Ксения Крутская
Человек и его город
Ну что, как говорится, дай-то бог больше не увидеться! с улыбкой сказала медсестра, протягивая Софье выписку из истории болезни.
Спасибо вам за всё! Девушка хотела было шагнуть вперёд и обнять немолодую усталую женщину, которая почти полгода ходила за ней как за маленькой, пока Софья лежала то в полубеспамятстве, то просто ни рук, ни головы поднять не могла от слабости.
Но что-то её удержало стеснительность, наверное. Или нетерпеливый взгляд отца, который Соня чувствовала затылком.
Береги себя, золотце! Ну всё, в добрый путь! Медсестра через голову Софьи кивнула приехавшему забирать дочь мужчине и скрылась за дверью кабинета. В груди кольнуло мимолётным чувством сожаления. Пусть и нелёгкими выдались последние полгода, но Дарья Петровна своими неизменным оптимизмом и добродушной иронией заметно скрашивала уныние «тяжёлой» пациентки, которой все лучшие врачи города так и не смогли поставить диагноз.
Соньчик, давай быстрее, негромко проговорил отец.
Ага, иду. Софья наклонилась было за сумкой с вещами, но отец опередил её.
Эй, тебя сквозняком качает, сочувственно улыбнулся он. Себя-то хоть дотащи до машины, с сумками я как-нибудь управлюсь.
Ноги и вправду неохотно несли исхудавшее до полупрозрачности тело, особенно по лестнице хорошо хоть вниз, а не вверх. Софья медленно шагала по ступеням, цепляясь за перила и борясь с головокружением.
Перед дверями корпуса отец обогнал её, распахнул и придержал тяжёлую створку. Соня шагнула на крыльцо, вдохнула полной грудью и едва не упала, успев судорожно ухватиться за отцовскую руку.
Воздух родного города Многие морщили носы, обстоятельно и со вкусом ворчали об экологической обстановке, утверждали, что «дышать нечем» и «лёгкие у нас все чёрные», на чём свет стоит ругали и руководство заводов, выбрасывающих в атмосферу чуть ли не всю таблицу Менделеева, и городские власти, якобы сквозь пальцы на это всё смотрящие. А Софье нравились эти запахи такие родные, знакомые с детства. Каких-то стало чуть меньше часть химических предприятий всё же закрылась, и состав «коктейля промзоны» заметно изменился за три десятка лет; чем-то пахнуть стало сильнее и навязчивее насколько больше за эти годы стало в городе машин? А кое-что осталось неизменным терпкий дым из печных труб «частника», запахи воды и мокрой глины с речного берега, едва уловимый сладковато-прохладный аромат правобережного бора
Софья вдохнула ещё раз, уже осторожнее. Запахи, как голоса, звали её за собой, и ослабевшее, высохшее на больничной койке тело звенело, как нитка, которую тянет и дёргает рвущийся в небо воздушный змей
Давай, давай, дочка. Отец осторожно, но настойчиво взял девушку за локоть. Мне на работу надо вернуться к концу обеда.
Дома. Впервые за шесть месяцев Софья вошла в свою комнату с опаской, нерешительно, будто в гости к незнакомому человеку. На то и было похоже девушка, которая жила здесь до того, как непонятный недуг буквально в считанные дни едва не убил её, надолго отправив на больничную койку, возможно, всё же и в самом деле умерла. Во всяком случае, так иногда казалось Соне она до странности мало могла вспомнить о том, как жила до болезни.
Последнее, что прочно засело в памяти, октябрьский вечер, берег реки, почти облетевшие кустарники, запахи прелой травы, воды и грибов Негромкий неторопливый разговор. Но с кем? И о чём? Этого она вспомнить не могла. Или это были не слова, а тихий плеск волн, шуршание ветра в ветвях, на которых ещё чудом держались последние мёртвые листья?
А потом ночью первый приступ. Тошнота, жар, удушье. Всё тело ломало, будто кто-то безжалостно выворачивал конечности из суставов. Перепуганные родители, скорая, мелькающие тени, глухо звучащие голоса. Запах больницы. Уколы, которых почти не чувствовали немеющие руки. Беспамятство. Палата, капельницы, холодные и мокрые прикосновения сканера УЗИ, снова какие-то фигуры, голоса, растянутые и низкие, будто записанные на плёнку и проигранные на половинной скорости.
