Крыса! Крыс было много. Они сидели на высоченной трубе под потолком, как голуби на проводах. Возились, попискивали, вроде, даже дрались От этого казалось, что вся труба шевелится.
А ты как думала! Пора привыкнуть.
Не то чтобы Ленка боялась крыс, но
А что они тут едят? Карамельки двадцатилетней давности?
Давно бы доели уже Серёга увидел под ногами ленту неразрезанных фантиков, поднял и рассматривал в луче телефона. Яркие, красно-чёрные, будто не пролежали тут двадцать лет Наверное, эти окна совсем не пропускают солнечный свет, вот и не выцвели. Правда странно.
Да друг друга жрут небось! Мышка цапнул с пола другую ленту фантиков. Видал, какие жирные! В конце концов, останется только одна и завоюет мир! Ну и собак, конечно, бродячих.
Фу! Не справятся.
Справятся-справятся. Серёга вспомнил собачьи шкурки. Их же много.
Как будто соглашаясь, крысы под потолком завозились, запищали, Ленка даже закрыла уши. Одна крыса неудачно шмякнулась сверху прямо ей под ноги и драпанула прочь.
Не пугайте, а?
Чего пугать, мы говорим как есть. Но ты не бойся: нас тоже много.
Они шли по длиннющему бывшему цеху, подсвечивая под ноги. Фантики, ленты неразрезанных фантиков, они ещё пахли краской или это только казалось? Запахи могли прийти и с улицы, через огромные выбитые окна. Стены были чистые, в смысле неизрисованные, только стрелки-указатели со стёртыми пояснениями.
Крысы под потолком пищали и возились и, кажется, тоже двигались вперёд. Ленка так и шла, светя не под ноги, а на потолок, на этих крыс. И ей казалось, что крысы организованно перемещаются вслед за ними.
Не свети, ты их приманиваешь! Настя тоже смотрела на крыс.
Ерунда, не пойдут они на свет. Ленка не хотела гасить фонарь, но телефон пискнул, сообщив, что осталось мало заряда, и сам погас. Сразу стало неуютно: она не видела, что там наверху делают крысы, казалось, они подкрадываются.
А если их много, могут, наверное, и человека сожрать Серёга сказал это задумчиво, будто своим ногам. Он не пугал, он правда так думал.
Прекрати!
Что? А, ну извините. Я думаю, их нужно гораздо больше для этого, так что
Прекрати! девчонки взвизгнули это хором, и Серёга замолчал.
За цехом был выход в маленький узкий коридорчик. Тёмный, кажется, здесь не было вообще никаких окон.
Здравствуй, клаустрофобия! Мышка направил луч на низкий потолок. За спиной послышался «шмяк», будто что-то упало на пол. Наверное, все обернулись в этот момент. Бывший цех был гораздо светлее того коридорчика, куда вёл их Мышка со своей клаустрофобией, но всё-таки там было слишком темно.
«Шмяк!» как будто упало что-то мягкое и небольшое, котёнок, которого прогнали со стола. «Шмяк, шмяк, шмяшмякшмяк»
Что там?! Кажется, Настя рявкнула это кому-то в ухо. Она изо всех сил вглядывалась в эту серую темноту, видела блеск труб и даже тряпку на полу бывший белый халат.
Вода капает. Мышка демонстративно прочистил ухо. Не надо так нервничать, девочки, дырявая крыша, конечно, страшна, но это если дом твой, а так
Да какая вода! Оно не журчит, не капает, оно Ленка прислушалась. «Шмяки» участились, как будто не один, а уже десятки котят спрыгивают на пол с высоты Крысы! Крысы спрыгивают на пол!
Точно! Серёга выставил перед собой луч фонаря, но крысы туда всё равно не попадали. То-то, думаю, странный звук! Хорош уже крыс бояться, девчонки, идём!
Они двинулись дальше по этому тесному коридорчику. «Шмяки» за спиной продолжались. Здесь было чище и как-то спокойнее: под ноги реже попадался мусор, Мышка шёл впереди уверенно, будто знал, куда идти.
Здесь должен быть выход на лестницу. Он толкнул невидимую дверь, и сразу стало светлее.
Лестница была как лестница больше всего похожая на ту, что в подъезде, даже с перилами. Она освещалась огромными окнами в пол. Мышка, не задумываясь, побежал вверх.
