Да-да, я сейчас, принесу брезент, торопливо ответил испуганно шофёр и побежал рыться в кабине.
Ну что, про напавших на лесовоз снеговиков, я думаю, надо опустить, сказал Лёша Денису отойдя в сторону, скажем ребятам, что кто-то выскочил из кустов и убил Илью, когда они остановились по нужде. А то все с перепугу и в панике по лесу разбегутся, ищи их потом в темноте. Пусть лучше полиция разбирается, что тут произошло.
Хорошо, согласился Денис.
Парни заглянули в кабину к Насте.
С тобой всё в порядке? спросил её Денис.
Да, дрожащим голосом ответила она и разрыдалась.
Ну успокойся, всё уже позади, посиди пока здесь, а мы позовём остальных, попросил её Алексей и захлопнул дверцу.
Алексей с Денисом вернулись к ожидающим их одноклассникам и вкратце рассказали им о страшной трагедии. Две девочки разрыдались, и классная стала их успокаивать.
Когда все подошли к машине, и увидели впереди на дороге накрытое тело брезентом, Альбина попросила:
А нам можно на него посмотреть?
Лучше не надо, сурово ответил возмужавший вдруг, Алексей.
Все школьники стояли у заведённого грузовика сбившись в кучу и тревожно переговаривались, а девочки находились на грани паники и нервного срыва. В это время два луча света фар и проблески синей мигалки в темноте со стороны города оповестил о идущей к ним машине. Действительно, через пять минут к ним подъехала «скорая помощь». Из неё вышли в халатах мужчина и женщина и мужчина бодрым голосом спросил:
Ну где у вас тут травмированный? У-у, сколько вас тут много, что вы тут делаете ночью, в такой глухомани?
Девочка у нас ногу подвернула, в кабине сидит, ответил за всех Алексей, а основной травмированный дальше, на перевале, и ещё у нас есть один труп, вон там лежит накрытый брезентом, вы мимо него проехали.
Женщина пошла в машину осматривать Настю, а мужчина-доктор подошёл к лежащему телу, приподнял брезент, присел возле него, пальцами пощупал пульс на шее, но вскоре встал и опять прикрыл тело брезентом.
Да, впечатляюще. Что можно тут сказать, медицина здесь бессильна, и добавил, оглядываясь по сторонам, так где, вы говорите, второй пострадавший?
Девчонки опять заплакали, а Марья Сергеевна сказала:
Там на перевале, туда ещё ехать надо, минут десять-двадцать.
Вышедшая женщина-доктор из кабины лесовоза сказала:
У девочки сильный вывих коленного сустава, ей идти нельзя, она бредит про каких-то снеговиков, напавших на них, я сделала ей обезболивающий и дала успокоительного, надо помочь ей пересесть в «скорую», мы возьмём её с собой. Ребята осторожно перенесли Настю в машину «скорой помощи» и усадили там в кресло.
Ну что ж, оставайтесь здесь ждать автобуса, сказал доктор, сочувственно вздохнув, или добирайтесь до станции пешком, тут около часа ходьбы. А мы поедем на перевал, постараемся спасти второго пострадавшего. Врачи сели в машину, и скорая помчалась на Берёзовый перевал.
Ну, что будем делать? спросила ребят Марья Сергеевна, когда «скорая помощь» уехала, мигая голубыми огоньками.
Я считаю, что нам надо идти на станцию, решительно сказал Алексей, в любом случае мы придём домой раньше, чем будем здесь сидеть и ждать, когда за нами автобус приедет. Встретим его по пути хорошо, а не встретим и так дойдём. Рюкзаки оставим пока в кабине грузовика, с собой возьмём только фонарики. Правильно я говорю? обратился он к водителю,
Да-да, конечно, пусть лежат, куда они денутся, согласился шофёр. а вы идите, здесь через три поворота сотовая связь появиться, вызовите сюда полицию и машину, забрать тело, а мне всё равно их ждать, присмотрю тут, и кивнул в сторону трупа, накрытого брезентом.
Все посмотрели за ним на бездыханное тело Ильи, и сразу согласились с доводами Алексея.
Ребята выстроились двумя цепочками, впереди девушек пошла Марья Сергеевна, а впереди юношей Алексей. Он попытался вернуть классной фонарик, но она наотрез отказалась, тогда Лёха отдал ей свой.