Недолгое «просветление». Смазанные силуэты обрели чёткость, голоса ясность. Она в больнице, это её лечащий врач, а это медсестра. Скоро всё пройдёт. А что, собственно, пройдёт-то? «Что со мной?» Взгляд в сторону. «Похоже на отравление Мы провели курс детоксикации. Будьте осторожны». Нехороший такой взгляд. Ускользающий. «Вы думаете это я Чего-то наглоталась?» Снова смотрит куда угодно, только не прямо: поверх её плеча на дверь в сторону. «Нет, с чего вы решили?» С чего, с чего Да у вас на лбах это написано. Что с пациентом, понять не можете, а диагноз-то в карте указать надо. Вот и пишете «отравление неустановленным веществом»
А потом новый приступ. Тяжелее предыдущего. И голоса и выражения лиц у размытых фигур ещё более озадаченные. Ну откуда пациентке, которая без помощи с кровати сползти не может, раздобыть в стенах больницы «неустановленное вещество»?
Вот и лечили, сами не зная от чего. Капельницы, уколы. И снова капельницы Смутно думалось: «У меня уже крови в организме не осталось всё заменили на эти детоксикационные растворы».
И ведь ничего не помогало. Временами становилось чуть лучше, но такие короткие периоды «просветления», казалось, никак не были связаны с усилиями врачей. Если бы не постоянные лихорадка и боль, от которых сознание оставалось затуманенным, а мысли путались и разбегались, обрываясь и скручиваясь, как кончики подпаленных волос, Софью наверняка душили бы ещё и предсмертная тоска и чувство безнадёжности. А так даже на депрессию сил не хватало. Девушка просто смиренно ждала окончания своих мучений, уже ни капли не сомневаясь, каким будет финал. Мысленно она давно уже попрощалась с родными, с подругами И только одна горькая мысль желчью подступала к горлу. «Уже не увижу мою речку в зелёном майском «дыму» по берегам»
В горячечных снах и сны эти мучили сильнее, чем ломота во всём теле, лихорадка и тошнота Софья видела свою любимую маленькую речушку в самых жутких состояниях: то с перерытым экскаваторами руслом, то с мазутными радужными пятнами, в которых с криками бились, умирая, отощавшие утки. То пересохшей, тонким зловонным зелёным ручейком на самом дне потрескавшегося глиняного русла. Софья умирала и будто бы речка умирала вместе с ней. Оставалось только надеяться, что на самом деле с рекой всё в порядке, а это просто болезненный бред.
«Меня-то не жалко. Была я, не станет меня кому какое дело. А вот как город без речки»
И вдруг всё изменилось.
Сначала прекратились эти кошмары. Сон стал глубоким и тёмным, как вода Большой реки Томи апрельской ночью, и «нырять» в него теперь было почти не страшно и не болезненно. А потом Софья как-то внезапно обратила внимание, что не только тяжёлые сны отступили, но и бодрствование стало заметно приятнее: и боль и ломота во всём теле уже не так мучают, и мутить почти перестало А однажды, проснувшись, отчётливо поняла: аппетит вернулся. А это уже явный признак выздоровления.
Ну а потом анализы, обследования, консилиумы, покачивания головами, разведения руками, улыбки сначала натянутые, потом робко-удивлённые и наконец искренние и радостные. Врачи ничего не поняли в чудесном выздоровлении Софьи точно так же, как ничего не понимали в её болезни, но сам факт был очевиден: «безнадёжная» пациентка стремительно шла на поправку.
И вот спустя шесть с небольшим месяцев она снова дома.
Знакомая с детства комната казалась чужой, нежилой. Стерильность, идеальный порядок. Соня сморщила нос. Мама, конечно, постаралась к её возвращению, вымыла всё до блеска, и теперь все запахи здесь перебивал ненавязчивый аромат лавандового моющего средства.
