Филолог и топонимист А.А. Никольский, ссылаясь на работы историка С.М. Соловьева, предполагает, что возникновение прозвища «литва» относится ко времени войны с Речью Посполитой в 16541667 годах. В ходе тех событий в Российское государство выводились не только военнопленные, но и в большом количестве пашенные люди из смоленских и белорусских земель, принадлежавших тогда Литве. Их то и было принято называть «литвой»
Также Никольский отмечает, что наименование «курша», скорее всего, изначально относилось к реке, протекающей рядом с селениями куршаков. Этот гидроним он связывает со словами «куржа», «коржевина», «куржевина», «коржава» в значение ржавое болото. Учитывая, что местность вокруг куршинских деревень была и остается болотистой, а протекающие рядом реки, окрашены в темные коричневые цвета, это версия вполне имеет право на существование.
Однако существуют и другие. В диссертации И.Н. Хрусталева находим такое предположение: «Курша», как и некоторые другие гидронимы Рязанской области (Кудрус, Толас, Ариса) является балтизмом, то есть относятся к балтийской группе языков. В то же время Хрусталев отмечает: «надежных археологических свидетельств о таком расселении балтийских племен по средней и нижней Оке и в бассейне Мокши не имеется. Допустимо предположить, что эти племена или покинули данную территорию, или были ассимилированы финским населением задолго до прихода туда славян, а балтизмы в русскую топонимическую систему попали через посредство финской». Таким образом, можно говорить о том, что балтийские следы в топонимах куршаков связаны не с переселенцами из Литвы, а с сохранившимися следами балтийских племен.
Кроме того, говоря о местных гидронимах, нельзя не отметить, что в некоторых языках финно-угорской группы слово «шер» имеет значение ручей. То есть название ручья Ушер, протекающего при въезде в Ветчаны, вероятно имеет не балтийское, а финно-угорское происхождение, что подтверждает версию, высказанную И.Н. Хрусталевым.
Следующий аргумент в пользу «литовской теории» заключается в особом говоре куршаков. Краевед Мансуров отмечал, что в районе Курши «самый говор народный отзывается новым акцентом» куршаки цокают. Однако, изучив работы языковедов, мы узнаем, что «цоканье» вовсе не уникальная черта. В книге Е. Будде читаем: «какъ явленіе постоянное, мы встрѣчаемъ почти во всемъ Спасскомъ и во всемъ Касимовкомъ уѣздѣ цоканье, т. е. употребленіе звука ц вмѣсто ч». В подтверждение этого могу привести пример из собственного опыта, дело в том, что про явление «цоканья» я впервые услышала от уроженки мещерской деревни Муночь (Клепиковский район, Оськинское сельское поселение). В то время как название этого селения связывают с угро-финским словом «Мунц», в переводе «своя, собственная, общинная». Из чего следует вывод, что ссылаться на цоканье куршаков, как признак их связи с литовским народом нельзя. Оно было широко распространено и среди других групп населения северной части рязанской губернии.
Ну и последнее, что хотелось бы обсудить в свете возможной связи рязанских куршаков и литовских куршей, это рассказы старожилов о проведенных в 70-х годах биологических исследованиях, которые якобы подтвердили литовскую теорию. Но все дело в том, что эти исследования не касались изучения ДНК (двойную структуру этой молекулы открыли лишь в 1959 году, а методы установления родства с помощью ДНК появились лишь в 80-х). Скорее всего, местные жители имели в виду антропометрические измерения. То есть замер роста, соотношения определенных частей тела и черт лица, а также словесное описание частей тела, черт лица, пигментации кожи, волос, радужной оболочки глаз и т.п. Данный метод долгое время лежал в основе установления возрастных, половых, расовых и других особенностей физического строения человека. Однако важно понимать, что этот метод не обладает высокой точностью. К тому же мы ничего не знаем о качестве проведенных исследований, была ли обеспечена необходимая выборка испытуемых, статистическая обработка данных и т.п.
