Раздевшись и помолясь богу, я улеглась на узенькую неудобную кроватку и накрылась одеялом. Мне было очень странно видеть и эту убогую постель, и старенькое одеяло в роскошной обстановке моего дяди. И вдруг смутная догадка мелькнула в моей голове, почему у Жюли бедная каморка и плохонькое одеяло, тогда как у Ниночки нарядные платьица, красивая детская и много игрушек. Мне невольно припомнился взгляд тёти Нелли, каким она взглянула на горбунью в минуту её появления в столовой, и глаза той же тёти, обращённые на Ниночку с такой лаской и любовью.
И я теперь разом поняла всё. Ниночку любят и балуют в семье за то, что она живая, весёлая и хорошенькая, а бедную калеку Жюли не любит никто.
«Жюлька», «злючка», «горбушка» припомнились мне невольно названия, данные ей её сестрою и братьями.
Бедная Жюли! Бедная маленькая калека! Теперь я окончательно простила маленькой горбунье её выходку со мною. Мне было бесконечно жаль её. Непременно подружусь с нею, решила я тут же, докажу ей, как нехорошо клеветать и лгать на других, и постараюсь приласкать её. Она, бедняжка, не видит ласки! А мамочке как хорошо будет там, на небе, когда она увидит, что её Ленуша отплатила лаской за вражду.
И с этим добрым намерением я уснула.
Мне снилась в эту ночь огромная чёрная птица с круглыми глазами и лицом Матильды Францевны. Птицу звали Баварией, и она ела розовую пышную башенку, которую подавали на третье к обеду. А горбатенькая Жюли непременно хотела высечь чёрную птицу за то, что она не желала занять место кондуктора Никифора Матвеевича, которого произвели в генералы.
Глава VIII
В гимназии. Неприятная встреча. Я гимназистка
Вот вам новая ученица, Анна Владимировна. Предупреждаю, девочка из рук вон плоха. Возни вам будет достаточно с нею. Лжива, груба, драчлива и непослушна. Наказывайте её почаще, Frau Generalin (генеральша) ничего не будет иметь против.
И, закончив свою длинную речь, Матильда Францевна окинула меня торжествующим взглядом.
Но я не смотрела на неё. Всё моё внимание привлекала к себе высокая, стройная дама в синем платье, с орденом на груди, с белыми как лунь волосами и молодым, свежим, без единой морщинки лицом. Её большие, ясные, как у ребёнка, глаза смотрели на меня с нескрываемой грустью.
Ай-ай-ай, как нехорошо, девочка! произнесла она, покачивая своей седой головою.
И лицо её в эту минуту было такое же кроткое и ласковое, как у моей мамочки. Только моя мамочка была совсем чёрненькая, как мушка, а синяя дама вся седая. Но лицом она казалась не старше мамочки и странно напоминала мне мою дорогую.
Ай-ай-ай! повторила она без всякого гнева. И не стыдно тебе, девочка?
Ах, как мне было стыдно! Мне хотелось заплакать, так мне было стыдно. Но не от сознания своей виновности я не чувствовала никакой вины за собою, а потому только, что меня оклеветали перед этой милой ласковой начальницею гимназии, так живо напомнившей мне мою мамочку.
Мы все трое, Матильда Францевна, Жюли и я, пришли в гимназию вместе. Маленькая горбунья побежала в классы, а меня задержала начальница гимназии Анна Владимировна Чирикова. Ей-то и рекомендовала меня злая Бавария с такой нелестной стороны.
Верите ли, продолжала Матильда Францевна рассказывать начальнице, всего только сутки как водворили у нас в доме эту девочку, тут она мотнула головой в мою сторону, а уже столько она набедокурила, что сказать нельзя!
И начался долгий перечёт всех моих проделок. Тут уж я не выдержала больше. Слёзы разом навернулись мне на глаза, я закрыла лицо руками и громко зарыдала.
Дитя! Дитя! Что с тобою? послышался надо мной милый голос синей дамы. Слёзы тут не помогут, девочка, надо стараться исправиться Не плачь же, не плачь! И она нежно гладила меня по головке своей мягкой белой рукою.
