Сатир и нимфа, или Похождения Трифона Ивановича и Акулины Степановны - Лейкин Николай Александрович 11 стр.


 Слушаю-с.

 Так уж, пожалуйста, постарайся. Трудно в эти годы приучать и втолковывать, но уж ты поналяжь. Я хотел ему другое место найти, чтобы на стороне, но Акулина Степановна боится, чтобы он на стороне не избаловался, а потому просила, чтобы на глазах у ней Да и в самом деле: долго ли молодому парню на стороне избаловаться!

 Это точно-с,  согласился приказчик.  Коли ежели из деревни, да в слабые руки

 Ну, с богом,  кивнул Трифон Иванович, давая знать, что аудиенция кончилась, и прибавил:  Завтра поутру захватите его с собой в лавку.

 Слушаю-с,  отвечал старший приказчик, поклонился и вышел.

Акулина продолжала сидеть пригорюнившись. Трифон Иванович потрепал ее но плечу и сказал:

 Видишь, как я о твоем Пантелее забочусь, а ты и не рада.

 Что ж мне радоваться-то?  опять процедила сквозь зубы Акулина.

 Ну, все-таки хоть поцеловала бы меня за благодарность,  прошептал Трифон Иванович и наклонился к ней, но она пихнула его в грудь.

 Отстаньте вы от меня! Мне и без вас тошно.

 Ах да Ты давеча клюквенной-то пастилы купить себе просила. Ведь я тебе купил. Молодцы! Принесите-ка сюда клюквенную пастилу!

Вошел лавочный мальчишка, поставил на стол ящик с пастилой и удалился.

 Позобли-ка пастилки-то, позобли-ка, моя красота писаная,  проговорил Трифон Иванович.  Авось с нее и тошнота пройдет.

 Не стану я есть,  сухо отвечала Акулина.

 Это еще отчего?

 Отчего! Про пастилу-то, про съедобную дрянь, небось припомнили, а про то, что я главное у вас просила, забыли. Ну да ладно!..

 Что такое? Что такое?  засуетился Трифон Иванович.

 Вишь, у вас память-то какая куричья!

 Ей-ей, не помню. Ты лучше скажи, напомни мне.  Решительно не помню!  пожимал плечами Трифон Иванович.

 Браслетку с бриллиантами,  отчеканила Акулина.

 Ах, ты про браслетку? Да браслеску, мать моя, как-нибудь на днях Где же было сегодня покупать? Сегодня и лавки-то с золотыми вещами были все заперты.

Акулина схватилась за грудь и застонала:

 Ох-ох-ох! Тошно мне!

 Что такое? Что такое?  испуганно спрашивал Трифон Иванович.

Вместо ответа, она, стеная и охая, поднялась со стула и приблизилась к дивану.

 Акулина Степановна, голубка моя, да выпей ты хоть капелек-то!  подошел к ней Трифон Иванович.

Акулина взвизгнула и повалилась на диван, на котором начала метаться и продолжала стонать.

 Испортили бабу в мое отсутствие! Кто мог ее испортить!  вопил Трифон Иванович, подскочил к ней, хотел что-то ей сказать, но она толкнула его ногой в живот.

Поднялась суматоха. Прибежали приказчики, прибежала кухарка Анисья.

 Дай ты ей хоть воды-то попить!  кричал Анисье Трифон Иванович.

Притащили ковш с водой, поднесли его к губам Акулины, но она не пила и продолжала стонать. Трифон Иванович выгнал вон приказчиков, схватился за голову и, опустясь около Акулины на стул, спрашивал сам себя:

 Ну что тут делать?

XXVI. Дебют «невров» продолжается

Словно кто колол или резал Акулину, до того она стонала и охала, валяясь на диване. Время от времени она схватывалась за грудь и взвизгивала самым пронзительным образом. Трифон Иванович и кухарка Анисья были около нее. Анисья качала головой и в недоумении говорила:

 Испортили бабенку, совсем испортили, сглазили. Тут не иначе, как ты хочешь, сглазу

 Кто был с ней без меня?  крикнул на Анисью Трифон Иванович.

 Да кому быть? Никто из чужих не был

 Отвечай, кривая ведьма! Ну?!

 Полковницкая Катерина тутотка с ней кофеи распивала, потом Пантелей был и чай с ней пил,  дала ответ, дрожа всем телом, Анисья.

 Пантелей? Ну, так это его рук дело. Завтра же Пантелей со двора долой.

Акулина открыла глаза и пробормотала:

 Нет, это не Пантелей Это невры

 Какие невры? Что за невры? Позвать сюда Пантелея!

 Нет, нет, не надо.

 Анисья! Стащи с нее эти хомуты-то! Вишь, она сегодня с утра в новое платье затянулась,  приказывал Трифон Иванович.