Они шли быстро, иногда переходя на лёгкий бег для согрева, дорога была хорошая, чистая от снега, и шла всё время под уклон, поэтому передвигаться относительно было легко. Бегущие светили только себе под ноги, и со стороны темноты могло показаться, что две группы людей выстроились в затылок друг другу и бегут, держа в руках светящиеся палки. Две цепочки по шесть человек бежали сосредоточенно и молча, только изредка парни разом выкрикивали в темноту: «Ур-р-ха!», а девушки, выталкивая из себя страх, вторили им: «Хо-хо!».
Повзрослевшие за одну ночь школьники бежали в темноте навстречу неизбежности, и в сердце у каждого теплилась слабая надежда, что всё плохое уже закончилось, или может скоро закончиться.
Учитель Эльза
Будущее в руках школьного учителя. Виктор Гюго
Как и прошлое
Елизавета Захаровна задержалась вечером в школе за проверкой школьных сочинений учеников девятого «В» класса, где она была классным руководителем, и исправив наконец все ошибки последнего опуса школьного сочинителя, подняла голову. За окном уже стало темнеть.
Опять придётся тащиться домой по этой слякоти в темноте, с тоской подумала она, надевая тяжёлое, сырое от утреннего дождя пальто, так и не высохшее за день.
Автобуса, как всегда, на остановке не было, и она, зная, что его можно прождать час, пошла до дома пешком, заметно прихрамывая на левую ногу, под мерзким липким дождём со снегом, от одного тускло-жёлтого фонаря к другому, осторожно ступая по снежной каше на тротуаре. Порывы ветра ещё утром сломали спицы её старенького японского зонтика, и она даже не стала брать с собой эту бесполезную вещь, отчего мокрый снег сейчас слепил ей глаза и приходилось постоянно вытирать лицо носовым платком, чтобы не упасть в проложенный вдоль тротуара водосточный жёлоб без решёток, которые стащили металлисты ещё года два назад.
По привычке, чтобы не раздражаться от всего этого безобразия, она продолжала рассуждать про себя о прочитанных сегодня сочинениях её подопечных на тему лишнего человека, имея в виду Чацкого в «Горе от ума» Грибоедова. Ученики её класса были на редкость сообразительными и самостоятельными, так как их собрали из трёх закрывшихся в округе школ с целью экономии городского бюджета (да и нечего пытаться учить всех балбесов, не желающих ничего, кроме развлечений). Её подопечные учились с удовольствием, не зацикливались на официальной школьной программе и всегда старались самостоятельно докопаться до правды через интернет.
Но эта, казалось бы, положительная черта у любознательных детей стала давать обратный эффект. Ученики всё чаще стали задавать неудобные вопросы о правдивости предложенных школьных знаний по истории, литературе, естествознанию, физике и даже математике, на которые у преподавателей не было достойных ответов, так как они и сами знали о лживости и однобокости учебников, а чтобы не быть уволенными за вольнодумство, продолжали врать, убеждая учеников в величии апостолов демагогии или превосходстве одного народа над другим.
И сегодня Коля Строев в своём сочинении подробно расписал, откуда взялась фраза, вложенная в уста Чацкого Грибоедовым: «И дым отечества нам сладок и приятен», сказанная им во время возвращения в Россию после трёхлетнего пребывания в Европе. Грибоедов её взял, немного изменив, из стихотворения «Арфа», написанного Державиным в 1798 году, имея в виду свои ощущения при возвращении из Персии через степи в Россию. В степи жгли костры для приготовления пищи из соломы и кизяка, от которых дым был едкий, вонючий и горький, а когда он проезжал уже через российские долины, костры жгли из хвороста и веток садовых деревьев, что во множестве росли вдоль тракта, и они при горении давали приятный сладковатый дурманящий запах. Мало того, это выражение, приписываемое учебниками Державину, который почерпнул его якобы у Гомера в «Одиссее», на самом деле было произнесено российским императором Павлом I во время посещения им Казани 27 мая в 1798 году. Прогуливаясь в садах казанских дворян чиновников Лидского и Волкова майским солнечным днём император вместе со своей свитой около двух часов наслаждался цветением яблонь и вишен, слушал игру арфы крепостных музыкантов и затем обратил внимание на душистый запах дымков, доносящихся от костров, разожжённых челядью по краям садов, и спросил у сопровождавших его местных чиновников:
Откуда, господа, этот сладковатый запах доносится?
