаор кивнул и, отвернувшись от неё, повесил куртку в шкаф. Достал и бросил на кровать всё для тренировки. А когда снова обернулся, девочки уже не было. Гаор без сил опустился на кровать и вытер лоб. Фу-у, надо же такому. Ну, с одеждой выяснилось, это хорошо, а вот с остальным он слышал, конечно, что дают девчонок или мальчишек в прислуги, но это тем, из первых спален, «родовым». А он-то «купленный», и в их спальне ни у кого прислуги, вроде, нет, не замечал он, чтоб была. Как ещё на это другие посмотрят? Сдружиться он ни с кем не сдружился, но и враждовать не хочется. И был бы пацанчик, было б как-то а то девчонка, малявка совсем, а он при ней во всей красе, фу, нехорошо-то как.
Он медленно, заставляя себя преодолевать боль и желание снова лечь и не двигаться, надел трусы и майку, тренировочные штаны, носки и уже зашнуровывал кроссовки, когда в спальню опять вошла Снежка. Она шла медленно, сосредоточенно оттопырив губы, и несла глубокую тарелку, над которой даже курился пар. В тарелке плавали куски овощей, маленький кусок мяса и ложка.
Вот, наконец остановилась она перед Гаором и оторвала глаза от своей ноши, ешь, и я отнесу, пока Сам спит.
А когда Гаор взял у неё тарелку, достала из кармана фартука толстый ломоть хлеба.
«Вот оно что», быстро соображал Гаор, хлебая суп. Ему в другое время вход в столовую запрещён, в чужую спальню тоже, а прислуга туда-сюда шмыгает, и через неё передают все и всё, кому что нужно. Здорово придумано.
Снежка стояла и молча смотрела, как он ест. И только забирая у него тарелку и ложку, сказала.
А Медицина тебе велела к ней зайти.
Гаор посмотрел на часы и встал, надел куртку.
Скажи ей, что мне велено в пять в зале быть. Как вернусь, сразу зайду.
Снежка кивнула.
Ага, как есть скажу. А ты иди, она вздохнула, раз велено, я шлёпки твои сама уберу.
И Гаор не сказал, что он и сам не безрукий, а кивнул и вышел.
Он специально вышел чуть раньше обычного, чтобы иметь в запасе время остановиться и переждать боль, и всё равно немного, но опоздал. Не получалось сегодня у него быстро. И в зал он вошёл, угрюмо ожидая неизбежного наказания за опоздание. Да и какая на хрен тренировка, когда он где не зашитый, так пластырем заклеенный. А если в спарринг поставят, так его сегодня насмерть уделают, у него сейчас ни быстроты, ни силы.
Обычно, когда он входил в зал, Рарг уже стоял перед своей пятёркой и что-то им говорил. Гаор сам начинал разминку, и где-то в её середине Рарг подходил к нему или окликал, и начиналась уже совместная работа. Но сегодня Рарг был один. Стоял посреди зала и задумчиво рассматривал потолок. Появления Гаора он будто не заметил, дав ему подойти к гимнастической скамейке у стены, снять и положить на неё куртку. И только тогда бросил.
Ложись на мат и работай на расслабление.
Да, господин Рарг, механически привычно откликнулся Гаор, проходя в угол.
«Аггел грёбаный, лучше бы футболку надел», подумал Гаор, укладываясь на мат. Упражнения на расслабление, пожалуй, единственное, что он может сейчас делать, чтобы не кричать в голос от боли. Ох, аггелы палёные, больно-то как. Он даже закрыл глаза, чтобы не видеть ничего, будто от этого будет легче.
Расслабься, сказал над ним голос Рарга.
Гаор послушно замер и распустил мышцы. Наступила тишина. Он лежал и ждал следующей команды. А её все не было. Гаор осторожно приоткрыл глаза и увидел, что Рарг сидит на краю мата, боком к нему.
За что в рабы попал? вдруг негромко спросил Рарг.
Гаор вздохнул.
Я бастард, господин Рарг. Наследник в карты много проиграл, и отец меня продал, он скривил губы в усмешке, чтобы долг покрыть.