Анисья приблизилась было к Акулине, но тотчас же отскочила.

 Стащи-ка сам. Вишь, как она ногами-то брыкается. Сапоги-то ведь у ней с каблуками В самую грудь потрафила,  пробормотала она.

Подошел к ней и Трифон Иванович, наклонился и спросил:

 Что с тобой, Акулинушка? Какое место у тебя болит?

Но Акулина ткнула его кулаком в лицо. Он схватился за нос и тоже отошел. Анисья качала головой и говорила:

 Хозяина-то своего по носу? Ай-ай-ай Нешто это можно? Хозяин тебя поит и кормит, холит и нежит, обувает и одевает

Но при этих словах Акулина начала как бы лаять по-собачьи.

 Оставь ее, Анисья, не попрекай Видишь, что она не в себе Акулина Степановна, матка, да ты бы дала себя Анисье расстегнуть, так все бы тебе полегче было,  обратился еще раз Трифон Иванович к Акулине, но уже держась от нее поодаль.  Шутка ли целый день в такой сбруе проходить!

 Нет, нет, нет  стонала Акулина.

 Напейся хоть малинки сушеной. Вот сейчас тебе Анисья заварит. Авось тогда хоть паром все пройдет.

 Нет, нет, нет

Трифон Иванович и Анисья отошли к сторонке и стали перешептываться.

 Как у ней это началось-то?  спрашивала Анисья хозяина.

 И ума не приложу. Пришел я она насупившись; я ей рассказываю, что Пантелею одежду купил,  насупившись; я ей клюквенной пастилы не внимает и не дотронулась даже до нее, а уж на что пастилу любит. Потом заговорила о браслетке, что я ей подарить обещал, схватилась за грудь и застонала.

 Испорчена. Вот помяни мое слово, испорчена. Злые люди испортили,  решила Анисья.

 Не послать ли, Анисьюшка, за доктором?  спрашивал Трифон Иванович, дрожа всем телом.

 За доктором! Да нешто доктора что понимают? Тут простую бабу-знахарку надо, которая от сглазу лечит.

 А где ее взять-то?

 Надо на Лиговке по извозчичьим дворам поспрошать, там знают. Вот я в матках у извозчиков жила, так там хозяйку лечили. Ходила бабка-знахарка и выпользовала.

 Сбегай, Анисьюшка, поищи.

Акулина услыхала эти слова и опять застонала:

 Не надо, не надо. Мне браслетку надо. Только браслетка меня и выпользует.

 Завтра я тебе, милая, браслетку принесу, завтра,  подскочил к ней Трифон Иванович.  Ну где же теперь браслетку взять! Ведь уж все лавки заперты.

 Врете вы все. Надуете Сегодня надули и завтра надуете  бормотала Акулина.  Вам поверить, так трех дней не проживешь.

 Не надую, Акулинушка, успокойся только. Смотри, ведь ты весь дом переполошила. Ну что тут хорошего?

 Так вам и надо, ништо вам

Видя, что Акулина уже начинает разговаривать, Трифон Иванович отослал в кухню Анисью. Он конфузился Анисьи.

 Как что я тебя опять позову, а теперь ступай,  сказал он ей и снова обратился к Акулине:  Ну успокойся, пташечка моя голосистая, мы завтра вместе с тобой браслетку пойдем покупать. Какая тебе понравится, такую ты себе и выберешь.

 Не верю я вам, ничего не верю. Вы теперь для меня самый невероятный человек,  отвечала Акулина и снова слабо застонала.

Трифон Иванович попробовал подсесть рядом с ней на диван, но удар ногой в спину заставил его соскочить.

 Ах ты, господи!  всплеснул он руками.  И можно же так с человеком поступать, что ничего ему не верить! И с каким человеком-то! С таким человеком, который не надышится на тебя.

 Однако сегодня же надули.

 Не надул я Вовсе не надул. Уверяю тебя, что сегодня, ради второго дня праздника, магазины с золотыми вещами только полдня торговали, а ведь я из дома-то ушел под вечер.

 Ну и завтра, по-вашему, магазины тоже будут полдня торговать, и вы тоже уйдете из дома под вечер.

 С утра я с тобой вместе уйду, и уж к обеду у тебя будет браслетка, только успокойся, не тревожь дом и не конфузь меня перед приказчиками.

 Надуете  стояла на своем Акулина, все еще лежа врастяжку на диване.

 Ну, хочешь деньги сейчас на браслетку получить?  предложил Трифон Иванович.

Акулина поднялась, села на диване и сказала:

 Ну, давайте. Только ведь мне надо браслетку с бралиантами.

 С бриллиантами, с бриллиантами. Купим такую, где будут и бриллиантики,  проговорил Трифон Иванович, отправился к себе в спальню за деньгами и вынес оттуда пятьдесят рублей.

