«Где тот снег, как скользили лыжи, Где тот пляж с золотым песком, Где тот лес с шепотом «поближе», Где тот дождь вместе босиком», зазвучали в голове Ксении стихи Семена Кирсанова. Интонация Светланы была такой же, как в этих строках любовной и безнадежной. Интересно, подумала Ксения, какие свежие и похвальные чувства к старику-начальнику!»
Эй, мама, бабушка, вы скоро там намоетесь и натреплетесь!? послышался раздраженный голос Васи. Уже темно почти и шамать всем хочется.
Почувствовавшие себя виноватыми женщины поднялись с кресел, быстро помылись, оделись и уступили место в бане Дмитрию и Васе.
В доме было тихо.
Катя и Ксения начали доставать из холодильника пиццы, нарезку, сыр, копченую рыбу, салат, банки с пивом и бутылки с соком. Подошла Лемпи, перебросилась несколькими фразами по-фински с Катей, потом помотала головой и ушла.
Она спрашивала не нужно ли помочь, я сказала, что мы сами справимся, не будем ничего грандиозного сегодня затевать, пригласила ее к ужину, но она отказалась, сказала, что у них есть еда с собой. И кофеварка у нее в комнате есть и чайник, пересказала разговор с Лемпи Катя. Так что, можно нам садиться или будем ждать парильщиков?
Крикни их, попросила Ксения.
Катя покричала Ваське, скоро ли они придут, и из моря, где раздавался плеск и неуместно звонкий смех, им ответили, чтоб не ждали, они потом присоединяться.
Глава пятая
Катя поднялась наверх, позвала всех к ужину. Через несколько минут спустился заспанный и встрепанный Валерий, одетый в плохо сидящие на нем джинсы и футболку кальсонного цвета, а немного погодя, в гостиной появился Николай Иванович в дорогом спортивном костюме. В приглушенном свете бра и подсветки на высоком потолке он казался гораздо моложе своего возраста. Ксения опять подивилась, как меняется его лицо, когда узкие губы раздвигаются в улыбке. Сразу исчезает брюзгливое старческое выражение, и Николай Иванович на глазах волшебно молодеет.
Это, наверное, потому что зубы такие молодые, ровные, белые. Надо, надо из оставшихся миллионов потратиться не на косметолога, а на стоматолога, подумала Ксения.
А Наталья Иосифовна? Позвать ее? спросила Катя.
Она не будет ужинать, она устала и хочет полежать, ответил Демченко.
Ужинали сначала молча, потом Светлана, горько вздохнув, сказала: «Леонид Иванович вот такую пиццу «Четыре сыра» очень любил Повисла неловкая тишина и, Ксения хотела уже сказать что-нибудь о погоде или ковиде, чтоб поддержать разговор, как вдруг заговорил Демченко. «Он вообще-то любил традиционную, простую русскую еду щи да кашу.
-Точно, оживилась Светлана еще студень любил и рыжики соленые
«Грибки с чебрецом, с гвоздиками и волошскими орехами. С смородиновым листом и мушкатным орехом», добавил Демченко.
Светлана с недоумением уставилась на Николая Ивановича, а Ксения Петровна, узнав цитату из гоголевского текста, включилась в игру: «А как насчет коржиков с салом, пирожков с маком, с сыром, с урдою?»
-Нет, Леонид их не очень жаловал, он, любил с капустою и гречневою кашею.
Светлана почти обиженно сказала что за нелепости вы говорите, не ел Леонид пирожков с гречневой кашей.
Извините, Света, мы просто цитировали «Старосветских помещиков», поспешила успокоить ее Ксения, отметив про себя это фамильярное «Леонид».
Гоголь вообще был кулинар отменный, любитель хорошо поесть и знаток еды. А названия блюд бывают такими интересными и могут многое рассказать о традиционной культуре того или другого народа Демченко заговорил живо, увлеченно, даже Валерий, до этого сидевший с хмурым и сердитым видом, поднял голову и начал слушать с видимым интересом.
«Почему я решила, что Николай Иванович человек несимпатичный и высокомерный? Он настоящий харизматик и о своем предмете умеет так замечательно рассказывать. Недаром с лекциями по всем университетам мира разъезжает», подумала Ксения.
Но импровизированная лекция была прервана появлением Мити с Василием, которые сразу схватились за пиво, весело переглядываясь.
«Нашли общий язык, неприязненно подумала Ксения и ударила внука по руке, когда он потянулся за второй банкой пива.
Ну, бааб, заканючил Васька
-Все, Василий, и не начинай.
Лучше бы предложить «кислого молочка или жиденького узвара с сушеными грушами», белозубо улыбнувшись, Демченко опять процитировал «Старосветских помещиков»
А между прочим, перевел разговор на другое Митя, погода-то портится, все небо тучами затянуло.
-Да, кажется, завтра шторм обещали, включилась в разговор Виктория.
Ну завтра нам не до купаний и загораний. У нас поминки, урезонила Катя. Давайте все отдыхать, сегодня день был тяжелый и невеселый,
Все встали и, вразнобой поблагодарив хозяев, направились в свои комнаты.