Распахнув настежь окно и с наслаждением вдохнув-выпив клочок ворвавшегося ветра с запахами дыма, талого снега и мокрой извёстки, девушка прошлась по комнате, касаясь знакомых предметов, разглядывая их, как в музее. Музей-квартира Софьи Ветровой, усмехнулась она. Вот только не было в жизни этой самой Ветровой таких заслуг, чтобы в её честь музей открывать. Девица как девица. Двадцать пять лет, образование высшее бесполезное, опыт работы глупый и бессмысленный. Хобби Хобби вообще лучше не упоминать. Засмеют мягко сказано. Скорее посмотрят как на сумасшедшую и сторониться начнут.
Потому что любила Соня в свободное время лазить где попало.
Поля, леса, овраги, заброшенные деревни, развалины сельскохозяйственных строений непонятного назначения. Исцарапанные руки и ноги, синяки, ноющие мышцы. Много фотографий, да Но ведь не профессиональных, куда там смартфонных. Ладно бы хоть «охотницей за кадрами» была. А так просто к чему время и силы тратить, рисковать здоровьем, а может, и жизнью?
Соня и сама не знала, откуда в ней эта тяга к исследованию разнообразных глухих, диковатых и зачастую даже жутковатых мест. Да, природу она любила, это само собой; но ведь не всякая природа манила её к себе. Поначалу, когда ещё школьницей Софья только увлеклась этими «мини-путешествиями», принцип, по которым она выбирала маршруты, был непонятен даже ей самой. А через пару лет проявилась чёткая закономерность: ей нужна была вода.
Она «коллекционировала» воду озёра, реки, ручьи, пруды, бочаги, болотца с тиной и ряской, с рогозом, кочками и зелёными «обманками»-трясинами. Родники особенно любила старалась хотя бы раз в год навещать все найденные «живые» источники. Где могла купалась, где не боялась пила воду, где не рисковала ни плавать, ни пить умывалась, брала с берега на память камешек или веточку. И везде старалась «помочь» воде: убрать мусор, расчистить русло от веток и палой листвы, где-то сложить небольшую запруду, где-то наоборот убрать перегораживающий русло камень. И иногда вот ведь глупости какие, в таком возрасте уже самой себе-то стыдно признаваться в таких мыслях! ей казалось, что вода благодарна ей за помощь и старается отплатить тем же. От пары глотков из родника прибавлялось сил, окунание в речку или в озеро снимало усталость и могло даже вылечить начинающуюся простуду. «Водоплавающее», в шутку называл Соню отец. В шутку, но Отчасти и всерьёз.
А любимицей её была маленькая речушка, впадающая в Большую реку и делящая город на две части, мутная, грязная, с заросшими ивняком заиленными берегами. Никак не могла Соня ей помочь не хватило бы сил очистить русло, привести в порядок берега, сделать воду прозрачной. Это была единственная река, в которую Соня даже руки погружать опасалась очень уж неприятно пахла зеленовато-бурая вода. Но приходила девушка часто, сидела на берегу, разговаривала с рекой, жалела её, как хворого ребёнка.
Бедненькая, маленькая моя, как тебя испоганили-то! И тётушка Томь наверняка недовольна, что ты всю эту муть и грязь ей в воду тащишь. Но не прогонит же она тебя, родня всё-таки. Я вот ещё к ней схожу, прощения попрошу за нас, людей, за то, что мы так делаем
Искитимка слушала девушку, плескала тихонько, будто отвечая, мигала бликами на зеленовато-серых волнах. И несла дальше, под грохочущими мостами, между зарослями ивняка и клёнов, свою мутную воду и Сонины слова к глубокой спокойной Томи.
***
Самочувствие ещё никак нельзя было назвать хорошим. Голова кружилась, от малейшего резкого движения подскакивал пульс и бросало в пот, в висках стучали маленькие молоточки. Соня прошла по комнате несколько кругов и бессильно опустилась на диван. Да, время для подвигов точно ещё не настало
А так хотелось поскорее на улицу! С того момента, как она перешагнула порог больничного корпуса и вдохнула ветер с запахами города, её начало тянуть куда-то всё сильнее и сильнее. Настойчивое стремление немедленно выйти из квартиры и броситься бежать прочь всё нарастало, причём Соня толком не могла понять, куда именно её так тянет. Она подумала об Искитимке но поняла, что стремится не к ней; беспокойство при этой мысли только усилилось.
