Ну, а как же Фак ю!
Тьфу на тебя, балаболка, Рогожин махнул рукой. Тебя о деле спрашивают
Да я о деле и говорю. Ну, кто ещё будет так несерьёзно ругаться? Наши-то бабы, как загнут залюбуешься И главное: Аслан там, его-то я своими глазами видел, бабу к нему подвели
Командир, прапор пригладил свои шикарные усы, да какая нам разница, там американцы или нет!? Аслан столько крови нашим выпил, что грех возможностью не воспользоваться
Рогожин задумался. Затаив дыхание, ждём его решения порешить Аслана мечтали все. Когда ещё такая возможность будет? Его понять можно, приказ-то спасти журналистов. Ввяжемся в бой, а их там нет Как оно повернуться-то может, хрен его знает
Надо сделать так, чтоб ни одна сука на связь выйти не смогла, а у них спутниковые телефоны да не у одного?
Все вздохнули с облегчением. Решение принято, вопрос в реализации.
Дык. Тихонечко. Ночью. Ножичками
Окстись, Степаныч, кто резать то будет? Пацаны зелёные, сам знаешь, спящих резать это
М-да, прапорщик покивал головой, не просто это Если только Саня, он до ножа дюже жадный.
А чего Саня?! У меня вот рука не дрогнет, ну это понятно Ванька.
Молчи, сопля, рука у него не дрогнет. Видал я таких.
Товарищ старший лейтенант, товарищ старший прапорщик, я решил вставить свои пять копеек.
О как Ну скажи умное чего-нить прапор усмехнулся в усы.
Давай Милославский, разрешил Рогожин, усаживаясь поудобнее возле дерева. Удиви.
Да удивлять то нечем. Понятно, что мы ещё зелёные. Но я вот как вспомню, как эти суки наших пацанов резали, так руки чешутся. Мы не подведём! Правда, парни!?
Мужики одобрительно загудели. В общем, начальство сдалось, решено было брать в ножи.
Операцию проводили под утро, на самый сладкий сон. Часовых сняли, в яму, где держали заложников, заглядывать не стали. Вдруг не спят, шумнут ненароком. Разделились и вперёд. Не буду рассказывать, как и что Но в живых остались только заложники. Тридцать два боевика и, самое приятное, Аслан. Хотя Аслан умер не сразу. Штаб то брали в последнюю очередь. И взяли его живым: очень товарищ прапорщик просили
Заложники оказались теми, кто нам нужен. И вот с ними как раз и случился конфуз
Журналистка рванула в один из домов, типа вещи у неё там. Заскочила в дом, а там сами понимаете картина ещё та Выскочила и давай блевать, а ведь кричали ей: «Стой!». Я вот даже по-английски.
Что вы за звери? Разве так можно с людьми? это она ещё тело Аслана не видела. Вы же не люди вы животные
Егор, чего она там лапочет? Рогожин повернулся ко мне. Переведи.
Перевожу, на что он кривится:
Они её в яме держали, не мы
Ну, они негодяи, а вот мы маньяки
И что нам, по её мнению, надо было сделать?
Говорит: арестовать, передать властям и судить
Она что, больная? Их почти в три раза больше было!
Она говорит, что мы варвары и всё такое Дура, в общем!
А может мы не успели? Их уже того! Рогожин почесал в затылке. Не переводи.
Да ясно. Юмор разумеем. Да и мужики вроде нормальные, хоть и помятые, киваю на ещё двух заложников мужеска полу.
Командир криво усмехнулся:
Хрен с ними, уходить пора
Легко сказать, уходить! Как тут уйдёшь, если ребята нашли склад с оружием и килограмм пятьдесят взрывчатки. К чему-то готовились сволочи Решили рвануть, ну вот такие мы загадочные, ни себе не людям Ну как ни себе, прибарахлились чуток: гранаток взяли и так по мелочи. Трофеи, однако. Ох-хо-хох Знать бы заранее, чем нам этот фейерверк выльется
Расскажу в общих чертах, сил нет вспоминать все эти подробности. Не знаю, откуда взялись «духи», может мимо шли, может к Аслану. Но на взрыв они среагировали. Первой жертвой стал Ваня. Не успели мы пройти и трёх километров, как ушедшие в головной дозор Саня и Ваня напоролись на засаду. Так вышло, что Иван первым увидел прицелившегося в Сашку «духа» и закрыл его собой. Саня открыл бешеный огонь и попёр врукопашную. Одного он застрелил, а двух
Береги себя, брат, не держи зла! с уголка рта Вани стекала струйка крови, но глядя на коленопреклонённого Саню, он попытался улыбнуться.