Не провалиться бы Серёга задумчиво попробовал ступени на прочность. Осторожно, девчонки, больно видок у неё древний.
А я лёгкий. Мышка перегнулся через перила и показал язык. Давайте сюда, здесь красиво.
Не без опасений ребята поднялись по лестнице и вошли в такой же огромный темный зал. Но Мышка забегал по нему как восхищённый чокнутый, бросая луч фонаря то на одну, то на другую стену.
Не мельтеши! Настя тоже направила луч на ближайшую стену. Хотя и без фонаря было видно: когда-то здесь и правда было красиво.
Стены и высоченный потолок оказались выложены мозаикой, осыпавшейся, ветхой, с огромными дырами серого бетона в самых неподходящих местах. У медведя из сказки про Колобка не было глаз, а у Конька-горбунка половины морды. Кое-где не хватало огромных кусков, и всё равно, это уныние знало лучшие времена. Мозаику хотелось рассмотреть, сфотографировать, покрутить в руках так и этак, если бы это было возможно.
Ленка щёлкала фотоаппаратом. Она шла вдоль стены, как маляр с кисточкой, стараясь ничего не упустить. Остальные рассматривали так, освещая каждую деталь, как будто это важно. И вроде ничего особенного, во многих старых постройках можно увидеть такую мозаику, и всё равно она завораживала.
А что здесь было-то?
Столовка. Вон остатки столов.
Остатки столов валялись по полу тут и там, щетинясь в воздухе ножками. Серёга рассматривал мозаику, когда под ногами что-то блеснуло. Нагнулся: печатка. Мужская печатка с короной, старомодная и какая-то знакомая
Чуть слышно скрипнула дверь. Никто и не заметил сперва, все были заняты кто чем. Но дверь скрипнула ещё раз, и ещё
Что там? Серёга сунул печатку в карман и посветил в проход.
Сквозняк, не глядя буркнул Мышка, но это был не сквозняк.
Раздолбанная деревянная дверь на лестницу ходила ходуном, мелко-мелко постукивая о косяк. В самом низу, похоже, давно была прогрызена дырка. В неё лезли крысы. Одна за другой, цепочкой, потоком, одна за другой, как будто их манит, ведёт сюда кто-то невидимый.
У меня такое чувство, что они нас преследуют. Ленка отошла в глубину зала, поближе к остальным.
Не говори ерунды: в столовку животные пришли, что тут такого! всё-таки Мышка плохой шутник.
В столовку, где уже двадцать лет нет еды? Смотри, они даже нас не боятся
Крысы по одному забегали в зал и сбивались в кучу у входа на лестницу, как будто специально перекрывая выход. Они по-прежнему возились, пищали, дрались, в общем, вели себя как крысы, но в их действиях будто была какая-то организованность.
Что-то мне тоже неуютно. Настя светила фонарём на эту стаю, всё прибывающую и прибывающую, они даже не разбегались от света! Серёга тоже направил туда фонарь.
Может, и правда напасть хотят он говорил это с сомнением, чувствуя, как это самое сомнение тает с каждым словом. Их уже было много. Сотня, две или три, ковёр, шевелящийся зубастый ковёр, растущий тонкой ниточкой из-под двери А за дверью, там, на лестнице, зашуршало.
Звук был, как будто что-то тяжёлое волокут по бетонному полу. Крысы шумят не так: они цокают коготками, пищат. А здесь было большое, солидное, тяжёлое
Ленка завопила. Кажется, Серёга тоже, такой силы был вопль. Настя вцепилась в Мышку:
Скажи, что здесь есть второй выход на лестницу! И, не дожидаясь ответа, поволокла его вперёд в том направлении, где не было крыс, туда, где мог бы быть выход.
Зал казался бесконечным, хотелось обернуться, но было боязно: а вдруг гонятся, вдруг рядом, сейчас надо сматываться, подальше, подальше, от крыс, от этого тяжёлого. Они шли, вроде, быстро, но невыносимо долго, оглушительно топая, и всё равно слышали, как за спиной цокают коготками крысы, как оглушительно шуршит нечто. Зал кончился. Ленка, как-то оказавшаяся впереди, толкнула ближайшую дверь, выскочила на лестницу. Битые ступеньки уже не пугали: вниз, вниз, вон отсюда!