Рарг кивнул.
Много проиграл?
Восемьсот девяносто пять тысяч, господин Рарг.
Рарг хмыкнул.
Это за сколько лет столько набралось?
Гаор усмехнулся.
В дорогих казино и на золотые фишки идёт быстро, господин Рарг.
Рарг снова хмыкнул, и какое-то время они молчали.
И какая семья? негромко спросил Рарг.
Юрденал, господин Рарг, равнодушно ответил Гаор.
Что?! резко повернулся к нему Рарг. Кто твой отец?
Генерал спецвойск Яржанг Юрденал, господин Рарг, ответил, глядя в потолок, Гаор.
Тогда понятно, отворачиваясь сказал Рарг.
«И что тебе понятно?» спросил про себя Гаор. А Рарг негромко и, будто говоря сам с собой, продолжил:
Пятый год, значит, слышал я, подумал тогда, нет, сволочь он, конечно, сволочью, но чтоб такое и потом ты в пехоте был, а сына всегда в свои войска пристраивают. А он значит
Рарг оборвал себя, и опять наступило молчание. Гаор чувствовал, что снова начинает уплывать в беспамятство, уже не так от боли, как от усталости.
Он в отставке теперь, знаешь? издалека донёсся голос Рарга.
Мне это неинтересно, господин Рарг, равнодушно ответил Гаор.
Рарг посмотрел на него и встал.
Лежи, расслабляйся.
Гаор облегчённо закрыл глаза и успел подумать: «И зачем в зал загонял, лежать я и на кровати мог». Но раз получен такой приказ, будем его выполнять, пока не получим следующего. И последних фраз Рарга он уже не слышал.
Не ошибся я, значит. Ты здорово похож на него, когда звереешь. Повидал я его на всю жизнь насмотрелся.
Когда Гаор проснулся, в зале было по-прежнему тихо и пусто. Забывшись, Гаор рывком сел и зашипел от боли. Нашёл взглядом часы. Начало восьмого. Проверяя себя, осторожно огляделся. Никого. «Здорово получается», усмехнулся Гаор и осторожно, стараясь не делать резких движений, встал и потянулся, расправляя мышцы. Тело сразу отозвалось болью многочисленных ран и царапин. Аггел, хорошо, конечно, что удалось поспать, но завтра ему либо за руль, либо в гараж, так что разлёживаться нельзя. Ну и начнём разминку заново помаленьку-полегоньку.
Когда Рарг появился в зале, Гаор не заметил. Просто поднял голову и увидел. Тот молча смотрел на него, а когда их глаза встретились, сказал.
Бери куртку и иди за мной.
Да, господин Рарг, ответил привычной формулировкой Гаор.
Рарг привёл его в один из соседних залов. По стенам и посередине стояли всевозможные тренажёры, в углу стойка со штангами, гирями, гантелями. Выслушав краткое, но вполне чёткое и внятное распоряжение о порядке упражнений, Гаор ответил положенной фразой и приступил к работе. Отягощений ему брать было не велено, и получалось, что он должен не столько работать, сколько ознакомиться со всеми этими сооружениями и приспособлениями, многие из которых он видел впервые, и даже не сразу соображал, что и как надо нажимать.
К восьми он был мокрый от пота, а тренажёров не пройдена и половина. Вот аггел. И что сейчас? Ввалят? Но Рарг ограничился кратким:
Завтра сюда и продолжишь.
Да, господин Рарг, выдохнул Гаор, смаргивая с ресниц пот. Завтра сюда и продолжить.
Отдав распоряжение, Рарг, как обычно, повернулся к нему спиной, что всегда означало окончание тренировки. Гаор надел куртку и ушёл. Отчаянно зудели и чесались царапины и ссадины, болели зашитые раны, но в целом в целом, он если и не о-го-го, то всё-таки и даже кое-как. Любил этот училищный капрал сержант-воспитатель выражаться такими не очень внятными, но всем понятными оборотами. Во всяком случае, они шкеты и пацаны из начальных классов понимали его даже лучше, чем офицеров, отдававших приказы и читавших лекции уставными фразами.
