Внизу, утопая в зелени, лежал Хэйлстоун, разрезанный на части сотнями каналов, увенчанный аккуратными кирпичными трубами и причудливыми флюгерами, сшитый бесчисленными мостиками с коваными перилами.
От фонтана на центральной площади во все стороны разбегались узкие улочки. Самая длинная Дубовая улица проходила через весь город и заканчивалась в дубовой роще, от которой и получила свое название. Старики утверждали, что количество деревьев, посаженных вокруг Хэйлстоуна, соответствовало числу погибших в пути из далекой страны воинов, оставшиеся в живых и основали город. Поговаривали даже, что останки первых поселенцев захоронили в самом сердце плотины, и они до сих пор защищают Хэйлстоун от бед. Ну еще много чего рассказывают по ночам, когда не спится. А между тем половина деревьев в роще была поражена омелой, и разрастающейся торговле вековые дубы мешали на ближайшем городском собрании было решено подробно обсудить эту проблему.
За Хэйлстоуном простирались поля и пастбища. Невысокие Синие горы и лес отделяли долину от страны охотников. Для Джеймса там была земля героев, богатая приключениями и опасностями. Сколько всего он уже преодолел в своем воображении! Так хочется иногда прожить чужую жизнь, стать обязательно кем-то другим, не зная даже самого себя, и уж тем более не представляя какого это, быть тем другим.
Проскользнувшая над городом огромная тень заставила Джеймса очнуться. Он не успел ее рассмотреть, но ему показалось, что это была тень дракона. Ладони его похолодели, страшно и радостно было поверить, что он увидел легендарного Белого дракона. Конечно не самого дракона, а только тень, похожую на Пожалуй, лучше будет об этом никому не рассказывать.
Предания обитателей долины Джеймс знал довольно смутно, но в потусторонних силах народа охотников он ориентировался прекрасно.
Белый дракон, согласно поверью, символизировал победу над врагами, бессмертие и власть. Считалось, что самые сильные и непобедимые воины избранники самого Белого дракона.
Джеймс поднял голову и увидел, как два всадника ведут ожесточенный бой, один упал, поверженный в грудь, и все превратилось в серую облачную массу. Заморосил мелкий дождь.
«Надеюсь, он успеет ему помочь» подумал Джеймс и поспешил спуститься в город.
Никто не видел Белого дракона, считалось, после встречи с ним человек обязательно умрет. Но Джеймс знал: что нельзя увидеть ясно, то можно уловить боковым зрением. Его мать всегда говорила: будь осторожен, краем глаза мы можем видеть другой мир.
***
Как известно, самое темное время ночью перед рассветом. Именно в эти часы чаще всего снятся кошмары, и нападает необъяснимый страх.
Немногим меньше полусотни всадников и пеших смешались среди лесной чащи. Различить враждующие стороны можно было только потому, что меньшая часть из них бросалась в бой как обезумевшая, с истошными криками и воплями, а другая безмолвно рубила и резала, не зная усталости. Лесная подстилка щедро пропиталась человеческой и лошадиной кровью, в ночном сумраке больше похожей на грязь.
Всадник на единственном белом коне, резко выделявшемся из темноты, уже несколько минут отбивался от противника, меньшего по росту и телосложению. Словно законы природы утратили здесь свою силу.
Через некоторое время враг оказался убит, и взору всадника открылась ужасающая картина: десятка два его воинов вопреки всему пытались наступать и падали мертвые один за другим, их крики, как и жизни, поглощала тьма. Но если кто-то уцелеет, то навсегда утратит имя кемéра страх всегда будет у них на пути.
Белый конь, взмыленный и окровавленный, помчался в самое сердце боя, пытаясь отрезать оставшихся живыми воинов и привлечь их внимание.
Отступайте! Назад! Немедленно назад! голос его сорвался, всадник упал вместе с лошадью и не сразу понял, что случилось.
