Какой «дед»?
«Дед» Сапрыкин. Командир батареи
О комбате мы с Лёхой были уже наслышаны, хотя еще не видели ни разу. В отпуск он ушел в тот самый день, когда мы появились в дивизионе. Личность настолько легендарная, что воспринималась нами как какой-нибудь, я не знаю, фольклорный персонаж. Мифологический. Вроде того же лешего.
Кстати, прозвище «Дед» применительно к офицеру верх уважения со стороны нижних чинов. Все равно что присвоенный поручику солдатский Георгиевский крест.
На общем построении я комбата хорошенько не разглядел. Такая возможность представилась мне лишь на огневой позиции. «Дед» был приземист и громоздок, как Вий. Из-под козырька офицерской фуражки виднелись крупный бугристый нос, жестко сложенные губы и нечеловечески широкий подбородок. Казалось, подведут сейчас к майору кого-либо в чем-то виноватого и прозвучит глуховатый подземный голос: «Поднимите мне козырек»
Всем разойтись, кроме майского призыва
И остались мы, девять салажат, перед этаким страшилищем.
Хрен знает кого уже призывать стали проворчал комбат. Хромые, очкастые Чуть запрокинув голову, оглядел обмершую шеренгу. Взгляд его остановился на Лёхе.
Рядовой Леший! немедленно отрапортовал тот.
Леший, говоришь?.. Что умеешь?
Ничего не умею, товарищ майор!
Искренний ответ, но безрассудный. Хотя, похоже, комбата он даже позабавил.
Ну а конкретно Что именно не умеешь? В карты играть умеешь?
И я увидел, как рядовой Леший побледнел.
Никак н-нь Т-то есть Так точ-ч э-э
Два наряда вне очереди!
Есть два наряда вне очереди! с облегчением выпалил рядовой Леший.
* * *
Да уж, майор майору рознь. Это вам не Карапыш какой-нибудь. Впечатлил он меня. Сильно впечатлил. Что до Лёхи тот был просто подавлен. Таким я его еще не видел.
Слушай, по-моему, он меня расколол
Кто? Комбат?
Ну да Насквозь видит
Через козырек?
Крякнул Лёха, с досадой тряхнул стриженой башкой. Башка у него была, кстати, клиновидная, чуть сплющенная с висков.
И на хрен я соглашался? горестно молвил он. Глядишь, еще бы кто по той опушке прошел развязал бы Главное, сидит сейчас где-нибудь в забегаловке, пиво, небось, пьет, а тут за него
И я наконец разозлился:
Слышь! Лёх! Завязывай, да? Хватит уже, наигрались в лешего
Он лишь печально покосился на меня и не ответил.
Короче, ты! Цыган начал я с подковыркой.
Я не цыган!
Ладно, не цыган Леший. А комбата надурить слабó?
Лёха вздохнул:
Надуришь такого
А чего он тебя про карты спрашивал?
Ну так меня ж почему связали и бросили? взвыл Лёха. В карты я у них выиграл! А они говорят: мухлюешь!..
Лешие?
Лешие!
И я вновь восхитился, как он, зараза, выкручивается!
На что играли хоть?
На белок.
А ты правда не мухлевал?
Помолчал, посопел:
Да так немножко
И я даже сам не заметил, как вернулся в прежнюю колею.
Слушай, сказал я. Вот ты говоришь: сидит пиво пьет Ну этот настоящий Лёха Леший Так он же теперь никто, получается! И звать его никак! Паспорта нет, прописки нет, на работу хрен устроишься Два года скрываться? Нет, уж лучше отслужить
С таким комбатом? Ну на фиг
А долг Родине отдать?
Да иди ты
* * *
Оу! Ты! Боец!
Чисто инстинктивно оправил ремень, обернулся. В курилке сидел рядовой Наумович, а рядом с ним стояло пустое оцинкованное ведро. Устремленный в мою сторону взгляд старослужащего показался мне сильно озадаченным.
Предчувствуя недоброе, приблизился я к курилке.
Сядь, велел Наумович и похлопал по доске.
Деликатно присел.