Глава VIII
Ленка
Многоэтажки завораживали своими размерами и молчаливой солидностью. Как слон в зоопарке, как Пизанская башня и Москва-сити. На ладошке пусть дуры фотографируют. Ленка надевала отцовский дождевик, волочившийся по земле, укладывалась в грязюку (А где на стройке чистое место найдешь? Там ракурс не тот.) и снимала снизу. Дома получались огромными серыми исполинами, уходящими в небо, нависающими над зрителем.
Мать не одобряла её увлечения: «Что за занятие для девочки»; «Фотографов никто не любит, их все бьют». Что ж, она права. Если бы Ленка снимала людей, может, так бы оно и было. Никому не нравится быть застигнутым врасплох, быть снятым в невыгодном ракурсе, а Ленку тянуло к неожиданным решениям. Она могла торчать на стройплощадке вечно, суя объектив в каждый угол, щёлкая каждую деталь под ворчание матери. Хотя этот переезд она же и придумала: «Павлику нужна своя комната, и воздух нужен, в центре разве детей вырастишь? Есть у меня уже одна жертва урбанизации», это про Ленку.
Павлик из тех младших братьев, кто пока никак себя не проявляет, кроме ночных воплей, конечно, но это не такая уж и проблема. Ленка ещё сама не решила, как к нему относится. Из-за ночных воплей, например, можно санкционированно прогулять школу: «Я не выспалась, а сегодня контрольная, хочешь, чтобы у меня двойка была?», а переезд, который тоже, как ни крути, из-за Павлика, увлекал, как всё новое.
Ленка любила приезжать сюда с отцом, пока дом строился. Фоткать эти махины и причудливый строительный мусор, потихоньку убалтывать отца на высокий этаж. Мать хотела второй из-за детской коляски, но разве со второго что увидишь? А ей хотелось увидеть всё, запечатлеть всё, найти нужный ракурс для каждой пылинки. Пока отец ворчал, поскальзываясь на грязюке: «Вообще не продвинулись, не дай бог ещё на год затянут, я с ума сойду», Ленка носилась (чаще ползала) по стройке и снимала, снимала
Чтобы вечером вдумчиво разбирать. Ленка усаживалась за компьютер, перекидывала файлы, наливала чай в термокружку (потому что он частенько успевал остыть) и рассматривала на экране фотки своего будущего дома и двора.
Иногда в кадре оказывались люди. Ленку это расстраивало: во‐первых, они там просто были не нужны, а во‐вторых, она не помнила, чтобы они попадали в кадр в момент съёмки, значит, Ленка невнимательная, сама не видела, что снимала, увлекшись; ну или Если честно, в первый раз она даже испугалась. На том снимке был дом, ещё не достроенный, ещё без крыши, с незастеклёнными окнами, но уже вытянувшийся во всю свою вышину. Рабочих не было и быть не могло, они с отцом старались приезжать в обед, чтобы Ленка могла пофоткать, никому не мешая. А человек в кадре был. Он торчал из пустого оконного проёма на самом верхнем этаже и как будто махал Ленке рукой.
Сперва она просто расстроилась (не заметила, растяпа). С её точки, с земли, человек выглядел муравьём, не мудрено, что она не заметила. Решила убрать в Фотошопе, стала увеличивать снимок, крутила колесо мыши, пока злополучное окно не выросло во весь экран. Получился «портрет» в оконном проёме, как в рамочке. Отлично получились черты лица: резко, нипочём не скажешь, что снимок многократно увеличен. Старик. Глубокий старик, странно, что такие вообще работают на стройке. И форма на нём другая, не рабочая, а похожа на форму охранника. И ещё сверху наброшенный белый халат, непонятно зачем и откуда. Он посмотрел со снимка прямо на Ленку и подмигнул ей.
Нет, показалось. Всё-таки показалось, она потом долго убеждала себя, что показалось. А тогда охнула, отпрянула от компьютера, спасибо, что не завопила, а то обязательно бы прибежал кто-нибудь из родителей, что она скажет? Щёлкнула мышкой: «Удалить», «удалить»! Сердце трепыхалось где-то в горле. Хорошо, что фотку можно удалить.
Ленка свернула окно Фотошопа и долго таращилась на рабочий стол. Глупый пейзаж «по умолчанию», который менялся то ли в зависимости от времени суток, то ли просто когда хотел. Она поменяла тему рабочего стола на одну из своих старых фоток, пошла налила чаю вторую кружку, хотя первая так и стояла нетронутой, даже не остывшей. В общем, не сразу заставила себя вернуться к фоткам.
