Месть альфонсам - Елена Пани-Панкова


Елена Пани-Панкова

Месть альфонсам

Все персонажи и события в рассказах являются вымышленными. Всякое совпадение или сходство с реальностью возможно лишь случайно.


Мне всё равно, во что одета будешь

 Мне всё равно, во что одета будешь


Этой фразой ты покорил меня навсегда.


В ней было что-то от утраченного рая.


Ибо Адаму и Еве одежда не была нужна.


Мужчинам не свойственно так любить.


Эта твоя реплика прозвучала по-детски,


А может, и по-женски.


Прости, но это лучшее из того, что ты мне дал.

Самокат

Семья Коньковых получила у государства двушку. В их Н-ске подобное приравнивалось к выигрышу в лотерею. Сеня Коньков знал, что нести жалобы местным чиновникам это дохлый номер. Поэтому даже о мелких проблемах Семён сигналил сразу наверх.


Логично: ведь такие письма с приписками московских небожителей спускают вниз, и региональным бюрократам тогда не отвертеться. Свой метод парень называл «самокатом».


Сей нехитрый приёмчик часто срабатывал. Удалось, например, перенести автобусную остановку в более безопасное место, добиться строительства приюта для собак и даже обеспечить льготу другу-инвалиду.


Когда Сеня помог приятелю, он призадумался и над своей судьбиной. Быть сапожником без сапог не хотелось. «Я ведь тоже инвалид, имею жену, маленького сына, а живу в халупе без удобств,  рассуждал молодой человек.  Нет, так не пойдёт».


Семён отправился в мэрию, встал в очередь по улучшению условий проживания. Когда узнал, что номер его семь тысяч какой-то, а квартир инвалидам почти не дают, поначалу приуныл, затем разогнал привычный «самокат», а получив неутешительные ответы, решил судиться с государством. Был у него толковый знакомый адвокат по фамилии Шпыня. Иск он составил, но скепсиса не скрыл: дескать, шансы почти нулевые. Тем более что платил Сеня только за оформление заявления.


Однако пути Фортуны неисповедимы. Помочь Коньковым она решила через жену Семёна Алису.


Благоверная работала в городской газете. В те дни, когда иск с сомнительными перспективами ушёл в суд, в редакцию заявился вертлявый господин, правозащитник Давидян. Алисе он поведал душещипательный рассказ о том, что безвозмездно помогает детям-инвалидам, в том числе с получением квартир. Одно дело уже выиграл, о чём имеется документик (решение суда), второе, точно такое же,  в процессе. Статейку-бы дать


«Конечно, дадим!»  пылко пообещала Алиса. Она тут же сделала ксерокопии ценного решения суда: одну для подготовки публикации, а вторую для себя.


 Умница моя!  Похвалил муж, узнав о неожиданно приплывшем в их колоду тузе.  Вот и будешь опираться на этот материал в суде.


 Почему я?!  Алиса опешила и возмутилась одновременно.


 А кто из нас журналист?!  парировал супруг.  К тому же у меня здоровье слабое.


Предварительное заседание началось странно. Когда Алису и двух неприятных тёток, по всей видимости, чиновниц, впустили в кабинет судьи, тот смотрел телевизор. Скривившись, плюгавенький немолодой служитель Фемиды выключил плазму и начал скороговоркой зачитывать какую-то бумажку.


«Первое заседание назначено на пятое апреля»,  затем возвестил он. Все встали и направились к выходу. Алиса была в шоке. Увиденное сильно смахивало на город Глупов.


Спустя месяц началось долгожданное слушание дела. На него прибыло новое лицо пузатый мужчина из областного коммунального министерства.


 Истица поддерживает исковые требования?  проскрипел судья.


 Поддерживаю,  ответила Алиса вставая.


 Дополнения к исковым требованиям имеются?


Получив отрицательный ответ, блюститель закона принялся опрашивать ответчиков. Тётка-юрист из мэрии сыпала номерами законов и статей и в конце своего спича хищно заключила, что «квадраты» от государства Коньковым не положены.


 Поддерживаю,  вякнул толстый «коммунальщик».  У меня есть дополнение.


Это оказался ещё какой-то пункт, отсекающий семью Алисы от новоселья.


Журналистка попросила слово и выступила с домашней заготовкой, мстительно перечислив ссылки на законы из решения суда, которое так кстати преподнёс ей Давидян.