Рядовой Наумович тоже «дедушка», но в отличие от рядового Горкуши куда более вменяем. Оба прокалывают иголкой дни в карманном календарике, оба считают, сколько осталось до дембеля, но чувства у них при этом, поверьте, совершенно разные. Горкуша тот втайне сознает, что дóма «на гражданке» ничего хорошего его не ждет, вот и упивается властью напоследок, а Наумович Этот, пожалуй, попроще, понаивнее.
Дружишь с Лешим? отрывисто спросил рядовой Наумович.
Дружу.
И чего он?
Н-ну Леший.
Замолчал старослужащий. Надолго.
Случилось что-нибудь? осмелился я полюбопытствовать.
Дал ему ведро, тяжко одолевая каждое слово, заговорил рядовой Наумович. Послал к старшине в каптерку Говорю: принеси
Ведро сельсин-датчиков? догадался я.
Угу
Извечная хохма наших «дедушек». У старшины Леня очень плохо с чувством юмора, зато очень хорошо с чувством собственного достоинства, так что посланному в каптерку салабону влетает всегда по первое число.
И что?
Принес
Ведро сельсин-датчиков?! не поверил я.
Мрачный кивок.
Как они хоть выглядят? (Меня это и впрямь сильно интересовало.)
Так хрень какая-то
И где они?
Клянусь, большего недоумения мне еще ни на чьем лице видеть не доводилось.
Когда принес, в ведре были
И мы оба повернулись к пустому оцинкованному ведру.
* * *
Лёха! прошипел я, поймав своего дружка за ангаром, где тот копал траншею. Ты что, совсем нюх потерял?
А что такое? не понял он.
И я рассказал ему про Наумовича.
Сегодня же всем растреплет! Не он так старшина Лень!
Да я к старшине и не ходил даже
Без разницы! Одного Наумовича хватит!.. Неужели нельзя было, я не знаю память ему, что ли, отшибить?..
Лёха вогнал лопату в грунт, поморгал растерянно.
Слушай, не догадался виновато промолвил он.
Эх ничего себе! Так он еще и память отшибать умеет?
Глава 3
Значит, говоришь, ведро сельсин-датчиков?
Комбат сидел посреди бытовки на табурете, уперев кулаки в колени, недвижный, как идол. Облачен в галифе, сапоги и майку-алкоголичку. Глаза, по обыкновению, скрыты козырьком офицерской фуражки.
Я укоризненно покосился на Лёху. Леший он там, не леший, а смекалки солдатской ни на грош. Взять ту же траншею. Зачем копал? Внуши сержанту, что траншея выкопана, и все дела. Все равно потом закапывать!
Теперь вот с сельсин-датчиками. Слухи по дивизиону разлетаются мгновенно. Ничего удивительного, что о Лёхиных проказах «Дед» Сапрыкин уже был наслышан. Другое удивляло: затребовал к себе нас обоих.
Медленно, как орудийная башня, повернулся ко мне козырек.
А ты сказал комбат и приостановился. Мне стало зябко. Считай, что с сегодняшнего числа Комсомолец?
Никак нет, товарищ майор!
Почему?
Исключили, товарищ майор! Еще в институте!
За что?
За аморалку! На летней практике!
С кем?
Со старшей пионервожатой!
А-а Ну это бывает Словом, с сегодняшнего числа ты мой заместитель по политчасти.
Умолк вновь. Не смея дыхнуть, мы ждали продолжения.
Позвонили «комиссару». Из штаба округа, скупо отмерил он информацию. Едет к нам проверка.
Делать им нечего в этом штабе округа! Мы строящийся дивизион, нам бы к осени третий капонир как-нибудь до ума довести, а они наглядную агитацию проверять! Знаем мы эти проверки. Снимут сейчас с бетонных работ всех заподозренных в художественном таланте и сиди рисуй плакаты. Все спят, а ты рисуй. Потом наедет какое-нибудь вышестоящее существо, глянет мимоходом и сгинет, после чего стенд снова станет крышкой теннисного стола, а изрисованную тобой бумагу (не ватман он у нас был в дефиците) сорвут и отправят по назначению.
Бытовка, неумолимо продолжал комбат. Бытовку оформить, оборудовать. Красный уголок. График политзанятий.