Не знаю, что сталось со мною в эту минуту, но я быстро схватила её руку и поднесла к губам. Начальница смешалась от неожиданности, потом быстро обернулась в сторону Матильды Францевны и сказала:
Не беспокойтесь, мы поладим с девочкой. Передайте генералу Иконину, что я принимаю её.
Но помните, уважаемая Анна Владимировна, скривив многозначительно губы, произнесла Бавария, Елена заслуживает строгого воспитания. Как можно чаще наказывайте её.
Я не нуждаюсь ни в чьих советах, холодно проговорила начальница, у меня своя собственная метода воспитания детей.
И чуть заметным кивком головы она дала понять немке, что она может оставить нас одних.
Бавария нетерпеливым жестом одёрнула свою клетчатую тальму[1] и, погрозив мне многозначительно пальцем на прощание, исчезла за дверью.
Когда мы остались вдвоём, моя новая покровительница подняла мою голову и, держа моё лицо своими нежными руками, проговорила тихим, в душу вливающимся голосом:
Я не могу верить, девочка, чтобы ты была такою.
И снова глаза мои наполнились слезами.
Нет, нет! Я не такая, нет! вырвалось со стоном и криком из моей груди, и я, рыдая, бросилась на грудь начальницы.
Она дала мне время выплакаться хорошенько, потом, поглаживая меня по голове, заговорила:
Ты поступишь в младший класс. Экзаменовать тебя теперь не будем; дадим тебе оправиться немного. Сейчас ты пойдёшь в класс знакомиться с твоими новыми подругами. Я не стану провожать тебя, ступай одна. Дети сближаются лучше без помощи старших. Постарайся быть умницей, и я буду любить тебя. Хочешь, чтобы я тебя любила, девочка?
О-о! могла только выговорить я, глядя с восхищением в её кроткое, прекрасное лицо.
Ну смотри же, покачала она головою, а теперь ступай в класс. Твоё отделение первое направо по коридору. Торопись, учитель уже пришёл.
Я молча поклонилась и пошла к дверям. У порога я оглянулась, чтобы ещё раз увидеть милое молодое лицо и седые волосы начальницы. И она смотрела на меня.
Ступай с богом, девочка! Твоя кузина Юлия Иконина познакомит тебя с классом.
И кивком головы госпожа Чирикова отпустила меня.
* * *
Первая дверь направо! Первая дверь
Я с недоумением оглядывалась вокруг себя, стоя в длинном светлом коридоре, по обе стороны которого тянулись двери с прибитыми чёрными дощечками над ними. На чёрных дощечках написаны цифры, обозначающие название класса, находящегося за дверью.
Ближайшая дверь и чёрная дощечка над нею принадлежали первому, или младшему, классу. Я храбро приблизилась к двери и открыла её.
Тридцать, или около этого числа, девочек сидят на скамейках за покатыми столиками в виде пюпитров. Их по две на каждой скамейке, и все они записывают что-то в своих тетрадках. На высокой кафедре сидит черноволосый господин в очках, с подстриженною бородою и вслух читает что-то. У противоположной стены за маленьким столиком какая-то тощая девушка, чёрненькая, с жёлтым цветом лица, с косыми глазами, вся в веснушках, с жиденькой косичкой, заложенной на затылке, вяжет чулки, быстро-быстро двигая спицами.
Лишь только я появилась на пороге, как все тридцать девочек как по команде повернули ко мне свои белокурые, чёрненькие и рыжие головки. Тощая барышня с косыми глазами беспокойно завертелась на своём месте. Высокий господин с бородою, в очках, сидевший за отдельным столом на возвышении, пристальным взором окинул меня с головы до ног и произнёс, обращаясь ко всему классу и глядя поверх очков:
Новенькая?
И рыженькие, и чёрненькие, и беленькие девочки прокричали хором на разные голоса:
Новенькая, Василий Васильевич!
Иконина-вторая!
Сестра Юлии Икониной.
Вчера только приехала из Рыбинска.
Из Костромы!
Из Ярославля!
Из Иерусалима!
Из Южной Америки!
Молчать! кричала, надрываясь, тощая барышня в синем платье.
Учитель, которого дети называли Василием Васильевичем, зажал уши, потом разжал их и спросил:
А кто из вас может сказать, когда благовоспитанные девицы бывают курицами?
Когда они кудахчут! бойко ответила с передней скамейки розовенькая белокурая девочка с весёлыми глазками и вздёрнутым пуговицеобразным носиком.