Ксения с Катей поставили посуду в посудомойку, собрали в пакет банки и бутылки, и Катя с сыном поднялись к себе наверх. Ксении спать не хотелось, и она вышла на террасу.
Действительно погода резко изменилась. Ветер был сильным и холодным, небо затянуло тучами, а море рокотало неприветливо. Ксения уселась в шезлонге, слушая рокот волн и шум березовых крон, которые ветер трепал все настойчивей. Она принесла из гостиной плед, накрылась им, и, кажется, задремала.
Вдруг послышался грохот, крик, вернее даже вопль и потом чертыхание.
Ксения вскочила и побежала в дом. Из чрева гостиной раздавались стоны и оханья. От волнения Ксения не сразу нашарила выключатель, а, когда свет все же удалось зажечь, то открылась странная картина. Внизу под лестницей сидел Васька, держась за ногу, охая и неприлично матерясь, рядом лежала глиняная девушка с бедром, но без головы, а чуть поодаль застыла, прижав ладонь ко рту Наталья Иосифовна.
Что здесь происходит? взревела Ксения.
Не знаю, баб, я заснуть никак не мог, на улицу поперся, наткнулся на кого-то в темноте, а тут эта баба с горшком на меня шандарахнулась. Я едва успел отскочить и ее оттолкнуть сказала Васька, указывая на все еще молчащую и зажимающую рот блондинку в светлом спортивном костюме. Но по ноге мне эта баба горшком захерачила.
Ксения присела, осматривая Васькину ногу.
Да вроде ничего страшного. Это вы с отцом ее так халтурно закрепили на подставке. Ничего не халтурно, фазеру его коллега какой-то супер клей подарил, мы на него тетку приштырили, она стояла, как это непоколебимо, вот!
Но вот поколебалась- таки, констатировала Ксения. Наталья Иосифовна, а вы как?
Я в порядке, ответила та, не отрывая ладони ото рта. Все хорошо, спасибо.
Ну давайте спать, а я тут все в угол задвину, а завтра разберемся. Ты, Вась как, можешь идти?
Да вроде могу, Василий встал и, припадая на правую ногу, начал подниматься по лестнице.
А вы, Наталья?
Да-да, я сейчас пойду к себе, не беспокойтесь.
Ксения, посмотрев на стоящую возле лестницы невредимую Наталью, подумала, что внук нуждается в ее помощи больше, и пошла вместе с прихрамывающим и театрально стонущим Васькой вверх по лестнице.
Когда пойдете к себе, погасите свет, попросила она Наталью.
-Свет в гостиной погас в тот момент, когда Ксения открывала дверь в свою комнату, но шагов на лестнице в правом крыле она не услышала. Она улеглась в постель, но еще довольно долго ворочалась с боку на бок, прилаживая подушку поудобнее, прислушиваясь к звукам ночного дома, и ей мнился скрип половиц, шарканье ног, тиканье часов. «Парки баьбе лепетанье, спящей ночи трепетанье, жизни мышья беготня».
Глава шестая
Ксения проснулась посреди ночи от каких-то воплей и стонов и некоторое время не могла понять, где она и что с ней. В конце концов, сориентировавшись во времени и пространстве, она догадалась, что шум, похожий на стенания и вопли, доносится снаружи. Она выглянула в окно и присвистнула на улице бушевала настоящая буря. Клонились долу березы на аллее, волны захлестывали пирс, несколько шезлонгов с террасы унесло на газон и там ветер таскал их, будто это были как пустые консервные банки, а не террасные лежаки. Ксения Петровна собралась было бежать спасать шезлонги, но быстро сообразила, что высокий бордюр газона не даст им улететь в открытое море, а вот ее на улице ветер может сбить с ног, и будет она кататься, как сбитый кегль, вместе с шезлонгами. Она спустилась вниз в гостиную, проверила, все ли окна закрыты, посмотрела, как дрожит под ударами ветра стеклянная стена и даже, как ей показалось, люстра тихонько раскачивается под потолком. В отблесках фонарей в углу мелькнуло что-то белое.
Женская рука? Кто-то там лежал в углу неживой пугающей кучей. Преодолевая страх, Ксения двинулась по направлению женской руки, тянущейся к ней из угла гостиной, и только подойдя чуть ближе, поняла, что это останки разбившейся девушки с амфорой. Глиняное бедро нежно изгибалось в свете фонарей, рука с маленьким осколком кувшина тянулась вперед, а головы нигде не было видно, наверное, закатилась в угол. Ксения облегченно вздохнула, еще раз посмотрела на темный бушующий хаос за окном, потом опустила на окно жалюзи и включила ночной свет: лампу на потолке в углу гостиной, которая освещала мрак огромного пространства холла очень приглушенным, успокоительным светом.