А все Карапыш! Не заставь он меня тогда заняться живописью, глядишь, обошлось бы Я с ужасом оглядел стрельчатые своды нашего тесного подземелья бетонного закутка, ограниченного с боков монолитными стенами. За левой (глухой) стеной таился дизель, за правой (с дверью) кабина управления стартом.
Товарищ майор, отважился я. А когда
Завтра.
Това-арищ майор! Да как же я до завтра
Усмехнулся:
А я тебе помощника дам. Вот рядовой Леший Чем не помощник?
Так он же ни петь, ни рисовать!
А и не надо, успокоил «Дед» Сапрыкин. Будет на подхвате. Подержать, подсобить сбегать куда с ведром
Услышав про ведро, я обмер. Намек был более чем прозрачен.
* * *
Да уж, выпала мне ночка. Вовек не забуду. Главное, знаешь же, что не успеешь в любом случае, а все равно, как говаривали в деревне, где я учительствовал полгода, из дресен вылазишь. Лёху я гонял вовсю (подай-принеси) и лишь стискивал зубы, чтобы лишний раз не обматерить закадычного своего дружка.
Разумеется, вы вправе спросить, ради чего я так упирался рогом. На подхвате-то не кто-нибудь, а рядовой Леший с цыганскими своими фокусами
Ну а вдруг? Проверка-то из штаба округа! Ладно бы свои! Даже если отведет им Лёха глаза От чего отводить-то? От голых стен? Значит, что-то все-таки на стенах должно висеть
Под утро я до того разнервничался, что разорвал пополам самый жуткий из плакатов, швырнул на пол и принялся топтать ботинками (летнюю полевую форму нам уже выдали). Лёха отобрал у меня оба обрывка, жалостливо на меня поглядывая, кое-как склеил истоптанное, прикрепил на место и разорвать по новой не позволил.
Проверка нагрянула часам к двум.
В бывшую бытовку, а ныне красный уголок вошли с надменным видом человек пять незнакомых офицеров. За их спинами моталась исполненная отчаяния физия замполита. Судя по всему, наглядная агитация в прочих подразделениях дивизиона критики не выдержала. А нашу стартовую батарею, стало быть, приберегли напоследок как самую раздолбайскую.
Встать! Смирно! догадался подать команду Лёха.
Я встал. Поясница гудела. Башка тоже. Мне уже было все равно, что со мной сделают за мои художества.
Ну вот! бодро воскликнул кто-то. Можем же, когда захотим!
Очнулся я, завертел головой. Вы не поверите, но проверяющие вели себя как в зале воинской славы: с огромным уважением разглядывали они кто разорванную пополам агитку, а кто и просто голый участок бетона.
Потом я заметил комбата. «Дед» Сапрыкин стоял в проеме и с откровенной ухмылкой наблюдал за происходящим.
* * *
Ну что? ворчливо осведомился он, когда высокие гости отбыли восвояси. Не подвел Леший?
Никак нет, товарищ майор, не подвел!
Чуть запрокинув голову, комбат еще раз оглядел обезображенные плакатами стены.
М-да Век бы стоял и любовался
И я понял вдруг, почему он прячет глаза под козырьком. Глаза-то у него, братцы, глумливые! А то и вовсе нетрезвые.
Спасибо за службу, подбил он итог, опять-таки не без издевки. Обоим отдыхать до вечера
В «консервную банку», как мы именовали попросту наш ангар, идти не хотелось отдохнуть там просто не дадут. Дрыхнущий средь бела дня салабон зрелище возмутительное и недопустимое, даже если он дрыхнет с разрешения начальства. Раскинули мы в бытовке две раскладушки и сыграли отбой.
Лёх, перед тем как провалиться в сон, пробормотал я. А вдруг он тоже леший?
Кто?
Комбат.
Да ну, фигня! поразмыслив, отозвался Лёха, но, как мне почудилось, не слишком уверенно.
А почему ты его тогда обморочить не можешь?
Не знаю Боюсь я его
И вспомнилось мне бессмертное гоголевское: «от сорочинского заседателя ни одна ведьма на свете не ускользнет».
* * *
Кому-то может показаться, будто мы в нашем ракетном дивизионе только и делали, что выгружали щебень, бетонировали, огребали внеочередные наряды и дурили проверяющих. Ну не без этого, понятно, строящийся объект, вместо настоящих боевых изделий в капонирах стоят макеты, но, во-первых, с виду их хрен отличишь, а во-вторых, остальное-то все действующее!