Именно-с, ответил учитель, и я прошу оставить ваше кудахтанье по этому случаю. Новенькая, обратился он ко мне, вы сестра или кузина Икониной?
«Кузина», хотела ответить я, но в эту минуту с одной из ближайших скамеек поднялась бледная Жюли и произнесла сухое:
Я, Василий Васильевич, не хочу считать её ни сестрой, ни кузиной.
Это почему же? Почему такая немилость? изумился тот.
Потому что она лгунья и драчунья! крикнула со своего места белокурая девочка с весёлыми глазами.
А вы почём знаете, Соболева? перевёл на неё глаза учитель.
Мне Иконина говорила. И всему классу говорила то же, бойко отвечала живая Соболева.
Недурно, усмехнулся учитель. Хорошо же вы отрекомендовали кузину, Иконина. Нечего сказать! Откровенно! Да я бы на вашем месте, если бы это и было так, скрыл от подруг, что у вас кузина драчунья, а вы точно хвастаетесь этим. Стыдно выносить сор из избы! И потом Странно, но эта худенькая девочка в траурном платьице не имеет вида драчуньи. Так ли я говорю, а, Иконина-вторая?
Вопрос был обращён прямо ко мне. Я знала, что мне надо было ответить, и не могла. В странном смущении стояла я у дверей класса, упорно смотря в пол.
Ну хорошо, хорошо. Не смущайтесь! ласковым голосом обратился ко мне учитель. Садитесь на место и пишите диктовку Жебелева, дайте тетрадку и перо новенькой. Она сядет с вами, скомандовал учитель.
При этих словах с соседней скамейки поднялась чёрненькая, как мушка, девочка с маленькими глазами и тоненькой косичкой. У неё было недоброе лицо и очень тонкие губы.
Садитесь! довольно-таки нелюбезно бросила она в мою сторону и, подвинувшись немного, дала мне место около себя.
Учитель уткнулся в книгу, и через минуту в классе по-прежнему стало тихо.
Василий Васильевич повторял одну и ту же фразу несколько раз, и потому было очень легко писать под его диктовку. Покойная мамочка сама занималась со мною русским языком и арифметикой. Я была очень прилежна и для моих девяти лет писала довольно сносно. Сегодня же я с особенным усердием выводила буквы, стараясь угодить обласкавшему меня учителю, и очень красиво и правильно исписала целую страницу.
Точка. Довольно. Жукова, соберите тетради, приказал учитель.
Худенькая востроносенькая девочка, моя сверстница, стала обходить скамейки и собирать тетради в одну общую груду.
Василий Васильевич отыскал мою тетрадку и, быстро раскрыв её, стал просматривать прежде всех остальных тетрадей.
Браво, Иконина, браво! Ни одной ошибки, и написано чисто и красиво, произнёс он весёлым голосом.
В тот же миг раздался резкий голос с последней скамейки.
Я очень стараюсь, господин учитель, не мудрено, что вы довольны моей работой! произнесла на весь класс моя кузина Жюли.
Ах, это вы, Иконина-первая? Нет, это не вами я доволен, а работой вашей кузины, поторопился пояснить учитель. И тут же, увидя, как покраснела девочка, он успокоил её: Ну, ну, не смущайтесь, барышня. Может быть, ваша работа ещё лучше окажется.
И он быстро отыскал её тетрадь в общей груде, поспешно раскрыл её, пробежал написанное и всплеснул руками, потом быстро повернул к нам тетрадку Жюли раскрытой страницей и, высоко подняв её над головою, вскричал, обращаясь ко всему классу:
Что это, девицы? Диктовка ученицы или шалость разрезвившегося петушка, который опустил лапку в чернила и нацарапал эти каракульки?
Вся страница тетради Жюли была испещрена крупными и мелкими кляксами. Класс смеялся. Тощая барышня, оказавшаяся, как я узнала потом, классной дамой, всплеснула руками, а Жюли стояла у своего пюпитра с угрюмо сдвинутыми бровями и злым-презлым лицом. Ей, казалось, вовсе не было стыдно она только злилась.