Подытожить все вышесказанное я хочу ссылкой на работу другого ученого Василия Тарасовича Ванюшечкина, которой, к слову, сам был родом из куршинской деревни Андроново. Ванюшечкин был одним их тех, кто не придерживался литовской версии происхождения куршаков. Изучив диалекты 10 местных деревень, он пришел к выводу, что куршаки потомки угро-финских племен, которые когда-то обитали в Мещере. Известные нам мещера, меря, мордва, населяющие рязанские земли также относятся к финно-угорским народам. Мнение В.Т. Ванюшечкина согласуется с работами Куфтина, Мерцаловой, Никольского, Хрусталева, Будде.
Так какая же версия ближе к истине? Ответ можно получить, лишь проведя тщательные исследования, направленные на изучение ДНК. В XXI веке это представляется возможным, но требует работы высококвалифицированных специалистов, а также финансирования. Увы, в ближайшие годы мы вряд ли узнаем разгадку тайны куршинского народа. К тому же не исключено, что истина где-то посередине. Ведь сослать литовцев могли не в глухой лес, а в уже обжитые коренным мещерским населением места. А, следовательно, у куршаков найдется и финно-угорская и литовская кровь. В науке нередко бывает, что верная теория появляется на стыке двух разных гипотез.
ВЕТЧАНЫ В 19-ОМ СТОЛЕТИИ
Обсудив загадки и тайны, связанные с историей деревни и ее коренного населения, перейдем к более точным данным. В немногочисленных источниках о жизни Ветчан в XVII- XVIII веках указано, что в 1678 году деревней владел стольник Василий Андреевич Сонцов-Засекин, а в 1747-1762 генерал-майор Василий Васильевич Нарышкин. К сожалению, свидетельства тех времен не дошли до наших дней. Поэтому перейдем к веку XIX.
Тогда деревня Ветчаны принадлежала светлейшему князю, генерал-фельдмаршалу Петру Михайловичу Волконскому. В 1813 году он построил здесь большую по местным меркам усадьбу с ландшафтным парком. Строительство осуществляли с помощью пленных французов. Один из жителей Ветчан рассказывал, что уже в наши дни его сосед нашел французскую монету тех времен.
О внешнем облике усадьбы мы узнаем из рассказа А.И. Куприна «Попрыгунья-стрекоза»:
«Жили мы в старом, заброшенном имении, где в 1812 году был построен пленными французами огромный деревянный дом с колоннами и ими же был разбит громадный липовый парк в подражание Версалю. Представьте себе наше комическое положение: в нашем распоряжении двадцать три комнаты, но из них отапливается только одна».
Конечно, безоговорочно доверять писателю нельзя, его произведения художественные и полны вымыслов, гипербол и обобщений. И все же описание недалеко от истины. Об этом свидетельствует отрывок из книги «По дороге в Мещеру» Бориса Можаева.
«А еще пленные проложили дорогу, отсыпали насыпь от барского дома до самой Курши, до церковного красного бугра, это уж Федин (прим. речь о краеведе Николае Васильевиче Федине) пояснял. В парке было три пруда, фонтан, сирень, жасмин и всякие аллеи.
Ничего от этих прудов да жасминов не осталось; на берегу какой-то болотины жались чахлые заломанные кустики сирени; по границе бывшего сада или парка кое-где стояли черноствольные раскоряченные липы, да на одном углу в виде глаголя подымалась чудом уцелевшая лиственничная аллея. Вот и все, что осталось от "подражания Версалю".
Дом сохранился наполовину, только левое крыло обшитый тесом фасад, широкие резные наличники, кое-где проступающая темно-бордовая окраска, а правая половина дома с центральным двухсветным залом, с колоннами, с портиком и крыльцом частично сгорела, а частично растаскана. Обнаженный сруб сложен из кондовых сосен, каждая толщиной в обхват. Вот уж сколько времени прослужили, да еще почти полвека торчат они непокрытыми, под солнцем, ветром, дождем и все еще целехоньки, ни гнили, ни трухи; стукнешь топором звенят. Вот что значит русский кондовый лес».