Акулина пересчитала деньги и взглянула на Трифона Ивановича.

 Только-то?  спросила она.

 Сколько же тебе нужно? Тут достаточно.

 Ох-ох-ох!

Акулина снова застонала, снова схватилась за сердце и снова повалилась на диван. Трифон Иванович сбегал еще за деньгами, совал их в руки Акулине и говорил:

 На на вот еще на еще пятьдесят рублей На сто рублей можно хорошую браслетку купить, успокойся только.

Акулина перестала стонать и снова села на диван. Трифон Иванович в волнении ходил по комнате. Пот с него лил градом.

Прошло минуты две, и Акулина улыбнулась Трифону Ивановичу. Потом она подошла к нему и потрепала его по щеке. Трифон Иванович млел.

 И чего тебе пригрезилось, дуре, что я тебя насчет браслетки надую?  спросил он, притягивая к себе Акулину за талию.

 Ну уж знаю я вас

Минут через пять она сидела около стола, вся сияющая своей здоровой красотой, и прямо из ящика черпала чайной ложкой клюквенную пастилу и ела ее. Трифон Иванович смотрел на нее с умилением. Они молчали. Вдруг Акулина проговорила:

 И чувствую я, что при моей испорченной болезни эти самые невры часто со мной будут, если вы не станете мне во всем потрафлять. Вот ведь мне тоже очень нужно и золотые часы с цепочкой. А то какая же я дама, коли без часов с цепочкой?!

XXVII. Учит уму-разуму

Чмок, чмок, чмок и Акулина и полковницкая горничная Катерина расцеловались.

 А ведь невры-то помогли, Катеринушка, совсем помогли,  первым делом начала Акулина, вводя свою наперсницу в столовую.

 Ну, вот видишь ли Я тебе говорю, что супротив невров ни один мужчина не выстоит,  отвечала Катерина.  Не только старый не выстоит, а даже и молодой. Много ли ты со старика-то сорвала?

 Столько, милушка, что даже и не ожидала. Пустила я эти невры на браслетку с бралиантами, а заграбастала браслетку, часы с цепочкой и сто рублев денег. Спасибо тебе за науку.

 Не за то что, милая. Я завсегда рада. Ведь уж я худому не выучу.

 Ну, садись скорей, так гостья будешь,  усаживала Акулина Катерину.  Чем потчевать-то: чайком или кофейком?

 Насчет теплой сырости благодарю покорно, сейчас только дома пила.

 Ну, пастилки, орешков, пряничков

 Этого давай.

Появилось угощение. Приятельницы защелкали кедровые орехи и продолжали разговоры.

 Как же это тебя угораздило столько со старика-то в один день зацепить?  спрашивала Катерина.

 В два дня, в два дня, милушка, а не в один,  отвечала Акулина.  С вечера Трифон Иваныч мне сто рублей на браслетку пожертвовал, наутро мы отправились с ним вместе эту браслетку покупать, а я деньги-то дома оставила,  ну, он и заплатил за браслетку из своих да еще часы с цепочкой мне купил. Вот и часы, вот и браслетка

Акулина протянула руку и выпялила грудь.

 Прелесть, прелесть, что такое  расхваливала Катерина.  И как это тебя угораздило, милушка, что ты три подарка в один раз?

 Своим умом  похвасталась Акулина.  Деньги-то уж он потом потребовал от меня обратно, да я не отдала.

 Зачем отдавать Зачем

 И вот сейчас, уходивши в лавку, просил: «Отдай,  говорит,  деньги-то, отдай»; а я ему: «Что с воза упало, то и пропало».

 Так и надо, душечка, так и надо. Что его жалеть-то! Умрет все равно все прахом пойдет. Умница, умница. Ведь это ты одним зарядом трех бобров убила.

 Трех, трех, ангельчик, потому что невры-то эти самые я под него только один раз подпустила. И как он, девушка ты моя, испужался, так просто ужасти. За доктором даже хотел посылать, да уж Анисья отговорила. Завтра или послезавтра пойду я к Трифону Иванычу в лавку, а за твою науку отберу тебе матерьицы на платьице. Носи за мое здоровье.

 Спасибо, Акулинушка, спасибо. Дай бог тебе с моей легкой руки как следовает опериться. Тереби его, милушка, тереби. Оперяйся.

 Да что оперяйся! У меня, девушка, горе.

 Какое такое горе?

 А такое, что, может, скоро и оперяться-то мне будет конец.

 Что такое стряслось?

 А приехал земляк Пантелей и сказывает, что муж паспорта мне больше не вышлет и хочет к себе потребовать, чтоб поучить.

 Что за пустяки такие!

 Хочет, хочет, девушка. Сам и Пантелею об этом сказывал.