А учитель между тем продолжал рассматривать исписанную каракулями страницу и считал:
Одна две три ошибки четыре пять десять пятнадцать двадцать Недурно, в десяти строках двадцать ошибок. Стыдитесь, Иконина-первая! Вы старше всех и пишете хуже всех. Берите пример с вашей младшей кузины! Стыдно, очень стыдно!
Он хотел сказать ещё что-то, но в эту минуту прозвучал звонок, извещающий об окончании урока.
Все девочки разом встрепенулись и повскакали с мест. Учитель сошёл с кафедры, поклонился классу в ответ на дружное приседание девочек, пожал руку классной даме и исчез за дверью.
Глава IX
Травля. Японка. Единица
Ты, как тебя, Дракуньина!..
Нет, Лгунишкина
Нет, Крикунова
Ах, просто она Подлизова!
Да, да, именно Подлизова Отвечай же, как тебя зовут?
Сколько тебе лет?
Ей лет, девочки, много! Ей сто лет. Она бабушка! Видите, какая она сгорбившаяся да съёжившаяся. Бабушка, бабушка, где твои внучки?
И весёлая, живая как ртуть Соболева изо всей силы дёрнула меня за косичку.
Ай! невольно вырвалось у меня.
Ага! Знаешь, где птичка «ай» живёт! захохотала во весь голос шалунья, в то время как другие девочки плотным кругом обступили меня со всех сторон. У всех у них были недобрые лица. Чёрные, серые, голубые и карие глазки смотрели на меня, поблёскивая сердитыми огоньками.
Да что это, язык у тебя отнялся, что ли, вскричала чёрненькая Жебелева, или ты так заважничала, что и не хочешь говорить с нами?
Да как же ей не гордиться: её сам Яшка отличил! Всем нам в пример ставил. Всем старым ученицам новенькую. Срам! Позор! Осрамил нас Яшка! кричала хорошенькая бледная хрупкая девочка по фамилии Ивина отчаяннейшая шалунья в классе и сорвиголова, как я узнала впоследствии.
Срам! Позор! Правда, Ивина! Правда! подхватили в один голос все девочки.
Травить Яшку! Извести его за это хорошенько! В следующий же урок затопить ему баню! кричали в одном углу.
Истопить баню! Непременно баню! кричали в другом.
Новенькая, смотри, если ты не будешь для Яшки бани топить, мы тебя изживём живо! звенело в третьем.
Я ровно ничего не понимала, что говорили девочки, и стояла оглушённая, пришибленная. Слова «Яшка», «истопить баню», «травить» мне были совершенно непонятны.
Только, смотри, не выдавать, не по-товарищески это! Слышишь! подскочила ко мне толстенькая, кругленькая, как шарик, девочка, Женечка Рош. А то берегись!
Берегись! Берегись! Если выдашь, мы тебя сами травить будем! Смотри!
Неужели, мадамочки, вы думаете, что она не выдаст? Ленка-то? Да она вас всех с головой подведёт, чтобы самой отличиться. Вот, мол, я какая умница, одна среди них!
Я подняла глаза на говорившую. По бледному лицу Жюли было видно, что она злилась. Глаза её злобно горели, губы кривились. Я хотела ей ответить и не могла. Девочки со всех сторон надвинулись на меня, крича и угрожая. Лица их разгорелись. Глаза сверкали.
Не смей выдавать! Слышишь? Не смей, а то мы тебе покажем, гадкая девчонка! кричали они.
Новый звонок, призывающий к классу арифметики, заставил их живо отхлынуть и занять свои места. Только шалунья Ивина никак не хотела угомониться сразу.
Госпожа Драчуникова, извольте садиться. Тут не полагается колясок, которые отвезли бы вас на ваше место! кричала она.
Ивина, не забывайте, что вы в классе, прозвучал резкий голос классной дамы.
Не забуду, мадемуазель! самым невинным тоном произнесла шалунья и потом добавила как ни в чём не бывало: Это неправда ведь, мадемуазель, что вы японка и приехали к нам сюда прямо из Токио?
Что? Что такое? так и подскочила на месте тощая барышня. Как ты смеешь говорить так?
Нет, нет, вы не беспокойтесь, мадемуазель, я также знаю, что неправда. Мне сегодня до урока старшая воспитанница Окунева говорит: «Знаешь, Ивушка, ведь ваша Зоя Ильинишна японская шпионка, я это знаю наверное и»