Новое заседание прошло ещё через месяц. Хищные номенклатурщики сдаваться не собирались, но у Алисы в рукаве появился ещё один туз. К этому времени Давидян выиграл очередное дело о квартирах для несчастных детишек, и девушка предвкушала триумф.


Судья одобрил ходатайство, затем дал слово всём трём оппонентам Коньковой.


Она смотрела на людей-функций, сих карикатурных «кентавров» и радовалась, что здесь, в этой нечеловеческой мертвенной данности, оказалась временно. Было не столько обидно, сколько противно от созерцания упорства и сплочённости, с коими эти оболочки обороняли Систему. Здесь и сейчас она была для них врагом, едва ли не личным. Одним своим приходом сюда, в эти вылущенные стены, одним своим требованием положенного ей по закону Алиса их оскорбляла.


Выступление её опять было пламенным и убедительным. Словно не услышав всего этого, дама из городской администрации бесцветным голосом зачитала очередное возражение. Двое остальных врагов так же бесстрастно с ней согласились.


Спустя полчаса Алиса в эйфории звонила мужу. Судья-сморчок встал на её сторону.

Скопец Акунина

То, что Григорий Чхартишвили (он же Борис Акунин, он же Анатолий Брусникин, он же Анна Борисова),  агент влияния, думаю, понимает даже школьник. Этот культуртрегер или даже культурТРИГГЕР (моё стихотворение см. ниже), несомненно,  один из создателей окон Овертона.



Взглянем хотя бы на пародию Бориса Акунина на роман Льва Толстого, которая называется «Мир и война».



Любопытнейшим персонажем произведения, безусловно, является скопец Платон Иванович (а у Толстого, как мы помним, Платон Каратаев один из осевых персонажей.



Не собираюсь тут грузить вас размышлизмами, ибо всё в этом фрагменте из романа Акунина (есть там ещё один кусок на эту же щепетильную тему, но он мало что добавляет к этому). Итак, отрывок из «Мира и войны» (грамматика сохранена):



«Прежде чем выкупить арестанта из тюрьмы, Катина, конечно, обстоятельно с ним поговорила. Спросила напрямую, как делала всегда: зачем же ты такое над собой сотворил?



Платон Иванович охотно объяснил он был сердечен с людьми любого звания.



 Для чистоты, матушка-голубушка. Человек он ведь какой? Из грязного и чистого слеплен, напополам. Грязь это стыдное, грешное. Оно всё через низ идет, от срама. Так отсеки срамное от тела, оно отойдет и из ума. Раньше я был зол, завистлив, до чужого охоч. Бывало увижу бабу иль девку не в очи, Божьи окошки, смотрю, а на стати. Думаю: эх, повалить бы ее где иль прижать. А ведь у бабы тоже душа вечная. Освободился от тяготы будто камень скинул. Так-то легко стало, свободно, радостно! Господи Иисусе, Никола угодник, да кабы человецы ведали, какое счастие чистым быть все бы охолостились. Никто б не дрался, не кобелился, и все б друг дружку жалели, любили.


Катина слушала и думала, что не так это глупо. В общем, забрала тихого человечка из острога и ни разу о том не пожалела».



«Все бы охолостились». Каково, а?! Чешуя сквозь костюмчик автора не просвечивает?



«КультурТРИГГЕР» (автор Елена Пани-Панкова, авторские права защищены)



Тоже открывает окна Овертона


виртуозный враль и гений обертона.


Он смутит умело, искуситель тонкий,


в саспенсе закрутит сей агент негромкий.


Рана розой стала и болит приятно,


а число адептов возрастает кратно.


КультурТРИГГЕР сладок, оттого успешен,


а зануден правый, критик безутешен.


Нет брехне препятствий в жизни этой зыбкой,


ты не верь ему в системе многоликой.


За что я страдаю?

"За что я страдаю?"  часто слышала я в детстве от соседа снизу.


Эти экзистенцильно-драматичные всхлипы падали в пустоту. Никанора даже мы, мелкие, не воспринимали всерьёз.


Порою сосед кормил соседских детей раками, которых ловил на далёком Дону, привозил живыми и варил. Поедал их под горькую и всё время вопрошал: "За что я страдаю?"


Я жалела Никанора. Другие взрослые были противными: надменными, жёсткими, двуличными. Самыми неприятными их особенностями казались умение кучковаться ради наживы и самоутверждаться за счёт нас, своих чад.


А этот был изгоем, одиночкой, к тому же "дурачком", большим ребёнком. Мы, маленькие обезьянки, чувствовали в нём слабину парии и нагло пользовались этим, обнося его яблоню.