Книга Бориса Можаева была закончена в 1976 году. А уже в 1984 году Ирина Красногорская так напишет об усадьбе:
«Не только огромного деревянного дома с колоннами мы не увидели, но и липового парка, а то, что от него осталось, подражало не Версалю, а соседнему бору: кроме могучих лип, не менее могучие ели и осокори, трава по пояс. И всё-таки ветчане им гордились, даже не зная его истории».
Барский дом постигла печальная участь. Одна из стен усадебного дома была демонтирована и перевезена в музей деревянного зодчества. Остатки забрал на дрова один местный житель. Старожилы рассказывают, что, его чуть не придавило бревнами, когда он разбирал стены.
Но вернемся в XIX век, чтобы проследить историю почившей усадьбы. Ирина Красногорская справедливо задается вопросом, зачем богатому князю потребовалось строить усадьбу в столь отдаленной деревне?
«И непонятно, как, почему у этого сугубо столичного, великосветского человека возникло желание создать большую усадьбу с комфортабельным домом в самом центре Мещёры, среди болот, которые до сих пор указываются на карте. Зачем было там разбивать ландшафтный парк, когда в округе был лес да лес? Уж не со своим ли высокопоставленным другом Александром он собирался там коротать свой век известно, что тот помышлял удалиться подальше от своих императорских дел, от своего окружения?»
Насколько близко к правде это предположение мы уже не узнаем. Это очередная загадка в истории куршинских деревень. Одно известно точно: сам Волконский, скорее рассматривал Ветчаны как лесную дачу, куда можно приехать поохотиться, ведь его основное имение Суханово находилось под Москвой. Став министром императорского двора и уделов князь нанял петербургских архитекторов, связанных с императорским двором для застройки усадьбы. И именно Суханово стало центром майората (недвижимое имущество, на которое распространяется особое право наследования, также называемое майорат. Согласно ему все недвижимое имущество нераздельно переходит к старшему в роде, что позволяет избежать развала рода) Волконских.
После смерти Петра Михайловича Волконского имение по наследству перешло его сыну Григорию Петровичу. При нем в деревне произошли существенные изменения: согласно манифесту Александра II в Ветчанах была проведена крестьянская реформа. Об этом свидетельствует уставная грамота документ, в котором зафиксирована передача крестьянам земли, а также описаны их повинности.
Из уставной грамоты
По 10-й ревизии мужского пола душ: крестьян 399, дворовых 0
Всего дворов в селении 128.
В пользовании крестьян до обнародования положения состояло 2992 д. 237 с. земли:
Под усадебной оседлостью до 70 д. 1200 с.
Выгонов до 444 д. 927 с.
Покосами до 790 д. 1644 с.
Пашнего до 986 д. 1266 с.
Для справки:
д. десятина, с. сажень
1 дес=1,0925 га
1 саж. = 4,55225 м²
Надел до реформы составлял на каждую душу крестьян до 5 десятин 1787 саженей
Высший душевой надел для местности, в которой находится имение после реформы 4 десятины.
До обнародования положения крестьяне исполняли повинность, а именно платили оброк с тягла 16 руб. 67 к. серебром, доставляли с тягла по 40 руб. сена, обрабатывали 50 десятин озимого и 50 десятин ярового, убирали 5 десятин лугов и кроме того возили лес и исполняли другие хозяйственные работы.
После вступления в силу положения повинности прекращались, за предоставленные в постоянное пользование крестьян в количестве 4-х десятин на душу назначен оброк с каждого душевого надела 9 руб., а со всех 399 душевых наделов 359 руб. в год. За исправное отбывание повинностей ответствует круговою порукою все общество.