Зачем ты это сделал, зачем? Что доказать хотел? Сашка наклонился над умирающим напарником. Зачем?..
Дурак ты, Саня, я за друга смерть принимаю! Это лучшее, что я сделал. Я тебя там ждать буду, Ваня поднял замутнённый взгляд вверх. Только ты не спеши, внуков вырасти. Обещаешь?
Да! Сын будет, Ванькой назову.
Спасибо дру
Так погиб Иван. Закрыл собой человека, которого ненавидел. Умер с улыбкой на лице, осознавая, что спас ДРУГА!
Когда мы, прочесав близлежащие кусты и ощетинившись стволами подошли к месту скоротечного боя, Саня плакал над телом своего врага-друга. Посмотрев на нас глазами, полными слёз, произнёс:
Он закрыл меня
Мы молчали; слов не было. Наша первая потеря оглушила нас и только сейчас многие поняли, что война не игрушка здесь теряют друзей! Мы стояли потерянные, не зная что делать. Пока не вмешался Степаныч:
Хорошо погиб! мы все разом повернулись, уставившись как на чумного. Что смотрите, может, кто знает более достойную смерть, чем закрыть грудью боевого товарища? Степаныч перекрестился. Самопожертвование! Он теперь там, тычок пальцем в небо, вместе с такими же героями. Гордитесь, что служили вместе с ним, а ты, Санёк, погибнуть теперь не имеешь права
Соорудив носилки, положили тело Ивана и понесли. Скорость продвижения упала. В начале нас тормозили гражданские: и так не великие ходоки, а тут ещё плен, плохая кормёжка, усталость. Теперь добавилась необходимость нести тело. Оставить его мы не могли, ведь если его найдут раньше, чем мы вернёмся, даже представить страшно, что сделают с ним
Так мы и шли, пока боковой дозор не обнаружил врага. Завязался бой. Вот откуда столько их взялось, как прорвало! Ну, точно, что-то готовилось. Прижали нас по взрослому, с гражданскими не оторваться. Воевать? Никаких патронов не хватит. Их почти сотня, а нас одиннадцать: три гражданских, и тело нашего товарища. Саня предложил остаться задержать, но Рогожин на корню зарезал инициативу. Это понятно. Эмоции в таком деле первый враг сгинет зазря.
Товарищ старший лейтенант, позвольте мне остаться!
Милославский, ты что, с дуба рухнул?
Никак нет! Командир, вы мне пару рожков ещё подкиньте и гранаток побольше. Смотрите, место какое: не обойти, не объехать только в лоб! Вы же знаете меня, если надо, днём с огнём искать придётся. Я постреляю, побегаю, растяжек наставлю. Замедлятся, никуда не денутся. А я потом схоронюсь. Хрен найдут.
Ой, сладко поёшь, сержант! Рогожин вытер рукавом лицо. Только это ведь не игра, где можно переиграть. Жизнь она одна, брат. Сгинешь за понюшку табаку.
Всех ведь положат, а мне сорок минут продержаться, а там вертушки придут. Ну а погибну, хоть за дело. От пули оно почётней, чем от передоза.
Какого, на хрен, передоза? Ты чего, сержант, перегрелся?
Меня охватила весёлая ярость. Я приблизился вплотную к лицу Рогожина:
Я мажор, командир, папенькин сынок, вся моя жизнь сплошное паскудство. Я только здесь человеком себя почувствовал, рядом с этими парнями. И если сдохну, чтоб они жили, значит так надо. Но я выживу, назло всем выживу, я рванул душащий меня ворот «комка».
Чего ж ты не при штабе-то служишь? и ехидно так: Мажор.
Сперва по глупости, а потом назло отцу, но я не жалею
Ладно! Но с тобой останется Тунгус, его тоже днём с огнём
Когда группа собралась уходить, я окликнул Рогожина:
Если не выживу, напишите отцу, что я умер Достойно.
Кивает мне:
Твой отец может гордиться тобой! Только не мастак я писать. Ты уж уважь командира, выживи
ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ
Удачи, мужики! старший лейтенант Рогожин крепко пожал нам с Тунгусом руки. До свидания!