Позже я поняла одну ошибку соседа. Если ругаешь группу детей, распекать нужно персонально, обращаясь к каждому по имени, а не всех скопом, обезличенно.


Никанор этой педагогической хитрости не знал, оттого даже те, кто едва встал с горшка, не боялись его.


Может, потому и страдал?

Едоки и рабочие муравьи

Истеблишмент часто цитирует Ленина: "Политика это концентрированное выражение экономики". Для отвода глаз.


Однако законы Адама Смита, судя по всему, кукловоды давно тайно отменили.


Сегодняшняя экономика это концентрированное выражение политики. А современная политика, если в двух словах,  это постоянная работа поработителей ойкумены над достижением баланса числа едоков и рабочих муравьёв.


Первых сегодня на планете, как утверждает статистика, много. Мировую элиту, безусловно, не волнует, как они выживают. Главное, чтобы масса приматов исправно кормила тех, кто наверху. И не просто кормила, а давала возможность получать все блага жизни, какие только возможны.


Итак, закулисе остро необходимо определённое количество рабочих муравьёв. А поскольку те, кто пока ещё активно размножается,  это, как правило, жители третьего мира, склонные не трудиться, а сидеть на наркотиках и промышлять криминалом, понятно, почему на многострадальной Земле не утихают войны и появляются лабораторно выведенные вирусы.


Ну а потенциально качественные рабочие  муравьи, как правило, если и хотят трудиться, то не на конвейерах и не обслугой. Надо сделать  так, чтобы они не имели возможности реализовать свой потенциал.


Отсюда антиобразование в так называемых бесплатных школах (впрочем, начинается оно в платных детсадах), успешно прививающее ненависть к саморазвитию. Отсюда разрешённые (в виде сигарет и алкоголя) уже с 18 лет наркотики.


Курящий и пьющий "муравей", конечно, часто даёт бракованное потомство. Однако велика вероятность, что генетический мусор, этот суггестораб не будет рыпаться. Дополнительно его "пеленают" кредитными соблазнами. А чтобы пара таких погашенных  всё-таки заимела хотя бы одного отпрыска, ей дают маткапитал, льготную ипотеку и бесплатное ЭКО.

Виктория Токарева и любовный роман

Недавно перечитывала повести и рассказы Токаревой и вдруг поймала себя на мысли: а ведь в последнее время читаю всё больше современные романы. Почему же издатели перестали жаловать повести и рассказы? Об опубликовании за гонорары современных стихов вообще не заикаюсь. Но ведь всё просто: "изгоями" поэзию и "короткую" прозу сами издатели и сделали.



Хотите, чтобы ваше произведение вышло в свет? Извольте наваять Его Величество Роман. Одно из крупнейших издательств России так и пишет на своём сайте: в раздел "Художественная литература" принимаются тексты объёмом не менее 7 авторских листов (то есть 280 тыс. знаков, поскольку авторский лист это 40 тыс. знаков). То, что меньше или написано стихами,  неформат.



И закралась в голову нехорошая такая мыслишка: а пробилась бы талантливая Токарева сейчас со своими "неформатными" произведениями? Можете закидать меня тухлыми яйцами, но я в этом не уверена. Ведь её "неформат"  не только краткость, которая, как известно,  сестра таланта.



Поясню. С некоторых пор я не могу читать о любви в любовных романах.



Меня тошнит уже от одной мысли о том, что ВСЕ ОНИ (не верите, проверьте сами) заканчиваются хеппи-эндом. Как в Голливуде. Жалко, ей-богу, современных авторш, вынужденных в угоду издателям изменять своему таланту и правде жизни.



Ну а Виктория Токарева может себе позволить этого не делать. Какое счастье!



И ещё. А пробился бы сегодня к массовому читателю лаконичный Чехов?

Борщ

 Мама, а зачем ты за него вышла?  Шестилетний сын Даня с укором смотрел на Лизу из-под шапочки. Набравшая темп женщина (они опаздывали в детсад) резко затормозила.


 Во-первых, не за него, а за папу. Во-вторых, я вышла за него замуж, потому что полюбила. А в-третьих, побежали, а то завтрака не получишь,  занудила Лиза.


Сынишка ничего не ответил. Он был развит не по годам и, кажется, сообразил, что момент для таких расспросов явно не подходящий.


 Лучше бы Даня поинтересовался, почему я не могу уйти от мужа,  размышляла Елизавета по пути из сада на работу.