К сей уставной грамоте, управляющий Князя Волконского Франц Бикерт сельский староста Василий Артамонов и уполномоченные от Ветчинского сельского общества 1862 года июня 13 дня мировых посредников касимовского уезда 3 участника прибыли в дер. Ветчинную и при посторонних добросовестных дер. Невировой (Неверово) князя Оболенского Егора Максимова, дер. Чуфиловой Г. Чапышева (?) Никитина и деревне Г. Лубяповского Филиппа Павлова сия уставная грамота из ветчанского общества Егор Иванов, Иван Акимов, Иван Исаев, Степан Петров, Николай Иванов, Ларион Иванов.
Уже после отмены крепостного права усадьба Ветчаны перешла по наследству внучке Петра Михайловича, княгине Елизавете Григорьевне. Исходя из исторических документов, становится ясно, что она обменяла ветчанское имение «на казённые земли Борисоглебского в Тамбовской губернии».
В конце XIX века в усадебном доме разместилось Куршинское лесничество. А лесничим там служил не кто иной, как Станислав Генрихович Нат зять Александра Ивановича Куприна, чье описание усадьбы вы могли прочесть выше. Писатель наездами гостил у сестры в 1897-1899 годах, о чём свидетельствуют его произведения и переписка: «Мы жили тогда в Рязанской губернии, в ста двадцати верстах от большого торгового села Тума. "Тума железная, а люди в ней каменные", так местные жители сами про себя говорили»
«Охотился на глухарей в Касимовском уезде», сообщал Куприн своему другу И.А. Бунину в 1899 году.
Александр Куприн стал важным свидетелем жизни д. Ветчаны и навсегда увековечил местные топонимы в своих произведениях. Но это сыграло злую шутку. Многие краеведы стали использовать приведенные им описания и факты, как исторические источники. Но Куприн явно не стремился задокументировать увиденное в этих глухих краях. В его рассказах быль сплетается с выдумкой. Как пример, приведу рассказ «Мелюзга», где Александр Иванович так пишет о селе Курша.
«Окруженная старинным сосновым Касимовским бором, затерялась деревня Большая Курша. Обитателей ее зовут в окрестностях Куршей-головастой и Литвой-некрещеной. Смысл последнего прозвища затерялся в веках, но остался его живой памятник в виде стоящей в центре деревни дряхлой католической часовенки, внутри которой за стеклами виднеется страшная раскрашенная деревянная статуя, изображающая Христа со связанными руками, с терновым венцом на голове и с окровавленным лицом. Жители Курши коренные великороссы, крупного сложения, белокурые и лохматые. Говорят по-русски чисто, хотя нередко мешают ч и ц: вместо винцо произносят винчо, вместо человек целовек.
При въезде в деревню стоит земская школа; при выезде, у оврага, на дне которого течет речонка Пра».
Давайте же разберем этот отрывок. Ранее мы уже обсудили то, что касается скульптуры Христа. А теперь посмотрим на карту, и станет ясно, что от реки Пры до села Курша примерно 20 км через глухие леса. Кстати, Курша была именно селом, здесь с XVII века находилась церковь, в то время как Куприн называет селение деревней и видоизменяет название, добавляя к нему эпитет «большая». Совсем не похоже на правду и описание куршаков: в высоких, белокурых людях мы скорее узнаем жителей Тумы. Тогда как куршаков, напротив, описывали, как темноволосых и низкорослых.
«Несколько веков вся Мещёра называла куршаков литвой, отделяя от себя, отмежёвываясь от этого странного низкорослого народца» писал в книге «Иду Мещерой» Владимир Панков. Вторил этому краевед Мансуров «высокое, стройное, красивое население Тумской части Касимовского уезда резко отличается от черноволосого приземистого, более слабого, населения хотя бы куршенского края».
Все эти неточности лишнее напоминание о том, что история сложная наука, которая требует тщательной проверки источников. Ссылаться на художественные произведения крайне не профессионально, ведь фантазия автора может приукрасить действительность или вовсе создать новый образ, который не имеет никакого отношения к реальности.