Последние слова сказаны, и мы смотрим в спину уходящих ребят. Парни оглядываются; в глазах сожаление. Ведь каждый из них рвался остаться здесь, но не судьба. Ибо шанс задержать бандитов и остаться в живых есть только у меня и моего напарника. Хотя нет! Командир! Вот он бы смог, но его обязанность увести группу и заложников. Тяжело мужику. Оставить двух своих «любимчиков» практически на верную смерть Да уж, «любимчики»! Ибо то, что было нормально для всех, для меня и Тунгуса было плохо! И пахали мы больше и бил нас больнее, а всё потому, что мы особенные. Не такие как все у нас есть дар. У командира, кстати, тоже Но нам до него ещё далеко! Как новорождённому щенку до матёрого волкодава!
Всё-таки удачное здесь место: ни справа, ни слева нас не обойти. Точнее обойти-то можно, но на это уйдёт много времени, так что только в лоб. Метрах в пяти позади меня, за камнями, залёг Тунгус. Пусть здесь и не слишком крутой подъём, но всё же Приникнув к оптике СВД, сосредоточенно отстреливает неосторожных Отлично! Прижимая к плечу пулемётный приклад, стреляю: короткими, злыми очередями. Главное, выиграть время сколько можно и дать парням шанс оторваться. Сколько же вас? Получите, твари! Сдохните!!!
Ванькин пулемёт снимал кровавую жатву, мстя за своего погибшего хозяина. Снайперка Тунгуса не отставала в этом кровавом пире Мы держались Потом, мой напарник отошёл назад и начал ставить растяжки. Закончилась последняя пулемётная лента Пора! Постреливая короткими очередями из автомата, отхожу назад, прикрываемый вернувшимся Тунгусом. Отступаем вдвоём: мой напарник закинув за спину СВД стреляет из «калаша». Не забывая подсказывать, как идти. Не зная где можно подорваться и раньше времени отправиться к предкам.
Ага! Вот и первая растяжечка «сработала»: после взрыва слышатся маты и стоны. Хорошо! Теперь замедлятся. Обязательно!
Растяжки позволили нам оторваться, а мы лепили новые. Где попало и как попало. А ведь у нас с собой не так много гранат всего двадцать штук Кто сказал: что натянутый кусок проволоки не нанесёт врагу урон? А остановиться, обезвредить, поматериться. Как понять: где обманка, а где настоящая растяжка? Пока не проверишь никак! Вот и ползут, теряя время и нервы. А ведь растяжки срабатывают, мы же мастера своего дела, появляются убитые и главное раненные. Ведь раненый это груз и психологическое давление. Его надо перевязать, а ещё он кричит и стонет При погоне: желательно не убивать, а ранить
Вот ведь беда: Тунгуса зацепила шальная пуля, а он пёр как танк и продолжал минировать. Когда же ноги стали заплетаться и он упал, то потребовал чтоб я его оставил, а сам уходил. Вот дурак Десант своих не бросает! Лучше сдохнуть!
Кое-как перебинтовав рану под правой лопаткой, взвалил снайпера на себя и пошёл. А он всё скулил и требовал его оставить, мол, он врага задержит. Ну что за идиотизм? Какой враг? В том лабиринте проволоки, который мы оставили позади, сам чёрт ногу сломит. А ведь там, не только проволока, но есть и проволока с гранатами, так что, хрен они нас догонят
Я пёр вперёд, твердя как заклинание:
Скоро придём, держись, брат. Ребята нас не бросят, а там больничка, тебя подлатают, медальку какую-нибудь дадут. Будешь сестричкам хвастать, главное держись, брат.
Не знаю, сколько я прошёл со своим грузом? Ребята потом чего-то прикидывали и решили, что не менее трёх километров. После того, как по бандитам отработали «летуны», тем, кто выжил, было не до нас. Наши парни закинули журналюг в вертушки и ломанулись за нами. То, что мы не разминулись, было маленьким чудом.
Нас нашли через два часа. Сняли с меня тело, да тело, ибо Тунгус был мёртв. Мёртв давно, и нёс я, и разговаривал уже с неживым человеком. Я выл, бил кулаками землю:
Я должен был успеть, должен я ненавидел себя: за то, что слабак, за то, что еле переставлял ноги, за то, что падал.
Егор, ты не мог успеть! Даже, если бы его сразу погрузили в вертушку не довезли бы. Без вариантов. Насмотрелся я, Рогожин тяжело вздохнул, присаживаясь на землю рядом со мной. Если сразу на операционный стол, тогда да, а так без вариантов.
Командир, а как его звали? какое-то спокойствие напало на меня. Всё! Кончилась истерика.
В смысле? на его лице было удивление.
Ну, Тунгус это ведь не имя. А, по-другому, как то и не знаем.
Антон, его звали Антон.