Восемь периодов пять долей время господского ужина, и во внутренних коридорах рабская беготня. На Гаора смотрели с изумлением и даже страхом. Остановиться и поболтать никто, разумеется, и не попытался, но и прежнего пренебрежения в этих взглядах не было.
До казармы он добрался вполне благополучно. И сразу, едва в коридор вошёл, к нему подбежала Снежка.
Иди, тебя Медицина ждёт, велела сразу, как есть, идти.
Понял, кивнул Гаор.
Усвоенная у Сторрама и в Дамхаре привычка не спорить с матерями а что бы и как бы ни было, Первушка для него в первую очередь мать-лекариха не дала ему даже зайти в спальню переодеться. Велено же «как есть идти».
Прежде, чем войти в её «амбулаторию», Гаор стукнул костяшками пальцев по дверному косяку, но толкнул дверь, не дожидаясь ответа. Первушка была одна и улыбнулась ему.
Заходи. Раздевайся, посмотрю тебя.
Гаор стал раздеваться, складывая одежду на табурет.
Всё снимай, сказала Первушка. Хозяйство твое тоже посмотрю.
А что? ответил вопросом Гаор, разуваясь. Могло пострадать?
Ты сам видел, как Мизинчика уделали, просто сказала Первушка. Они на горло и пах приучены.
И за что его так? небрежным тоном спросил Гаор, снимая штаны и трусы.
Второму Старому не угодил, так же небрежно ответила Первушка, приступая к осмотру.
Гаор сцепил зубы, пересиливая боль не так от осмотра, как от услышанного. Второй Старый это Орнат Ардин, младший брат главы рода Орвантера Ардинайла, дядя его хозяина и и скольким «родовым» он приходится отцом, дядей и дедом? А этому мальчишке?! Но спросил он о другом, более важном.
И часто такое?
В каждый праздник, ответила Первушка.
А сегодня какой?
У Сынка день рождения, вот и забавляли его. К свету повернись. Кто зашивал тебя?
Врач в восточном крыле.
Первушка удивлённо посмотрела на него.
Он же для охраны. Ну, и других из вольной обслуги. Как ты к нему попал?
Рарг привёл, спокойно ответил Гаор.
Она, помедлив, кивнула и продолжила осмотр. Смазала ему чем-то открытые ссадины и царапины, проверила, как держатся наклейки на швах.
Мыться будешь, мочалкой пока не трись.
Гаор это хорошо помнил ещё по училищному лазарету, но только молча кивнул.
А так-то ты легко отделался, самое главное, она усмехнулась, в целости и сохранности.
Самое главное беречь надо, ответно улыбнулся Гаор.
Он чувствовал, что она что-то ещё собирается ему сказать, но чего-то медлит. Но спрашивать впрямую не стал. И она сказала сама.
Мажордома выпороли, знаешь?
Меня увели, когда он раздевался ещё, осторожно ответил Гаор.
Она кивнула.
Фрегор и сам порол, и другим велел, и испытующе глядя на него. Из-за тебя ведь. Ты целый, считай, а Мажордом лежит, встать не может.
А ты б хотела, чтоб наоборот? открыто спросил Гаор.
Она пожала плечами.
Хозяйская воля священна. Но смотри, переменчив твой.
Спасибо, улыбнулся Гаор и стал одеваться.
Она молча смотрела на него, непонятно чему улыбаясь.
* * *
СОН СЕДЬМОЙ
(продолжение)
всё там же
* * *
Аргат
Королевская Долина
571 год
Весна
«Красота спасёт мир». Ох Моорна, Моорна. Может, тот писатель и хорошо писал, но как философ он дурак и даже хуже. Никого и никогда красота не спасала. Гаор всегда это знал, даже нет, изначально чувствовал, с детства, а жизнь потом день за днём убеждала его в этом. Красота не спасает, а губит. И, как правило, своего носителя. Большерогих оленей спасла не их красота, а жадность королей, не желавших терять такую дичь, и всю Королевскую Долину тоже.