Из обезглавленного тела коня хлестала кровь, он почувствовал ее еще теплые струйки на своих руках. Над ним нависла огромная фигура, лица было не разглядеть, слабый лунный свет скользнул по жилистой руке, сверкнул металлический браслет, затем блик спустился по лезвию меча. «Я принадлежу моему господину, жизнь и смерть моя в его руке» первый раз всадник увидел такую надпись на браслете, хотя последнее время часто слышал о таких. Это значило одно: неизбежную смерть, но возможен был и худший конец.
Ноэль! преклонных лет кемер навалился всем своим грузным телом на стоявшего с обнаженным мечом врага и подмял его к земле. Мгновений хватило, чтобы Ноэль встал и приготовился защищаться. Еще один случайный лунный проблеск упал на лицо противника, общие черты которого с Ноэлем было трудно не заметить.
Неужели ты? Ноэль отшатнулся как от прокаженного.
Я дам тебе время подумать. Недолго. Острие меча скользнуло по телу всадника и наотмашь ударило старого кемера, поднимавшегося с земли.
Противник вскочил на коня и умчался в чащу, его примеру последовали остальные на глазах у удивленных воинов.
Возвращаемся в деревню! Быстрее! Ноэль схватил чьего-то раненного коня и усадил на него спасшего ему жизнь старика.
Небо стало светлеть, все стихло, но в наступившей тишине еще долго слышался звон оружия и чьи-то вздохи.
После полудня небольшой отряд выживших покинул опустевшую деревушку, затерянную между лесами и болотами, и пустился в долгий обратный путь на родину, ведь это только победа и слава сокращают дорогу домой, а поражение и бесчестье делают ее бесконечной.
Проклятая земля! И надо было в такую даль ехать! Ох! Что за недобрый час . . .
Прекрати!
Ехавший позади всех кемер, вздыхавший о несправедливости жизни второй час пути, выпустил поводья из рук и удивленно поднял голову. Его оборвали впервые после выхода из деревни.
А я не понимаю, почему мы не остались, разве мы не заслужили небольшой пир и отдых? Так нас совсем уважать не будут и платить перестанут.
У тебя одно только на уме! проронил кто-то из ехавших впереди.
За что же, интересно, нас благодарить? В деревне не осталось ни одного способного дать отпор мужчины, у них пропал почти весь урожай, наше счастье, что эти наемники отступили, хотя не возьму никак в толк, почему, продолжал разговор самый молодой всадник.
Ай! Как же сильно болит моя голова! Побить бы кого-нибудь, и полегчает. . .
Говорил я тебе, нельзя столько порошка за раз, да еще с вином вместе.
Как умею, учить он меня еще будет, сопляк! замученный головной болью и дорогой кемер хотел было пришпорить коня и дотянуться до наглеца, но едва не вывалился из седла, а конь только недовольно дернул ушами.
Это на мгновенье отвлекло всех от невеселых мыслей.
Нет, ты видел его! один всадник потрепал другого по руке, вспоминая прошедшую ночь. Оба они двигались в начале отряда.
Ревет как стадо диких буйволов, того и гляди на своих бросится! Не помнишь ведь опять ни черта? обратился всадник к кемеру, но не разглядел его среди деревьев и снова отвернулся.
Не помню. . . А что, было как-то по-другому?
Вновь воцарилось молчание, шелест листьев под копытами уставших лошадей.
Никогда со мной такого не было! Бьешь его, бьешь, а он будто каменный! Страшно.
Все думали об этом, но боялись сказать вслух.
Да Одного уложил все равно, что с семерыми справился.
Туман стелился по земле, редкие солнечные лучи, проскальзывая сквозь густую крону деревьев, растворялись в нем, от этого казалось, что он светится.
Девять всадников, каждый из которых был так или иначе ранен, вереницей шли по лесной чаще, за ними плелись две охотничьи собаки, десятый конь шел без наездника, но с тяжелым грузом.
Он еще предлагал обойтись без порошка, надо на трезвую голову, спланировать наступление отступление
Кто знает, может, так и надо было сделать, отозвался молчавший до сих пор воин.
Интересно, где бы он сейчас был, если б Ланс не вмешался? не утихал отстающий ото всех всадник.
Валялся бы мертвый на чужой земле, и никакой бы Белый дракон ему не помог, сухо отозвался ехавший немного в стороне от остальных воин с перевязанной рукой.
Всадник, шедший впереди всех, вздрогнул, но предпочел не оборачиваться.
А ведь так и должно было случиться, если бы Ланс наелся вместе с нами грибов. Его счастье, что у старика больной желудок, то есть был, ответил кемер, посмотрев на груз.
Замолчи! Если бы не Ноэль, мы бы все там лежали, снова откликнулся воин впереди.
Всадник с раненной рукой молча усмехнулся, дернул поводья и помчался в лес.
Белый дракон всегда спасает своих, задумчиво промолвил старый воин, только с улыбкой слушавший весь разговор. Ведь на нем ни царапины, недобрые огоньки блеснули в его глазах.
Две собаки, молча сопровождавшие всадников, (единственные из всей своры, славившейся своей свирепостью и числом) неожиданно залаяли и пустились вглубь чащи.
Лис! Четыре кемера отделились от остальных и с криком устремились в след за собаками.
Ноэль все так же медленно ехал по лесной тропинке, не сворачивая, не прислушиваясь, ведя на привязи коня с мертвым грузом. Все плыло перед его глазами, он чувствовал онемение левой руки и теплую липкую струйку, спускающуюся по ребрам. Впереди еще три дня пути. Мысли путаются, но это уже и не мысли, а вспышки прошлого и игра больного разума. Ноэль видел девушку с такими же, как у него черными кудрями и большими темными глазами. Вот она стоит, прислонившись к двери небольшого дома у самого края дубовой рощи, и улыбается ему. Надежда еще раз оказаться в Хэйлстоуне и обнять сестру показалась ему слишком призрачной. Ноэль погладил по холке коня и мысленно так просил, так просил его довести себя живым домой.
***
Ты что-то сегодня рассеяннее, чем обычно, усмехнулся крохотный домовой, или, как его принято было называть в тех краях, маленький шэгги.
Небольшой рот с острыми зубами почти постоянно кривился, а под взглядом огромных бегающих глаз, поблескивавших на волосатом лице, вряд ли бы кто-то остался хладнокровен.
Энн, хоть и родилась в народе, презиравшем страх и смерть, в глубине души многого побаивалась и всегда в присутствии шэгги была напряжена и неимоверным усилием воли любезна. Домовенок постоянно болтал что-то себе под нос, иногда его речь невозможно было разобрать, Энн привыкла не замечать этого. Она, как обычно, не расслышала слов, но в тот же миг выпустила из рук кастрюлю, и горячая вода разлилась по кухне, слегка ошпарив ей ноги.
Извини, я сегодня сама не своя, Энн принялась собирать воду.
По сравнению с обстановкой «дома с зеленой крышей», здесь все было гораздо проще, дешевле и уютнее. Небольшие комнаты, обставленные старой резной деревянной мебелью, поизносившаяся, но чистая утварь, и всего один этаж, не считая, конечно, чердака.
Приснилось что-нибудь, а?
Нет ничего.
А я знаю, чем помочь можно, домовенок перестал копошиться у плиты и залез на обеденный стол.
Энн решила про себя, что готова на все, лишь бы уберечь сына от беды. Как это часто бывает ее «все» сразу же наткнулось на «только не это».
Хочешь помочь Джеймсу: проще простого, шэгги свесил ножки со стола и начал весело ими мотать, нужен кто-то вместо него.
Неужели никак иначе? тихо промолвила Энн.
Домовой не очень любил, когда с ним препирались и торговались. Он вскочил и затопал ногами.
Нет! Нельзя! Смерть ходит рядом и собирает оброк. Ей нужно отдать то, чего она хочет, и смерть уйдет. Или ты готова с ней расплатиться?
Энн вздрогнула.
Кто же?
Ты скажи, шэгги снова развеселился.
Энн молча продолжила убираться.
Ну, как знаешь. Бен. Бен подходит.
Бен? Но почему? Может Гарри или этот Джуниор?
А что, поменяла бы ты Джеймса на Лукаса младшего? Чего молчишь?