Волков, стоящий рядом, объяснил:
Ваше императорское величество, это крестьяне дымокуры разожгли от комаров и гнусов, да и вместо благовоний приятно.
Император Павел I, будучи человеком высокообразованным, процитировал Гомера из его «Илиады»: «Et fumus patriae dulcis». И добавил от себя:
Как хорошо тут. Отечества и дым нам сладок и приятен.
Гаврила Державин находился в свите приглашённых, записал очередное изречение императора и использовал его потом в своём стихотворении «Арфа». Но все школьные учебники постарались забыть о просвещённости Павла I, представляя его придурком, за его гонения на еврейских банкиров после его восшествия на престол, и естественно, этот эпизод постарались стереть из памяти потомков, но видимо не до конца стёрли.
И что мне теперь с этим сочинением делать? пробормотала Елизавета Захаровна, проходя мимо последней автобусной остановки по направлению к дому, на которой три мокрые старухи жгли газовую плитку, грея озябшие корявые пальцы рук в ожидании автобуса. Или вот недавно на уроке истории задают нетактичный вопрос: «Зачем Ленин с дружками перекрошил в лапшу всех российских дворян?» И что мне им отвечать? Что все дворяне были плохие и лишние люди? Да вроде нет, самая умная часть общества, надежда и опора государства. Правда зажрались «маненько» помазанники божьи «Ваше благородие», «Ваше высокопревосходительство», «Дозвольте ручку, Ваше преосвященство». Вот и перестрелял их озверевший родной народ под идеей марксизма-ленинизма, но детям ведь этого не скажешь, и приходится всё время врать, изворачиваться, про революционность масс
Изрядно продрогнув, Елизавета Захаровна через час добралась наконец до своей однокомнатной квартирки, расположенной на первом этаже пятиэтажного панельного дома. Она с трудом открыла разбухшую от сырости входную дверь при помощи топора, припрятанного для этого в нише, привычно воткнув его лезвие в щель проёма, навалившись грудью на топорище, подвернула на себя полотно двери и щёлкнула настенным выключателем в прихожей, но свет не загорелся, в квартире по-прежнему было темно и холодно, как в могиле. Ещё утром свет погас от того, что в очередной раз замкнуло электрощит в коридоре, от протекающей крыши дома во время дождя, обещали починить за день, да так видно и не смогли.
И что теперь делать? спросила она у темноты, а так как ответа не последовало, Елизавета Захаровна вздохнула, нащупала на полочке спички, зажгла огрызок свечи и, пройдя в комнату, достала из холодильника кастрюльку со вчерашними макаронами с тушёнкой, поставила её в сумку и пошла из мрачной ледяной квартиры, заколотив обратно неподатливую входную дверь обухом топора.
На улице по-прежнему шёл мерзкий мелкий дождь со снегом, а порывы холодного ветерка, казалось, пронизывали насквозь замёрзшее тело, причиняя Елизавете Захаровне невыносимые физические страдания.
Она как можно быстрее дошла до автобусной остановки, где по-прежнему грелись три старушки, отодвинула их и молча поставила свою кастрюльку на газовую плитку. Старушки суетливо посторонились, освобождая место у огня, и продолжили греть костлявые пальчики рук. На ногах у них были надеты целлофановые пакеты, и аккуратно завязанные шпагатной верёвочкой выше щиколоток, чтобы обувь не промокала, да и ноги так меньше мёрзли.
Из-за поворота медленно выполз длинный жёлтый старый автобус без дверей, освещая себе дорогу мутными фарами. На остановке он шумно выдохнул, затрясся всем своим ржавым старческим телом и встал.
Вон кондуктор припёрся, мать его! выругалась одна из старух и сплюнула в сторону машины.