«Головой я повредилась, что ли, пока лежала с температурой?» мелькнула шутливая, но и тревожная мысль. Что ещё за странная тяга непонятно куда?
А впрочем Софья потёрла лоб. Её воспоминания о времени до болезни и в самом деле были размытыми, будто она рассматривала свою прежнюю жизнь сквозь пыльное стекло, не столько видя места, людей и события, сколько смутно догадываясь о том, кто или что это и каков смысл происходившего. Это само по себе наводило на мысль о повреждениях мозга и изрядно пугало. А вот некоторые детали вспоминались чётко и ясно прямо-таки пугающе ясно.
Сентябрь, раннее утро, за окном серая хмарь, дождит-нудит, как говорила бабушка. Соня торопливо одевается не в «офисный» костюм, а в спортивный, для прогулок. И набирает сообщение начальнику: «Приболела, задержусь»
Крадучись в прихожую: главное, чтобы мама не выглянула из спальни и не начала задавать вопросы. Незачем её пугать Натянуть непромокаемую ветровку, на ноги резиновые сапоги и на улицу, в серую морось. Куда собралась? Вопросов не возникает. Маршрутка, окраина города, садовые товарищества, скрытый в кустах черёмушника ручей. Вверх по течению, сквозь хлещущие по лицу мокрые ветки. Черпанула сапогом ледяную воду ерунда Вот здесь. Русло запружено какими-то тряпками, обрывками полиэтилена, смятыми пластиковыми бутылками. Ручей задыхается, и Соня чувствует, как у неё самой темнеет в глазах, давит в груди, начинает тоненько пищать в ушах
В кармане резиновые перчатки, пара толстых чёрных мусорных мешков. Быстрее, быстрее. Всё свободнее бежит мутноватая вода, всё легче дышать насквозь промокшей, с ног до головы перемазанной грязью девушке. Наконец препятствие убрано. Теперь надо отволочь увесистый мешок с мокрым мусором к контейнеру садового общества. На забетонированной площадке у помойки сидит собака, жмурится от дождя, но не убегает в поисках укрытия. Увидев Соню, поворачивает голову и заинтересованно поднимает одно ухо. Девушка достаёт из кармана припасённый пряник. Да, она помнит, что собакам вроде бы нельзя сладкое, но местные лохматые бедолаги рады любой еде. Пёс деликатно берёт угощение и скрывается за зелёным боком контейнера.
Всё. Задача выполнена. На душе непонятное облегчение. Теперь домой. Родители уже ушли на работу, и появлению на пороге промокшей и по уши угваздавшейся в грязи дочери удивляться будет некому. Соседи увидят? Не увидят, почему-то в этом Соня уверена. «Глаза отведу», мысль опять же шутливая, но и на полном серьёзе, будто и вправду есть у неё такое умение. А может, и есть, кто ж проверял
Душ, глотнуть кофе и на работу. Оправдываться за опоздание и украдкой улыбаться при мысли об успешно в очередной раз! выполненной задаче.
Итак, выходит, до болезни Соня тоже не просто так лазила по разным дебрям, буеракам и зарослям
А зачем она это делала?
Ответа не нашлось. Только острое чувство «надо».
Ну что ж, надо так надо
Соня осторожно оделась, вышла в зал. Мама возилась на кухне по случаю выписки дочери из больницы она взяла на работе день без содержания.
Преодолев соблазн выскользнуть из квартиры незамеченной зачем пугать и так напереживавшуюся за эти полгода мать Соня окликнула:
Мам, я пойду проветрюсь! Я ненадолго! и, сочтя долг выполненным, шмыгнула в прихожую. Уже закрывая за собой дверь, услышала испуганный возглас:
Доча, ты куда?!
«Прости. Очень надо»
«А не от того ли я заболела, что вечно лазаю по каким-то мокрым и грязным местам? Мусор вонючий разгребаю Запросто могла какую-нибудь инфекцию подцепить!»