Мне как-то ближе были бетонные работы, нежели возня с аппаратурой. Ибо я и электроника суть вещи несовместные.
Так, однажды при моем непосредственном участии мы едва не пальнули (условно, конечно!) по вылезшему на вершину холма колхозному трактору, квалифицировав его как низколетящую малоскоростную цель, и в общем-то были правы. Трудно придумать нечто более низколетящее и менее скоростное.
Вот, скажем, кабина управления стартом. «Дед» Сапрыкин мыслит над выдвинутым из стенки блоком, а я стою рядом, готовый к услугам. В происходящем не понимаю ничегошеньки, твердо знаю одно: как только зеленый огонек на передней панели перестанет мигать и начнет гореть ровно, дело сделано блок исправен.
Отвертку принеси, велит комбат. На столе в бытовке
С лязгом ссыпаюсь из напичканного электроникой вагончика по металлической лесенке. Несколько шагов и я в бытовке (том самом закутке, который мы с Лёхой оформляли), беру со стола отвертку, возвращаюсь
А «Дед»-то уже навеселе!
Когда успел?!
Вручаю инструмент и тупо смотрю, как неторопливые умные пальцы комбата в течение какой-нибудь минуты заставляют огонек возгореться ровным зеленым светом. И отвертка не потребовалась.
На!.. И «Дед» вручает мне отработавшую срок лампу. В телевизор вставишь. В телевизоре она еще сгодится
Вечером рассказываю обо всем в казарме.
Ребята, говорю. А как это он?
Так у него спирт в сейфе, объясняют мне, снимая заднюю стенку с телевизора. Ты еще ногу на верхнюю ступеньку ставил, а он уже ключик проворачивал. До секунды все рассчитано, понял?
Да-а, такого, пожалуй, обморочишь
* * *
А Лёху Лешего, между прочим, к регламентным работам распоряжением комбата близко не подпускали. Черт знает почему, но в его присутствии все лампы выходили из параметров, а осциллограф начинал выдавать такие елки зеленые, что мама не горюй!
Дело рядовому Лешему нашлось другое.
В начале июля возле кишлака пробило какую-то там трубу, и вода, предназначенная для колхозных виноградников, принялась заболачивать территорию дивизиона. Командуй стартовой батареей не «Дед», а кто-нибудь другой, кинулся бы к председателю-узбеку и закатил грандиозный скандал, перемежая матерные тирады обвинениями политического характера вплоть до умышленного подрыва нашей обороноспособности. Испуганный председатель поклялся бы мамой, что завтра же все исправят, ну и, как водится, оказался бы на поверку клятвопреступником.
Но тем-то и славен был майор Сапрыкин, что любую неприятность умел обращать во благо. Две страсти владели его душой: где б чего выпить и где б чего построить. Он мог простить неподшитый подворотничок и скверную выправку, но вид болтающегося без работы военнослужащего приводил его в неистовство.
Так что, сами понимаете, ругаться с протекшим на нас председателем майор не стал. Оглядев из-под низко надвинутого козырька отворившиеся хляби земные, он справедливо рассудил, что до осени трубу узбеки вряд ли починят, удовлетворенно крякнул и тут же отдал приказ: всех солдат (кроме тех, конечно, что несли боевое дежурство) бросить на дренажные работы. Воду отвели в овражек и за капонирами в скором времени возникло буколическое озерцо, возле которого велено было разбить огород, отрядив для полива и охраны военнослужащего из местных (того самого стукача-узбека). И все лето на обеденном столе стартовиков алел, на зависть радиотехнической батарее, свежий только что с грядки помидорный салат.
Стоило, однако, первым плодам порозоветь, повадились туда наши «дедушки», и пришлось комбату сторожа сменить как не оправдавшего доверия. Сторожем стал Лёха Леший.
Вот когда чудеса начались!
Территория части три квадратных километра. Ну и как там, скажите, можно заблудиться? Тем не менее рядовой Горкуша чуть умом не тронулся, битый час пытаясь выйти к запруде и каждый раз оказываясь возле третьего капонира.
Тогда он поступил по-другому. Сразу после поверки подозвал Лёху.