Баню они вчера замкнули на ключ, все двери тоже должны быть закрыты, так что все в порядке, наверное. Но на всякий случай Ксения проверила парадный вход заперто, вход на задний, рабочий двор тоже был закрыт. Еще оставался аварийный выход через нижний подвальный этаж. Ксении было лень да и страшновато спускаться вниз и идти по едва освещенному коридору. Она уже начала подниматься по лестнице в свою комнату, но тут хозяйка в ней победила лентяйку, Ксения спустилась на нижний этаж, почти пробежала по коридору, в конце которого находилась узкая, винтовая лестница, ведущая на самый верх, на крышу, где был еще один любимый ею затейливый архитектурный сюрприз: крышу украшала маленькая надстройка в форме фонарика. Из окон на все четыре стороны открывался дивный вид на морские просторы и дальние острова. И можно было наблюдать просто пугающей красоты закаты и рассветы. Но, конечно, сейчас Ксения не собиралась взбираться на крышу, она поднялась только на один лестничный пролет и толкнула находящуюся там дверь «аварийного» выхода, чтоб убедиться, что и та закрыта. Но дверь, немного посопротивлявшись, вдруг подалась и начала тяжело открываться. В образовавшийся просвет сразу ворвался воющий ветер. Ксения поспешно захлопнула дверь и закрыла ее на засов.
Молодец, что не поленилась проверить, похвалила она себя. Дверь, конечно, открывается нелегко, но и буря нешуточная, береженого бог бережет.
Добравшись до дивана, Ксения уютно закуталось в одеяло, но заснуть не могла еще долго. Она почему-то вспомнила свою приемную мать, которая любила гулять в ветреную погоду и, выходя, всегда заявляла: «Ну пойду я «в мир, открытый настежь бешенству ветров». Вспомнив маму, Ксения вспомнила вдруг и себя отроковицей, распевающей у костра песни про то, как «ветер рвет горизонты и раздувает рассвет», а рядом сидит парень из отряда «Романтики» и вдруг накрывает ее руку своей. Ксения почти явственно ощутила пережитое тогда сладкое оцепенение, страх пошевелиться и спугнуть эту мужскую руку робкую и властную одновременно. Она ни имени, ни лица парня-романтика сейчас не вспомнит, а эту дрожь ожидания чего-то невообразимо нового и непостижимо прекрасного надо же помнит телом и спустя бог ты мой почти полвека.
Ой, надо спать, завтра поминки. Скорей бы уж все прошло, и уехали эти, славные, наверное, но незнакомые и не очень нужные ей люди, и она опять осталась бы одна на своем спокойном острове в компании с орущими, как молодые поросята, чайками. Почему-то перед рассветом чайки начинают орать особенно пронзительно то как зверь завоют, то заплачут, как дитя. И еще они умеют лаять и хрюкать, а вот петь соловьем нет, никак. Одна крупная чайка (Ксения величала ее Ниной Заречной) иногда подлетала к дому, садились на оградку террасы и смотрела на нее хищным, вызывающим тревогу взглядом. А потом, коротко простонав, улетала. Хотя, скорей всего, это были разные птицы, а не одна и та же «Нина».
С такими античеховскими мыслями Ксения Петровна заснула.
Глава седьмая
Проснулась она от того, что кто-то стучал в окно. Оказалось, что ветер за окном такой страшной силы, что гнет высокую крепкую березу, растущую недалеко от дома, и ее ветки теперь достают до окна Ксении Петровны.
Надо же, как резко погода изменилась, подумала она. Вася, правда, вчера что-то говорил про шторм. Но это уже не шторм, а штормище.
Ксения потянулась за мобильником, чтоб посмотреть в Интернете прогноз погоды на сегодня, но Интернет не работал. И вообще никакой связи не было. Мобильник остался только кладбищем и парадом иконок приложений: ни открыть эти приложения, ни позвонить, ни послать смску, ни погуглить что-либо не получалось.
Ксения не числила себя в числе гаджетозависимых людей, но, глядя на телефон, превратившийся в фотоальбом, почувствовала себя неуютно.
Она надела домашнее платье и вышла из комнаты. Часы над лестницей показывали 9.15. В гостиной было пусто, но снизу раздавались звуки и голоса. Ксения спустилась в подвальный этаж и увидела, что Райво и Лемпи в масках на лице, распаковывают контейнеры с едой и посудой.
Наверное, надо сразу накрывать стол для поминок, решила Ксения. Из дома сейчас не выйти, в доме делать особенно нечего, не в лото же играть.
Когда все проснутся и приведут себя в порядок, сядем за стол. Сначала кофе попьем, поговорим о покойном, а потом можно будет перейти к еде и питью. Ну по крайней мере, я им предложу сделать так. Зачем мы будем слоняться по дому, выжидая какого-то урочного часа?
Она пошла искать Катю или Ваську в качестве переводчиков и обнаружила дочь, сидящей в углу гостиной в позе лотоса. Жалюзи были подняты и уставившись в хаос за окном, Катя пыталась добиться гармонии в своей душе. За окном же творилось что-то невообразимое: море бушевало; привязанную к пирсу лодку поднимало волной и било о причал, волны заливали пирс, деревья под порывами ветра склонялись почти до земли; все вазочки, фонарики и прочий сисустус, развешанный и расставленный Катей на террасе, был давно уже унесен ветром и плыл, наверное, к берегам родной икейной Швеции.