 Мало ли, что сказывал! На посуле-то они все как на стуле, а как дойдет до дела Ты денег ему побольше пошли.

 Да уж и то к Рождеству двадцать рублев посылала.

 Пятьдесят пошли вот он и сдастся. Ты так ему отпиши: «Так, мол, и так, супруг наш любезный, коли вы желаете мне паспорт предоставить, то я вам пятьдесят рублев в руки, а нет, то вышлите мне денег на дорогу и поите и кормите меня». Пусть хозяин напишет ему такое письмо сейчас он и сдастся.

 А вдруг не сдастся, Катеринушка?  покачала головой Акулина и прибавила:  Ведь он ужасти какой нравный.

 А я тебе говорю, что на деньги сдастся. Кто у тебя муж?

 Бессрочный рядовой он. Служит на железной дороге, на станции А только у нас и дом в деревне есть.

 Солдат, да чтобы не сдался? Нынче, милушка, и почище его, да сдаются, дай только присыпку. Конечно, уж присыпка, глядя по чину, дается: большой чин побольше присыпка, маленький поменьше. Теперь, милушка, это даже и у больших господ в моде, чтоб чужих жен для себя откупать. Самая обнаковенная вещь. Сторгуются полюбовно ну и готово.

 Ох, кабы твоими устами да мед пить!  вздохнула Акулина.  А то, веришь ли, девушка, за последние два дни, как я узнала об этом, так у меня все сердце изныло. Шутка ли вдруг из хорошей-то жизни да вдруг прямо мужу под кулак!

 Не горюй, душечка, уладится дело,  утешала ее Катерина.  Надо только, разумеется, прежде всего с ним поторговаться. На пятьдесят рублей, наверное, согласится. А за эти деньги не согласится ну, можно ему прибавить что-нибудь из одежи в гостинец Ну, чуйку там новую, что ли Чуйку да фунт чаю.

 Ах, кабы это так вышло! А то у меня все сердце изныло.

 Выйдет, выйдет, милушка. У меня двоюродная сестра Татьяна на вечные времена одним мастером красильщиком у мужа за триста рублей куплена. Из немцев он, красильщик-то этот, а только хороший человек. А муж-то пьющий да гулящий. Начал он ее кормить невмоготу А красильщик-то подвернулся, потому они с ней на одной фабрике работали то есть с Татьяной-то. «Хочешь,  говорит,  за жену триста рублей и чтобы ее уж не трогать придирками?» Тот поломался, да и говорит: «Ну, давай деньги».

 Так ведь за триста же рублев, милушка, а не за пятьдесят  возразила Акулина.

 А у твоего-то лысого хахаля нешто не хватит трехсот рублей, коли уж на то пошло?  спрашивала Катерина и прибавила:  Какая ты, душечка, смешная, так просто удивительно! Ничего-то ты не знаешь!

 Где же мне знать-то?..

 Так слушай других. С деньгами нынче все, что хочешь, можно сделать. Можно даже сделать так, что муж совсем от тебя откажется, по закону откажется.

 Ну что ты!

 А я тебе говорю, что да И уж тогда ты вольный казак. А как будешь вольный казак, припустишь невры настоящим манером, то можешь даже и так сделать, чтоб старика Трифона Иваныча на себе женить.

 Милушка, да неужто это можно?  спросила Акулина и даже открыла рот от удивления, но тут в столовую вбежала Анисья и крикнула:

 Катеринушка! Беги скорей, матка, домой. Кухарка ваша сейчас прибегала за тобой. Сама полковница в крик кричит и тебя к себе требует.

 О, чтоб ее!  проговорила Катерина, вскочив со стула, и побежала вон из комнаты.

XXVIII. Письмо от мужа

Пантелей не попусту сказал, что муж Акулины будет требовать ее к себе. Не прошло и недели с приезда Пантелея, как вдруг перед самым Новым годом получается от мужа Акулины такое письмо: «Любезной супруге нашей Акулине Степановне от мужа вашего Данилы Васильича нижайший поклон от неба и до земли. А мы, слава богу, живы и здоровы, чего и вам желаем, и живем по-прежнему на станции в смазчиках. И сим уведомляем, что деньги двадцать рублев я получил. И благодарим покорно за оное. И дошли до нас слухи, супруга любезная Акулина Степановна, что ты в Питере не по поступкам поступаешь, а посему ладь ко мне приехать, потому что хлеба у меня и про тебя хватит, да и соскучимшись мы без бабы жить, а посему, по получении сего письма, сбирайся и приезжай. А за сим письмом целую тебя в уста сахарные и остаюсь в любви к тебе муж ваш законный Данило Васильев, а по безграмотству его и личной просьбе письмо сие писал смазчик Прохор Терентьев и также шлет вам низкий поклон».

Назад