Люди ещё появлялись. Иногда рабочие в ярких жилетках, но чаще этот приметный старик в белом халате. Как будто он специально хотел попасть в кадр, летал от этажа к этажу, от дома к дому, но ведь это же невозможно! Да и Ленка бы заметила И что, в конце концов, он делал на стройке в этом своём белом халате? Почему-то халат удивлял больше всего. Чего только не попадёт в кадр иногда Она листала фотки, и загадок только прибавлялось: этот в халате перемещался со скоростью пули. Три снимка подряд трёх разных домов, и на каждом, на разных этажах этот «Дата создания файла», «Время» ни минуты между снимками, секунды прошли!
Ленка откинулась на стуле, ошалело уставившись на экран. Старик вёл себя прилично: больше не подмигивал. И всё равно, в лице было что-то странное, пугающее и притягивающее одновременно, не хотелось отводить взгляд. Неужели фантом? Ленка о них только слышала и, конечно, не верила. Все фантомы, призраки, потусторонние сущности, которые ей доводилось видеть на фотках в Интернете, на поверку оказывались капельками дождя, дефектами линз, ерундой, в общем, а не фантомами Но тут-то целый человек, не пятнышко. То есть Какой же он человек, люди не перемещаются с такой скоростью! И не подмигивают с экрана ошалевшему фотографу. Неужели ей и правда удалось сфотографировать что-то потустороннее? Чувствуя себя полной дурой, Ленка лезет гуглить «Призраки на фотографиях».
Уже весной, когда дом наконец-то достроили, Ленка ездила с отцом на новую квартиру, смотреть, как идёт отделка. Отделкой занимался злющий рабочий Билол. Он всё время ворчал о чертовщине и дьяволе, пока Ленка фоткала потрясающий вид с балкона. Ей удалось выпросить достаточно высокий этаж, и это было здорово. Бывший пустырь, бывшая стройплощадка теперь была почти настоящим двором. Ещё грязным, без детской площадки, без единого фонарика, но это и было здорово. Только на мониторе вдруг начали появляться посторонние фотки.
Ленка даже не сразу заметила. Перебирала в очередной раз картиночки: вот двор с балкона, вот двор снизу, вот кусок бетонного забора, как удачно она его поймала, а эта дыра в бетоне, прям апокалипсис. Только надо чуть-чуть обрезать вот здесь, чтобы сместился центр композиции, и тогда Она провозилась с этим забором несколько минут, пока не дошло: какой забор-то?! Они с отцом не ходили дальше двора и квартиры, а этот забор он далеко. За двором, за пустырём, он огораживает территорию какой-то убитой заброшки. Ленка, конечно, видела и хотела там побывать, но с балкона не фоткала, тем более, так близко. Может, как-то всё-таки прицелилась, приблизила, сама того не помня Ленка пролистала снимки. Заброшка красного кирпича была везде. Близко, очень близко, фотограф точно стоял за самим забором и даже, кажется, в глубине территории (был снимок, где фотограф стоит между двумя корпусами красного кирпича).
Сперва не поверила: побежала к отцу. Тот у виска покрутил: «Не брал я твой фотоаппарат, ещё чего!» Ленка уже догадывалась, кто взял. Ну или кто эти фотки туда поместил. Почему-то о нём думалось уже без всякого страха: эффект экрана или как это там называется? Когда фотограф суёт объектив чуть ли не в пасть хищнику и не чувствует опасности: он-то хищника видит через объектив, как будто тот не живой, не настоящий, а просто картиночка на экране То, что такие фотосессии кончаются плохо, Ленка, конечно, тоже знала. Но тогда об этом не думалось. Тогда думалось: «Что такого интересного он хочет ей показать, этот, в халате? Недаром же на фотках была та заброшка?»
Глава IX
Длинный просторный коридор почти не освещался: только маленькие окошки под самым потолком. Серёга шёл последним. Он захлопнул дверь на лестницу и налёг на здоровенный железный засов, широкий, плоский, как метровая линейка в школе.
Мышка, помогай!
Мышка лихорадочно шарил в карманах. Увидев Серёгины старания, только ухмыльнулся: