«Население, говорит далее В.Г. Болдырев, как выразился один из хабаровцев, переживает тихую радость освобождения'
4
26 декабря в Гродекове открылся очередной круг Уссурийского казачьего войска. Свои впечатления о нем В.Г. Болдырев передает так: «Фронт требовал подкреплений, но ни вооруженные группы семеновской ориентации, ни уссурийское казачество этого подкрепления не давали. У последних (казаков-уссурийцев) в Гродеково для решения своих вопросов, в том числе и вопроса о вооруженной поддержке похода на Север, созывался очередной казачий круг. Меркуловым надо было удержать казаков на своей стороне: их фракция в Нарсобре еще кое-как обеспечивала хотя и ничтожное большинство, а главное они нужны были для закрепления боевых успехов. В Гродеково с этой целью должен был поехать Н. Меркулов; туда же послали свои делегации Нарсоб и Совет несоциалистического съезда. На открытие круга собралось более пятидесяти делегатов. Северные округа, охваченные гражданской борьбой, запоздали с присылкой своих представителей. Председатель, войсковой атаман Савицкий, открыл заседание, очертил будущую работу круга и предложил заслушать приветствия. Первым говорил довольно долго и толково Меркулов. Он охарактеризовал работу правительства, создавшееся, в связи с началом военных действий, настоящее положение и энергично звал казаков к поддержке». В.Г. Болдырев выступил от имени президиума Нарсобра. «Были приветствия от армии, от совета съезда казачьих войск, от крестьянской фракции Нарсоба и т. д. Все речи горячо принимались, хотя вообще круг производил впечатление или сдержанности, или неловкости, непривычных к большому залу делегатов. Чувствовалось, что мысли съехавшихся казаков не здесь, а там, где гремят уже пушки и льется кровь. Надо было оформить свое отношение к начавшейся войне. Они имели уже большой опыт и хорошо учитывали его последствия. Красные, белые, партизаны, хунхузы, все в той или иной степени ослабляли и разрушали их хозяйственную мощь, требовали материальных и личных жертв. Они аплодировали призыву правительства, но в то же время жадно ловили намеки на возможность мира и соглашения. Особого порыва, во всяком случае, не было».
При движении на север белые сделали ставку на население, на действенную помощь его живой силой. Дабы привлечь симпатии населения, а также ввиду известного соглашения японского командования с ДВР, стеснявшего свободу действий русских вооруженных сил в Южном Приморье, белые власти должны были если не изменить, то, во всяком случае, подновить знамя белой борьбы, сделать его близким и приемлемым для широких масс населения. В результате появились «белые повстанцы». Под этим именем шли на север остатки бывших армий Восточного противобольшевистского фронта, сыны далеких Приморью краев, чины войск Временного Приамурского правительства 3-й стрелковый корпус и части, приданные ему. Для привлечения на свою сторону населения и поднятия его на вооруженную борьбу с ДВР белыми были выкинуты лозунги: «Белые повстанцы идут, чтобы освободить крестьян от красных разбойников», «Для белых выше всего воля народа», «Ничто не будет браться от населения силою: ни мобилизованных, ни подвод, ни хлеба, ни имущества», «Довольно терпеть дольше лжецов и насильников-комиссаров, им не место среди честных рабочих людей», «Долой комиссаров, да здравствует свободная воля, да здравствует власть трудового народа», «Долой грабителей, прочь руки от крестьянского имущества», «Довольно войны, довольно грабежей и безобразий, все по домам, все за работу», «Крестьяне, отзовите ваших сыновей из красных партизанских отрядов, мы, каппелевцы, не тронем ни одного партизана, вернувшегося к мирному труду», «Белоповстанцы никого не обижают, никого не мобилизуют, а всех перешедших к ним красноармейцев и партизан с миром отпускают по домам», «Да здравствует Всероссийское национальное учредительное собрание», «С народом за свободу и счастье народа». Временное правительство обещало «не допустить ни анархии, ни атаманщины». Воззвания, а главным образом поведение белых частей и чинов делали свое дело осторожно встретившее пришельцев население стало очень скоро относиться к ним с симпатией, но своих сыновей до поры до времени не посылало добровольцами в белые части. Тогда в воззваниях наряду с вышеперечисленными фразами появились новые: «Станем дружно вместе с белоповстанцами на защиту нашей худобы», «Не дадим своих лошадей и смертным боем будем бить тех, кто их берет», «Неужели вы не поддержите белых повстанцев, которые уже нанесли могучий удар красным бандитам?», «Куй железо, пока горячо», «Крестьяне и казаки, пополняйте ряды белых повстанцев добровольно», «Вступайте добровольцами в ряды белых».
Но все эти воззвания и шумиха, поднятая в печати, без активных работников в среде населения, были малодейственны и шли на обертку. Шумиха оставалась только шумихой, а для действительного пополнения рядов действующей армии было сделано мало, еще меньше было сделано в деле ее снабжения всем необходимым в зимнюю пору. Не говоря уже о том, что из деятелей, усиленно подготовлявших майский переворот во Владивостоке, на словах много говоривших о спасении России, никто не взял в руки винтовки и не пошел на фронт, очень многие лица, искренне считавшие себя за белых, делали вид, а быть может, даже и считали, что вооруженная борьба с большевиками им не нужна, что эта борьба чуть ли не преступна, а что с коммунистами следует бороться как-то иначе Уж не убеждениями ли? Как относилось население Владивостока к борьбе белых с красными, можно указать на следующий пример: во Владивостоке существовала странная организация: «Союз офицеров-грузчиков». Конечно, когда во Владивостоке сидел коммунист Антонов, от сильной нужды хорошо быть и грузчиком, но, когда братья по оружию находятся на фронте, тогда, казалось бы, офицер должен был бы пойти в ряды армии. Однако в армию не пошел ни один, но все предпочли остаться грузчиками. Этот факт весьма характерен и показателен, ибо дело тут не в том, что некоторые «офицеры-грузчики» были больше грузчиками, чем офицерами, и не пожелали менять своей профессии, и не в том, что другие имели свои личные или семейные причины не идти, а в том, что они все остались глухими к делу борьбы за Россию, им всем было безразлично, что творится вокруг.
Интересной и характерной фигурой для того времени является видный политический и общественный деятель белого Приморья С.П. Руднев, автор книги «При вечерних огнях». Его любовь к России и желание для нее потрудиться не подлежит сомнению. Но он типичный, выбитый из колеи интеллигент. Он гордится правительством, просуществовавшим под русским флагом более года, более других правительств, и не видит или не хочет видеть, что это было, собственно, с разрешения японцев, от желания коих в любую минуту этот флаг мог и спуститься. Руднев готов бороться за Россию, но только словами, добрыми пожеланиями, законодательными проектами. Говоря о своей работе в Омске, он сознается: «Да и вся-то работа в беженстве была, как подумаешь теперь, такой же никчемной и напрасной, а ведь тогда и думалось и верилось, что делаешь нужное и полезное дело». И тем не менее он и в Приморье, как и в Омске, продолжает эту «никчемную» работу и отдается ей целиком. А борьбу оружием, единственным убедительным средством, он называет авантюрой. Не всем, конечно, сражаться с оружием в руках, нужно работать кому-то и в тылу, но С.П. Руднев одно называет «никчемной», а другое «авантюрой». И таких было много, и все они одновременно и стремились к чему-то, и колебались, и верили, и сомневались, и готовы были на все, и боязливо останавливались перед препятствиями Не то было у красных. Их вожди имели перед собой ясные цели. Они ошибались, делали многое впустую, переделывали вновь, но своей работы не называли «никчемной» и «авантюрой».
Теперь нужно несколько коснуться взаимоотношений, создавшихся к концу 1921 г., между правительством и Народным собранием. Обычно при победах на фронте стихают внутренние несогласия, оппозиция склоняется перед правительством, авторитет же последнего вырастает сам собой. В Приморье этого не случилось, и ко времени больших побед на фронте, захвата Хабаровска и ценной материальной боевой части во Владивостоке появился грозный признак внутренней неурядицы. Вместо подъема, большого сплочения, увеличения помощи армии, доказавшей свои боевые качества, между правительством и Нарсобом произошел разрыв. Следует отметить, что всего недели за две до этого, а именно 9 декабря, произошла полная ликвидация вражды Владивостока и Гродекова оппозиционная гродековская группа, возглавляемая генерал-лейтенантом Глебовым, перешла в безоговорочное подчинение каппелевскому командованию.
В.Г. Болдырев в своем дневнике заносит:
«19 декабря
Уходит премьер Иванов, вернее его заставляют уйти из-за каких-то служебных недочетов. Проще говоря, у С. Меркулова нашелся более надежный и преданный кандидат».
К этим строкам дневника можно прибавить, что С.П. Руднев в своей книге В.Ф. Иванова именует «любимцем Совета несоциалистического съезда». Таким образом, увольнение Иванова с поста премьера должно признать весьма знаменательным.
«22 декабря
Идет разговор о мобилизации офицеров. Заключен заем, вернее ссуда, по которой правительство, по заключению Павловского (депутат Нарсоба), ничего не получит. В печати появилось интервью депутата правительственного большинства Подгорбунского, резко подчеркивающее зависимость правительства от Совета несоциалистического съезда. Я, да и многие другие из непосвященных, были удивлены серьезностью темы интервью со стороны более чем посредственного депутата Подгорбунского. Это, несомненно, какой-то ход, знаменующий появление опасной трещины между правительством, вернее, С. Меркуловым, решившим опираться исключительно на армию, и наиболее реакционную часть Несосов (прозвание Совета несоциалистического съезда), и правительственным большинством.
23 декабря
На интервью депутата Подгорбунского последовал чрезвычайно резкий официальный ответ председателя правительства. Этот ответ и по форме и по содержанию оплеуха правительственному большинству, роль которого, как роль Совета несосъезда, сводится этим документом к нулю. Зачем же я вырывал камни из мостовой, чтобы ими швырять в Семенова? Не для того, конечно, что бы создать вместо него Меркулова", горячится депутат Оленин. Мы их породили, мы и убьем", серьезное замечание спокойного, выдержанного Андрушкевича».
«В этот же день Нарсоб, вопреки желанию правительства, постановил прервать сессию для рождественского ваката, чтобы этим дать возможность иногородним и крестьянским членам ехать домой и там агитировать против бр. Меркуловых, и чтобы делегация Нарсоба, во главе с генералом Болдыревым, могла бы съездить в Хабаровск, разузнать, что там делается и каковы намерения каппелевского командования», пишет С.П. Руднев в своей книге. Упоминая об этом в своем дневнике, В.Г. Болдырев заносит под 24 декабря:
«Сегодня зачитан весьма резкий протест Совета казачьего съезда, как ответ на вызов, брошенный вчерашним официальным сообщением правительства большинству Нарсоба. Кроме того, принято пожелание Народного собрания о скорейшем созыве Учредительного съезда для выборов новой постоянной власти, вместо настоящей временной. Протест и пожелание, выдвинутые доселе верным правительству большинством, произвели огромное впечатление. Аплодисменты всего зала. Настроение напряженное. Еще удар по правительству: избирается комиссия для приветствия населения в местностях, освобожденных от коммунистов, это глаз на север».