В ярко освещённом салоне без стёкол сидели, развалясь и положив ноги на соседние лавки, пятеро крепких молодых парней в кожаных куртках. Один из них, самый высокий, встал и медленно вышел в проём двери, держа в руках здоровенный солдатский закопчённый чайник. В отличие от остальных, на нём было одето длинное, до самых пят, чёрное кожаное пальто нараспашку, под которым виднелась чёрная рубашка и черные кожаные штаны. Он в раскачку подошёл к стоящим на остановке бабулькам и повелительно сказал:
Ну, где?
Одна из старушек торопливо достала железную кружку из своей брезентовой сумки, перекинутой через плечо, высыпала из неё все монеты в огромную ладонь кондуктора и подставила ему пустую ёмкость. Здоровяк заглянул в неё и, убедившись, что она пустая, плесканул туда из чайника мутной дымящейся жидкости, медленно повернулся и зашёл обратно в дребезжащую машину. Автобус взревел, как раненый зверь, выпустил облако ядовитого дыма, дёрнулся пару раз и с трудом потащился дальше. Когда он отъехал, старушка выплеснула вонючую жидкость на дорогу, вздохнула и вернулась к огню.
Зачем же ты все деньги ему отдала, хватило бы и половины, недовольно пробурчала одна из старушек.
Ага, отдай половину, узнают, шкуру сдерут. На нижней остановке, видели, поломанный жёлтый грузовичок японский стоит со спущенными колесами?
Ну стоит, и что?
А то. Иду мимо на прошлой неделе, а у него борта откинуты, украшены гирляндами из цветов, а на кузове толстый зеленый ковёр, усыпанный белыми цветочками, что-то прикрывает. Я зашла сзади, посмотрела, а из-под него три ноги голые торчат с жёлтыми пятками, и все левые.
А правые тогда где? ужаснулись её подружки.
То-то и оно! Поэтому пусть подавятся, и добавила без всякого перехода, тихо, сплюнув себе под ноги: «А в овощной магазин вчера, селёдку свежемороженую завезли, алюторскую говорят».
В какой магазин? переспросила её Елизавета Захаровна.
Да вон в тот, через дорогу, напротив, и махнула рукой в сторону неоновой вывески «Овощи и фрукты», приветливо подмигивающей буквой «ф», косо прикреплённой на первом этаже пятиэтажного панельного дома, стоящего почти напротив остановки.
Я пойду, схожу туда, а вы присмотрите пока за макаронами, чтобы не пригорели, попросила старушек Елизавета Захаровна и, подняв воротник промокшего пальто, пошла через дорогу, с трудом преодолевая сопротивление обжигающего колючего ветра
Или вот Шарова Римма из девятого «В» недавно заявила, продолжила по привычке рассуждать Елизавета Захаровна, таким образом отвлекаясь от мерзкой реальности: «А почему я должна, как все, восхищаться картиной «Мона Лиза» работы Леонардо да Винчи? На ней изображена, по моему мнению, хитрая злая торговка подпорченным товаром, а я должна умиляться так называемой загадочной улыбкой Джоконды. Нет там никакой загадочности, сплошное надувательство». Мне самой, вообще-то, больше нравятся работы простого примитивного лубочного художника Филимонова с его летящими по небу бабами и мужиками или чёрточки, квадратики и кружки Кандинского, Пикассо и подобные художественные произведения, граничащие с ремеслом. Всё просто и понятно, как жирные лебеди или олени с ветвистыми рогами на настенных ковриках в крестьянских избах. Эта простая мужицкая аляповатая живопись, больше радует глаз и умиротворяет. Так уж у нас мозги устроены, что ли? подытожила про себя Елизавета Захаровна, подходя к мини-маркету.
В маленьком магазинчике было людно, человек десять толпились у прилавка под видом выбора необходимого овоща, а на самом деле, наверное, просто грелись и прятались от непогоды. В тесном помещении было душно, воняло гнилой картошкой и испорченной рыбой, на прилавке в пластиковых корзинах лежали: сморщенная морковка, похожая на свиные хвостики, чёрненькие свекольные головки, склизкие остатки капусты, в алюминиевой ванночке плавали в собственном рассоле полуразложившиеся рыбки неизвестного вида, а в углу за прилавком догнивала сваленная в кучу на полу мокрая перемороженная картошка. Перед продавщицей стоял зелёный пластмассовый бачок, вертикально набитый замороженной селёдкой, которая поблескивала среди общего гнилья и напоминала почему-то новый год.