Потом было возвращение на базу. Я угодил в госпиталь, на неделю, оказывается, был ранен в руку. По касательной, почти царапина, но эскулапы залютовали и заперли меня. Подозреваю, не обошлось без отцов командиров, да и верно, крыша у меня подтекала конкретно, ещё завалил бы какого «бородатого». А так хоть успокоился немного. Но вот жалость во мне умерла. Совсем.
Забирая меня от эскулапов на стареньком, видавшим виды уазике, старший лейтенант Рогожин пытался выяснить моё душевное состояние:
Как себя чувствуешь, Егор? рулит, время от времени, посматривая на меня.
Да нормально, товарищ старший лейтенант! вздыхаю. Я сразу себя чувствовал нормально. Рана-то тьфу, кусок кожи содрало!
С мясом, Егор, с мясом!
Ой, да сколько там этого мяса-то было? и тут решаюсь. Это ведь вы меня в больницу законопатили?
Так, сержант, что за базары? Ты был ранен, вот и лечился!..
Товарищ старший лейтенант, ну что вы меня за дурака-то держите? Что я не понимаю Вы боялись, что я кого-нибудь шлёпну?
Молчит, смотрит на дорогу, потом повернувшись ко мне говорит:
А ты уверен, что не стрельнул бы какого-нибудь, крутит в воздухе пальцем, скажем так «не русского».
Вздыхаю и, отвернувшись к окну, признаюсь:
Нет, не уверен! Когда Тунгус погиб я, наверное, не сдержался бы. Увидел бы какую-нибудь бородатую харю или пристрелил бы, или зарезал
Вот! А ты говоришь! и потеплевшим голосом. Я понимаю тебя но ты солдат, Егор и дай бог, чтоб это была последняя потеря! Но надеяться на это не стоит Знаешь, сколько у меня было таких потерь? Только я командир и не могу раскисать, потому что, на мне ответственность за тех, кто жив! молчит, смотрит на дорогу и молчит, думая о своём.
Говорят потом привыкаешь, становишься равнодушней?
Нет! Каждый раз как в первый Каждого помню лицо командира меняется и из уголка глаза бежит слеза. Нельзя привыкнуть к смерти своих ребят! Может, это про врагов сказано? Тут заморачиваться не надо Сделал работу и пошёл себе дальше
Сморгнув слезу, какое-то время молчит:
Ты как? Не пристрелишь кого-нибудь? с надеждой смотрит на меня.
Всё нормально, командир, не подведу Переболел, смирился, теперь не кинусь Но и жалости во мне не осталось Я не подведу! и, помолчав, добавляю: На мне ведь ответственность за ребят, что живы
Рогожин улыбается:
А как парни тебя ждут! Барана у местных выменяли, шашлык маринуют Помнишь коньяк, который вы с Тунгусом спёрли у начштаба?
Помню! непроизвольно губы расползаются в улыбке. Мы тогда решили вам свою крутость показать! Ну, Тунгус и предложил
Тунгус? А я думал твоя идея!
Нет, Тунгуса! Очень он хотел вас удивить, вы же для него как бог были
Оплётка на руле жалобно заскрипела, когда командир стиснул побелевшими, от напряжения, руками руль.
Я знаю и, помолчав, вдруг грустно улыбнулся, она у меня до сих пор лежит. На дембель вам подарить хотел Теперь помянем Ваньку и Антона
Тихий, весенний вечер: горит костёр, тлеют угли в мангале, разносится дразнящий аромат томящегося над углями мяса Ребята: сидят вокруг костра, старший прапорщик Иванов: колдует возле мангала. Рогожин разлил по стаканам бутылку коньяка. Вышло совсем по чуть-чуть, что такое пол литра на десять человек Встал и, прокашлявшись, начал:
Все знают происхождение этой бутылки? парни грустно улыбаются, конечно, эту историю знают все. Ведь нашу добычу рубали всем коллективом! Командир качает головой: Эх, не так она должна была быть распита и, поперхнувшись, севшим голосом продолжил: Егор, Саня, может вы скажите?
А можно я спою? неожиданно предложил Саня. Песня тут родилась
Я не против, песня это хорошо
Сашке подали гитару, проведя пальцем по струнам, он начал:
Простите если не слишком складно уж как смог
У могильной плиты, на потёртой скамье,
Грустный парень сидит и вздыхает.
Он почти что седой, хоть и сам молодой
Слёзы скорби с лица вытирает.
Что ты плачешь пацан молодой,
Или кто-то близкий, родной под могильной землёй?
Мать любимая или отец,
Дорогая сестра или брат-сорванец?
Да! Ответил боец молодой,
Близкий, родной человек под холодной землёй.
Я его никогда не любил,