Что прибавить к данным выпискам? Разве только одно, что так начался новый раскол в противобольшевистском центре
О взаимоотношениях белоповстанческих частей и населения, прежде подвластного ДВР, говорилось отчасти уже в первой книге «Белоповстанцы». Следует подчеркнуть, что, как совершенно справедливо отмечает Генерального штаба полковник Ефимов, обычно у противобольшевиков на отношение к населению обращалось мало внимания и считалось, что военные успехи решат судьбу борьбы. Белые завоевывали территорию, немую и безучастную к политическим страстям, и не стремились «завоевать» население, привлечь его на свою сторону, и за это им пришлось тяжело расплачиваться. Приказы генерала Молчанова, один отданный 5 декабря в г. Имане, другой от 11 декабря, отданный в поселке Георгиевском, дают ясное представление о той линии поведения в отношении населения, которую избрал генерал Молчанов и которая неукоснительно проводилась подчиненными ему войсками. В результате население, относившееся к ранее действовавшим здесь белым частям недружелюбно и даже враждебно, встретило на сей раз белых очень хорошо. Отчасти этому, конечно, способствовало знакомство населения с советскими порядками, когда время громких слов и заманчивых обещаний ушло, а пришла мрачная действительность. Население освобожденных от большевиков частей Приморья, не будучи уверенным в исходе борьбы, опасалось еще открыто присоединиться к белоповстанцам, но в массе своей, сочувствуя белым, помогало им чем могло и с большим напряжением следило за ходом борьбы на фронте.
О всей помощи, которую оказало население белым войсковым частям, рассказать полностью невозможно. Надо было самому быть в рядах белоповстанческих полков, чтоб видеть и чувствовать, как оно относилось к белым бойцам. Тут были не только сведения о месторасположении красных застав, переходах красных колонн, их численности, даже намерениях и иных данных о противнике. Население помогало связываться белым колоннам со своими, спешило накормить и обогреть белых бойцов, радостно делилось с ними куском своего насущного хлеба. Казаки, крестьяне, железнодорожники приветливо встречали белоповстанцев и всячески шли им навстречу. Между прочим, полковник Ефимов отмечает, что через жителей генерал Молчанов получал сведения о ходе дел с переправой красных через Амур у г. Хабаровска. Через жителей же генерал Молчанов передал главному инженеру переправы, что он его расстреляет, если переправа будет сделана. Это «обещание» своевременно дошло по назначению, о чем главный инженер лично и доложил генералу Молчанову по занятии Хабаровска белоповстанцами. Следует так же отметить, что одна из волостей (В) под Хабаровском постановила полностью выполнять все наряды на подводы для «белоповстанческой армии» и действительно точно выполняла это обязательство по первому требованию белого командования, даже во время отступления белых. В постановлении этой волости говорилось также, что волость признает генерала Молчанова за власть и будет ему подчиняться, но владивостокского правительства, его законов и указов не признает и исполнять не будет. Почему же население так сердечно отнеслось к белоповстанцам? Освобождение от тягот советского режима не может еще привести к тому, чтобы население всей душой своей повернулось к неведомым пришельцам. Поведение белых войск было тем двигателем, что расположило население к ним. Вот тому один из многих примеров: после захвата ижевцами у разъезда Гедикэ (район ст. Котиково) в плен красной конной заставы начальник последней, будучи отпущенным с остальными пленными народоармейцами на все четыре стороны, обратился к начальнику 3-й колонны белоповстанцев с просьбой о выдаче ему его лошади, его собственной, им самим выкормленной. Лошадь всегда считается трофеем, но полковник Ефимов снизошел к его усиленным просьбам и приказал отдать ему его лошадь. Представьте теперь, какое впечатление произвело на его односельчан появление в родном селе (В) бывшего красноармейца, отпущенного из плена на свободу, да еще с лошадью? Картина эта была для Гражданской войны необычайна и потому впечатление произвела сильное. И потому нет ничего удивительного в том, что население этого села встретило пришедших туда через некоторое время ижевцев как друзей, вдоволь угощало их и даже охраняло от партизан, предупреждая белых о движении последних. Конечно, впоследствии, если бы борьба с красными развилась, из этого села белые, несомненно, получили бы добровольцев и смогли бы произвести успешную мобилизацию.