Внутренний голос Энн утверждал, что так делать нельзя, но зазвенел колокольчик над входной дверью, и послышались знакомые шаги. Она кивнула, и в то же мгновенье маленький шэгги спрятался за комод, поскребся и исчез.
Я вернулся, дорогая, Билл зашел в кухню и сел за стол, он был слегка взволнован, представляешь, так и не удалось посидеть с толком домой захотелось, но дело не в этом. . .
Билл спешил передать свои мысли, немного путаясь. Жена была единственным человеком, с кем он делился всем, что только взбредет в голову. Правда ни разу не спросил, не тяжело ли ей нести ворох его переживаний. Изредка Энн делала замечания по существу, после чего Билл два три часа ходил задумчивый и обиженный, но потом его посещали новые и новые мысли.
Ты представляешь, что я обнаружил в мастерской? Зонтик миссис Джонсон. Ну тот, который она просила починить давным-давно. И я решил, какой подарок сделать Джеймсу на семнадцатилетие.
Энн вопросительно посмотрела, не находя никакой связи между зонтиком и подарком, если, конечно, Билл не собирается подарить собственно зонтик.
Это будет самый лучший подарок! Я закажу у Сильвера сегодня думаю, он успеет к празднику.
Так что же это?
Собственный фирменный знак: Джеймс Кэрриган часовщик! Я с детства о таком мечтал, все руки не доходили. То, что нужно, да? глаза Билла светились, без очков и в таком воодушевлении он выглядел как при первой их встрече.
Вопреки обычному, сегодня это не тронуло Энн, а, скорее, вызвало в ней приступ сильнейшей злобы. Она отвернулась и начала чистить овощи, стараясь подавить неожиданные эмоции.
Энн? Ты так не думаешь? Билл подошел к ней и обнял за плечи, в крайнем случае, сделаем два подарка какой ты захочешь.
Смысл последней фразы не дошел до сознания Энн. На нее нахлынули обычные вопросы, что она задавала себе изо дня в день, сегодня, почему-то с необычайной силой.
«Разве я заслуживаю этого? Разве не должна была я жить во дворце, а мой сын стать наследником? Разве я об этом мечтала и ради этого стольким пожертвовала? Понимает ли он, какого мне?»
Энн, ты почему плачешь? голос Билла стал тихим и серьезным.
Я вот думаю, стоило ли выходить за тебя замуж? она улыбнулась, впервые задав Биллу столь сложную задачу.
После некоторого молчания он ответил.
Да я знаю, что наша жизнь совсем не так сложилась, как я обещал. Я очень люблю тебя, а какие у нас дети замечательные! Кстати, где они? Джеймс, как обычно с друзьями, а Джейн где же? Ох!!
Что? гнев Энн растворился в житейских хлопотах так же незаметно и неожиданно, как и возник.
Я забыл в мастерской эскиз! С чем я к Сильверу пойду? Придется вернуться. Сначала только зайду к Хэфмайеру у него опять что-то сломалось.
Билл выскочил из дома и зашагал по дубовой улице обратно. Он очень спешил, необходимо было столько сделать, но больше Билл торопился уйти от нехороших мыслей, точнее от незнакомых странных мыслей. Просто день сегодня такой, пожалуй.
Это самый ужасный подарок из всех возможных.
Энн еще долго думала о сыне и о том человеке, больше похожем на призрака, который приснился ей в эту ночь.
Последнее время она много размышляла о своей жизни, наверное, поэтому становилась все рассеяннее, и ведение хозяйства давалось ей с трудом. Словно жизнь выходила из нее с каждым выдохом. Никто этого не замечал, возможно, ей это показалось. О кулинарных способностях Энн в Хэйлстоуне любили поговорить, о новых вкусах и свежих рецептах ее судачили часами, как правило, после плотного обеда, иначе живот сводило в судорогах. Энн не раскрывала своих секретов и не отказывала соседям в угощении. Вопреки всем ожиданиям, она стала образцовой хозяйкой и даже сумела не потерять красоты. На зло женщинам, на зависть мужчинам. К миссис Кэрриган относились всегда с уважением и почтением, где-то сочувствуя: мистер Кэрриган никогда не придавал ее трудам значения.